Тут и история Бородинского сражения, и военные игры. Италия, уважаемая издалека, все еще почтительно. И военная жизнь аристократического полка нарушает жизнь какого-то мелкого чиновника, который как бы защищен законом и все-таки не защищен.
Моды не костюм, а модель костюма; что едят герои, меню их, молодая железная дорога, спиритизм с вращающимися столами, соблазн поменяться желаниями чудного на маленькое – все это четкие, определенные, подневные события «Анны Карениной».
Имена и фамилии показывают, откуда, с какой точки зрения, сделаны обозрения жизни и съемки жизни. В романе все перевернулось и никак не может уложиться.
7. «Капитанская дочка» Пушкина
Литературный поиск – поиск нового смысла жизни; отодвигается древнее толкование и создается новое, как бы вечное.
Первичная необходимость, недовольство предпониманием – это основное в ходе искусства, это столкновение разных необходимостей, это как бы конспект иначе не познаваемой истории и ее разрешение.
То, что переживал Пушкин, то, что переживал Толстой, это как бы предчувствие землетрясения, обреченности, существующего.
Так звери, которым не дано сознание, не дана необходимость формулировать, мучаются перед катастрофой.
Герцен писал о природе: «Природа! Окруженные и охваченные ею, мы не можем ни выйти из нее, ни глубже в нее проникнуть. Непрошеная, нежданная, захватывает она нас в вихрь своей пляски и несется с нами…
…Она любит себя бесчисленными сердцами и бесчисленными очами глядит на себя. Она расчленилась для того, чтобы наслаждаться собою.
Ненасытимо стремясь передаться, осуществиться, производит она все новые и новые существа…»
Это то, что иногда проходит через заблуждения, но не знает загнивания уже не нужного, прежде прекрасного, непривычного, но необходимого.
Александр Блок в речи в годовщину смерти Пушкина там, на краю города, с четкой печалью говорил о смерти Пушкина, настаивая, что имя Пушкина веселое имя.
Он жил в долгах; любимый друзьями, понимаемый читателями, если их брать целиком, всем тиражом; вероятно, полупонимаемый женой; кто-то украл в Румянцевской библиотеке в годы революции письма Натали Пушкину. Письма поэта к жене написаны и посланы к умному человеку. Поэт как бы шутя добивается равенства. Понимание равенства, вероятно, было трудным.
Но не будем пытаться переделать жизнь великих людей; они имеют право на свое счастье и свое несчастье, и эту корректуру мы не должны брать на себя.
Мы получаем прибыль – вещи, романы, стихи.
Толстой упрекал Ренана, что тот писал слишком реально. Толстой говорил – золото находят в песке, но не нужно думать, что в песке главное; писатель промывает песок; не надо возвращать внимание искусства только к истокам и к преждебытию – к песку.
Мучения писателя, смена вариантов, как будто похожих друг на друга, позволяют иногда увидеть за писателя, не прошлое, а будущее.
Увидеть его без страха перед будущим.
Пушкин писал при многих трудностях, при подозрении цензуры и при приблизительном понимании немногих.
Он писал поэту Денису Давыдову, военному и поэту, заслуживающему уважения, что он направляет к нему «Историю Пугачевского бунта», и характеризует самого Пугачева известными строками:
В передовом твоем отрядеУрядник был бы он лихой.
Он сопоставляет Пугачева, участника войн, с большими событиями.
Но как написать?
Цензура не пропустила название.
Название Пушкина «История Пугачева» заменено: «История Пугачевского бунта».
Он не мог написать о Пугачеве внятно. Мог только привести воспоминания о старой женщине, которая попросила называть Емельяна Пугачева Петром Федоровичем, императором, а не самозванцем.
Пушкин видел места, выжженные для того, чтобы победить Пугачева, видел изуродованных людей, видел виселицы.
Но как написать?
Как разгадать правду природы бунта?
Пушкин говорил о поэтичности пугачевских прокламаций.
Приступая к работе над Пугачевым, Пушкин имел сперва несколько планов.
Гринев, невольный свидетель бунта, сын того дворянина, который сам держит в своей усадьбе воровской притон, но это здесь мелко, это чем-то напоминает предысторию Дубровского, это не сближает Пугачева с крупными фактами истории.
В планы повести Пушкин заносит как будто эпиграфы к отдельным главам.
Это странный случай: эпиграф являет парадное платье прозы; здесь они предшествуют рождению прозы.
Вернемся к повести «Капитанская дочка».
Все эпиграфы, относящиеся к Пугачеву, взяты из таких стихотворений, в которых строчкой позже или строчкой раньше упоминается слово «российский царь». Например, в главе X, «Осада города», эпиграф таков:
Заняв луга и горы,С вершины, как орел, бросал на град он взоры.За станом повелел соорудить раскатИ, в нем перуны скрыв, в нощи привезть под град.
Это место у Хераскова в контексте «Россияды» выглядит так:
Меж тем Российский Царь, заняв луга и горы:С вершины, как орел, бросал ко граду взоры;За станом повелел сооружать раскатИ, в нем перуны скрыв, в нощи привезть под град.
Так описывается у Хераскова взятие Казани Иваном Грозным.
К главе VI у Пушкина эпиграф:
Вы, молодые ребята, послушайте,Что мы, старые старики, будем сказывати.
ПесняЭта песня приведена в «Собрании разных песен» Чулкова:
Вы, молодые ребята, послушайте,Что мы, старые старики, будем сказывати,Про Грозного Царя Ивана про Васильевича,Как он, наш Государь Царь, под Казань-город ходил.
В сказке, рассказанной Гриневу, сам Пугачев называет себя орлом, который воли хочет, а не крови. Гринев спорит, Гринев возражает, что бунт создал трупы. Но в эпиграфе в главе XI, взятом будто бы из Сумарокова, Пугачев назван львом.
В ту пору лев был сыт, хоть с роду он свиреп.«За чем пожаловать изволил в мой вертеп?» —Спросил он ласково.
Дано указание: А. Сумароков.
Но такого стихотворения у Сумарокова нет. Пушкин сочинил его. Лет десять тому назад нашли черновик эпиграфа. Приведу отрывок:
Мятежная слобода(В то время лев)(лев вопросил без гнева)(без страшна рева)Лев (за чем пожаловать изволил в мой вертеп?)В ту пору (был) был сыт хотьхоть онСказал лев ласково духом (и) свирепВ ту пору Лев был сытхоть с роду он свиреп,«За чем пожаловать изволилВ мой вертеп?»
Четыре уточняющих надписания.
Почему мы интересуемся эпиграфами?
Эпиграф как бы подготовляет, это как бы указание пути к большим событиям и показу больших людей, что в этих эпиграфах остаются, и вот только в них, в эпиграфах, и есть крупный показ – хотите – восстания Пугачева; они укрупняют в наших глазах то, что порою кажется обычным.
Теперь можно сказать – и это было открытием Пушкина.
Эпиграфы, взятые из разных произведений, с разных сторон, с разных точек зрения и по-разному освещают главное событие.
Книг в России было не так много; не многие люди держали книги в своих шкафах. Но предчувствие звука, как бы намерение эпиграфа наводили невидимо читателя на высокое чтение.
Марина Цветаева написала очерк «Пушкин и Пугачев», где на первой же странице было слово «вожатый», указывая на то, что в произведении «Капитанская дочка» ведет читателя Пугачев; и я рад, что встретился на одной дороге с великой писательницей.
В 1937 году я в маленькой книге заметок о прозе Пушкина, может быть невнятно, сказал то же.
Буран под Оренбургом был описан Аксаковым, откуда перешел к Загоскину. Он в «Юрии Милославском» показал казака, вызволяющего князя во время бури из беды.
Описания метели в «Капитанской дочке» и у Аксакова совпадают деловитой патетичностью.
Киршу, слугу Юрия Милославского у Загоскина, лучший характер во всем романе, заменил Пугачев своей тайной речи; он, Пугачев, спасает барина за ничтожную ласку, за то, что и ему в лишающую человека зрения бурю, когда человеку было холодно, подарил заячий тулуп.
Этот заячий тулуп недаром попадается.
Пушкин взял его из книги «Ложный Петр III». Там во втором томе, среди документов о пропавших вещах, один дворянин жалуется, что у него пропал заячий тулуп.
Но Пугачев за случайную встречу вызволил Гринева из беды.
Он освободил его, и ему помог в этом деле советник с вырезанными ноздрями, бывалый человек.
Пугачев узнал в час казни, узнал с лобного места Гринева в толпе и поклонился ему.
Он вне страха.
Сам Гринев описан Пушкиным любовно, с милыми неудачами, но роман кончается рассказом о том, что потомки Гринева в числе десяти «благодетелей» своей деревни: десять хозяев в одной деревне; было ироническое слово того века – десятипановка; это почти нищета. Гриневка недалеко ушла от этого.