неглиже. Под лучами солнца аж поблескивали! Правда, тому, у которого Виталий отобрал ружье, было на свою внешность плевать: дважды приходил в себя и дважды терял сознание, ибо незафиксированные переломы – штука болезненная. Остальные скрипели зубами, но это была единственная доступная им сейчас форма возмущения: за попытку высказать, что они думают по поводу происходящего, Виталий, не мудрствуя лукаво, врезал обоим по зубам рукояткой ножа, так что по меньшей мере с парой-тройкой зубов оба чудика распрощались.
Ну а потом, как это часто бывает, одна из проблем исчезла сама собой. Из леса вначале выскочила собака, а потом и спутницы, да не одни. Катерина вела Седого, держа его за заломленную руку. Вроде бы небрежно держала, но Виталий моментально определил: вырвать локоть из сустава она может, всего лишь чуть-чуть ее довернув. В такой ситуации не подергаешься.
Седой, честно говоря, и не пытался. Очень похоже, дух драного орла был сломлен еще до того, как его скрутили. Достаточно посмотреть на разбитые и напоминающие оладьи губы, похожий на пельмень нос и огромный фингал под глазом. Когда он приблизился, Виталий разглядел еще и струйку крови, стекающую из уха: очень похоже, ему для полноты ощущений барабанную перепонку выбило. Хорошо же его… Воистину, женщина – слабое, беспомощное существо, от которого нет спасения.
– Я смотрю, ты не скучал тут, – заметила Татьяна, идущая налегке, только покачивая в руке собачьим поводком.
Виталий присмотрелся, сравнил фингал на лице Седого с массивным железным карабином, что пристегивается к ошейнику, и пришел к выводу, что незадачливому охотнику на женщин еще повезло. Придись удар этой штукой чуть выше – лишился бы глаза.
– Не дали, гады. Хотя шашлыки готовы, сейчас буду ставить вторую партию.
Девушка удивленно подняла левую бровь, ухитрившись заломить ее так, что одним этим движением передала массу чувств. Знать бы еще, каких. Но получилось здорово, в сочетании с прилипшими к щеке рыжими сосновыми чешуйками коры, вообще бесподобно. Зато Катерина отнеслась к происходящему как к должному и спросила:
– А с этим что делать?
– Паковать. Хотя… Знаешь, давай-ка этого ветерана моржевания в речку. Он любит водные процедуры. И, говорят, они для здоровья полезны. Только привязать надо, чтоб течением не унесло… раньше времени.
– Я-и-и-и!
Что хотел сказать Седой, как прокомментировать решение самозваного доктора, так и осталось загадкой. А все потому, что Катерина чуть шевельнула рукой, и всякое желание спорить у мужичка пропало напрочь. Действительно, грубая сила разрешила больше конфликтных ситуаций, чем ум, логика и примкнувшая к ним совесть, вместе взятые.
Поглядев на результат, Виталий одобрительно кивнул и поинтересовался:
– Где так научилась?
– Карате. Коричневый пояс.
– Неплохо, неплохо… – Маленький кусочек действительности щелкнул и встал на свое место. – Руки ему смотайте. Стоп, не так шустро. Вытряхните из пуховика, смотайте руки – и вон туда, в водичку макните. Авось со второго раза дойдет, что людей стоит уважать.
Когда Седого тащили макать в удобную ямку как раз там, где ручей, соединяясь с рекой, выбил себе удобное русло, он матерился как сумасшедший. Особенно прошелся по Татьяне, которую в лесу, не сообразив в первый момент, кто охотник, а кто дичь, попытался малость полапать. Ну, она его железякой в глаз и приложила, а теперь он выражал, так сказать, недовольство, персонифицируя его на девушке. Пришлось угостить его прикладом в солнечное сплетение и, когда он задохнулся от боли, предупредить:
– Слушай, ты, выкидыш. Еще раз откроешь на нее свою пасть, до суда не доживешь.
Подействовало. А то, что глазами злобно блестел, так это никого не волнует. Здесь дела поважнее есть. К примеру, шашлыки стынут…
– Он там не сдохнет? – поинтересовалась Катерина, вгрызаясь в свою порцию.
– Сдохнет так сдохнет, – безразлично пожал плечами Виталий. – Тебе его так жалко?
– Да вроде бы нет.
– Ну так ешь давай. Кстати, эти козлы тебе никого не напоминают?
– Да нет… Хотя голоса похожи.
– На кого?
– Ну, на тех, кто меня тогда похищал.
– Замечательно. Эй, вы! – Виталий, переворачивая шашлыки, между делом прицельно пнул ближайшего пленного по лодыжке. – Похищали даму? Не слышу мычания.
– Нет, – зло отозвался предводитель.
Челюсть у него после удара еще болела, что несколько снижало качество голоса, но Катерина бодро закивала:
– Он, он…
– Замечательно. Один вопрос можно считать решенным. А ты, – Виталий снова пнул жертву в то же место, заставив ее болезненно скривиться, – прекращай ерундой заниматься. Мое время слишком дорого стоит, и компенсацию за него я стрясу с вас запросто. Седой вон сидит себе в водичке, и даже если у него сердце там не прихватит, как минимум застудит все, что можно. Так что до конца его короткой и несчастливой жизни на лекарства работать будет. Хочешь к нему присоединиться?
– Не посмеешь.
– Уже посмел, – чуть заметно улыбнулся Виталий. – Итак, говорить будешь?
Пленный скрипнул зубами, но смолчал. Что же, молчание – знак согласия.
– Что за бумаги вас интересуют?
– Закурить дай…
– Курить – здоровью вредить. Хотя, – Виталий повернулся к девушкам, – был в моей жизни один случай. Стояли мы как-то лет десять назад на побережье Карского моря. Красивейшие места… Вот только зимой ветра были жуткие. И зашел ко мне однажды наш электрик. Весь белый-белый. Я его спрашиваю, что случилось. Оказывается, шел мимо котельной, остановился в закутке, где ветер дул не так сильно, чтоб закурить, и тут на дорожку падает сорванная с этой самой котельной труба. Вот не остановись он закурить – пришибло бы, а так живой. И не рассказывайте мне теперь, как курение жизнь сокращает. Но мы отвлеклись. Итак, что там с бумагами?
На сей раз парнишка решил не искушать судьбу. Все же он был явно не из тех прожженных искателей удачи, что готовы всерьез рисковать не только чужими, но и своими жизнями. Одно дело – тряхнуть лоха, у которого в руках оказался чересчур жирный для него кусок. Ну и забрать его в свои, разумеется, намного более достойные грабки. И совсем другое – нарваться на человека, которому горячо наплевать на их собственные, неповторимые и невероятно ценные, жизни. Который может искалечить просто так, походя. А может и убить – то, что происходило сейчас с купающимся в речке Седым, именно к такой категории и относилось. В общем, при осознании масштабов проблемы очко начинало болезненно сжиматься, штаны тяжелеть, а язык, напротив, развязываться. Слава физиологии!
Итак, бумаги… Что за бумаги, он толком не знал. Известно ему было лишь то, что у Петровича имелись какие-то документы охренительной ценности. Ну а когда он умер, то документы передал наследнику, сиречь