Читать интересную книгу Призрак Рембрандта - Пол Кристофер

— Он назвал мне совсем другое имя. Я знал, что он голландец, но он сказал, что его зовут Дерлаген.

— Это имя его адвоката.

— Так он — один из тех самых Богартов?

— Паршивая овца в семье, — объяснил Билли.

— А-а, то-то я почувствовал, что у нас с ним есть что-то общее, — усмехнулся Остерман.

— Он ведь не просто так к вам пришел, — вмешалась Финн. — Питер Богарт, как и мы, не был праздным туристом.

— Все верно, милая. — Старик помолчал. — Я только не совсем понимаю, какой у вас интерес в этом деле.

— Питер Богарт и мой родственник тоже, — сказала Финн и в ту же секунду поняла, что впервые добровольно признала и отцовство Богарта, и неверность своей матери. Только теперь почему-то это не казалось ей таким уж важным.

— Поня-ятно, — протянул Остерман, разглядывая ее и Билли.

— А как Питер Богарт нашел вас? — спросил тот.

Остерман снова улыбнулся и втянул еще одну порцию лапши, а потом поставил мисочку на соседний стол и негромко, с удовольствием рыгнул.

— Я учился торговать в Берлине, — не торопясь заговорил он, — совсем еще маленьким мальчиком. Мне было тогда лет шесть или семь — слишком мало даже для Гитлерюгенда. Чтобы выжить в Берлине после сорок пятого года, учиться приходилось очень быстро, и прежде всего я усвоил, как постепенно, меняя одну вещь на другую, можно найти именно то, что тебе надо. А еще я узнал, что, ради того чтобы это найти и не дать другим опередить себя, можно пойти на очень многое. Даже на очень неприятные вещи. А еще — что выгоднее всего торговать информацией. И для этого надо все время держать ухо востро. Потом мне пришлось уехать из Берлина, но даже в этой дыре я всегда пользовался теми же принципами. Вы меня понимаете?

— Не очень, — призналась Финн. — Но вы так и не сказали нам, откуда у вас эта золотая статуэтка.

— А вам известно, что это такое?

— Да, — кивнула Финн, — она из Мали. Четырнадцатый век.

— Эпоха мансы Мусы, правителя Мали и Тимбукту, первым из Черной Африки совершившего хадж в Мекку. Да-да, все эти «Копи царя Соломона» вашего Райдера Хаггарда и тому подобное, но дело-то не в этом.

— Так, может, вы объясните нам, в чем дело? — подал голос Хансон.

— Дело в том, где была найдена эта статуэтка и как она там оказалась.

— И где же она была найдена? — быстро спросила Финн.

— Как вы догадываетесь, моя милая, такая информация стоит денег.

— А сколько вам заплатил за нее Питер Богарт? — поинтересовался Билли.

— Вы — это не он, и у нас намечается совсем другая сделка…

— Вы послали Питера Богарта туда, где он, возможно, встретил свою смерть, — резко перебила его Финн. — Может, Питер и паршивая овца, но он тем не менее Богарт, и полиция наверняка очень заинтересуется последним человеком, который видел его живым. Вам очень хочется, чтобы полицейские начали задавать вам вопросы?

— Такая красивая женщина не должна опускаться до угроз.

— Но я-то не красивая женщина, — вступил Билли. — Вам будет легче, если угрожать стану я?

— Легче не будет, — горестно вздохнул Остерман. — Но все-таки нехорошо так обращаться со старым человеком.

— Так вы расскажете нам про статуэтку?

— Я купил ее у довольно неприятного человека по имени Вэй Ян. Он знал, что я люблю такие вещи, потому и принес мне.

— А где можно найти этого Вэй Яна? — снова вмешался Хансон.

— Раньше он держал магазинчик на улице Деван, но его там больше нет.

— А где же он есть?

— Возможно, в морге. Или в какой-нибудь красивой урне. В любом случае он сейчас вместе со своими предками. Недавно он всплыл под причалом на рыбной фабрике с распоротым животом и выколотыми глазами. А на одной руке не хватало пальцев, и заметьте, их отгрызли не рыбы.

— Кто это сделал?

— Кто знает? — пожал плечами Остерман. — Это же Борнео. Или Калимантан — называйте как хотите. Последняя тайна нашего мира. Здесь все еще есть племена, которые собирают и высушивают человеческие головы. Потом они нанизывают зубы на ниточку и опять вставляют их головам в рот. И подвешивают к балкам своих общинных домов. А когда ночью дует ветер, то зубы стучат. Я сам слышал это. А Вэй Ян торговал золотом и занимался контрабандой. Он вел дела с даяками-золотоискателями из джунглей и с penyeludup, контрабандистами. И это мог сделать любой из них, потому что Вэй Ян обманывал всех и все об этом знали.

— А вам известно, как к нему попала золотая статуэтка? — поинтересовался Хансон.

— От контрабандиста по имени Ло Чан — наполовину китайца, а наполовину бог знает кого.

— А откуда она появилась у Ло Чана? — подхватила Финн.

— Вэй Ян уверял, что не знает.

— Или не хотел говорить.

— Вполне возможно, — согласился Остерман.

— А как нам найти этого Ло Чана? — продолжал расспрашивать Хансон.

— У него в Кампунг-Сугуте есть катер под названием «Педанг Эмас». Ходит оттуда в Замбоангу. Немного пиратствует по дороге. Где-нибудь там его и найдете.

— А где этот Кампунг-Сугут? — заинтересовалась Финн.

— На севере залива Лабук в море Сулу, — объяснил Остерман. — В устье реки Сугут, сразу за отмелью Тегепил. Чан живет там с женщиной по имени Цай Куин Ма. Она командует в одном из его борделей. Похожа на козу, нарядившуюся в платье. Ни с кем ее не спутаете.

Они поймали еще одно водное такси и вернулись на нем в порт. Весь экипаж уже собрался на борту: тем, кого не интересуют оффшорные банки или секс-туризм, заняться в Лабуане особенно нечем. Тоши готовил на камбузе обед, а Элайша Санторо в рубке сидел перед развернутыми картами.

— Надеюсь, мы не собираемся идти на север, — сказал он, едва завидев их.

— Это почему? — осведомился Хансон.

— Только что получил прогноз. В море Сулу дозревает тайфун. Довольно серьезный. Говорят, очень серьезный. Можно сказать, супертайфун. И барометр падает, точно булыжник. — Он повернулся к Билли и Финн. — Так куда мы пойдем?

— На север, — вздохнул Хансон. — В море Сулу.

17

«Педанг Эмас», китобойное судно длиной в сто футов и водоизмещением сто тонн, было спущено на воду задолго до «Титаника». В тысяча девятьсот седьмом году его построили на норвежской судоверфи «Найленд верстед» и присвоили номер 133. Его первым владельцем стала исландская компания, давшая ему имя «Харальдур Христьянсон».

В двадцать первом году судно было продано новозеландской китобойной флотилии и названо «Рангитото». Девять лет спустя оно вернулось к берегам Скандинавии и было куплено компанией, поставлявшей на рынок сардины знаменитого сорта «Ройял Брислинг». Компания не стала использовать его как рыболовное судно, а вместо этого переделала в прогулочную яхту для своего президента. Прямо над крышкой трюма была оборудована комфортабельная каюта, а в сам трюм встроен дополнительный топливный танк.

Теперь судно называлось «Кристианиафьорд». Через несколько лет после переделки в воздухе запахло войной, и «Кристианиафьорд» был отдан в аренду Королевскому флоту Норвегии. Теперь он стал патрульным кораблем и назывался «Хокон VII» в честь престарелого правителя страны.

В апреле тысяча девятьсот сорокового года, после вторжения германских войск в Норвегию, маленькое судно естественным образом вошло в состав военно-морских сил вермахта. Его не стали переименовывать, а просто закрасили старое название на носу, а на трубе написали номер. Старую машину сняли, а вместо нее установили новые дизельные двигатели в две тысячи лошадиных сил, позволявшие патрульному кораблю развивать скорость до восемнадцати узлов. На флагштоке, где раньше висел флаг с изображением сардины, теперь развевался нацистский вымпел.

После войны под именем «Хамерфест» судно много лет работало в каботажном плавании, перевозя вдоль берега небольшие грузы, но в конце девяностых норвежское налоговое законодательство поменялось, и маленькое судно с чересчур мощными двигателями перестало быть рентабельным. Еще несколько раз оно переходило из рук в руки и наконец оказалось в собственности у отошедшего от дел канадского дантиста с прискорбной слабостью к кокаину. Дантист в очередной раз переоборудовал его в прогулочную яхту и назвал «Атропос» в честь первого корабля Горацио Хорнблауэра, героя серии популярных романов об эпохе Наполеоновских войн.

Собственно, этими романами и ограничивались сведения дантиста о мореплавании. В Сингапуре он нанял очень неудачный экипаж, который первым делом отыскал его запасы кокаина. Где-то посреди Палаванского прохода дантиста с перерезанным горлом и вспоротым животом выбросили за борт. Рассказывая эту историю Красавчику Серферу, Ло Чан несколько отошел от истины.

Это он сам скормил доверчивого канадца акулам, а потом точно так же поступил со своим партнером и всеми прочими членами экипажа, предварительно в стельку напоив их. Все это произошло вскоре после того, как они обнаружили чокнутого японца на плоту. Ло Чан, почти неграмотный и не слишком сообразительный, разумеется, не подозревал, какое значение имеет штамп на маленьком слитке. Он знал только, что это золото и что он не собирается ни с кем делиться. А кроме того, он вполне мог справиться с управлением судна «Атропос», или «Педанг Эмас», как оно теперь называлось, и в одиночку.