Я быстро направился к нему, за несколько шагов, как полагается по уставу, перешел на строевой шаг и, приложив руку к полям фетровой шляпы, доложил по всей форме, кто я и откуда. В глазах Медведева на мгновение заплясали насмешливые искорки, но он не улыбнулся и ничем не показал, что я кажусь, наверно, смешным здесь, в лесу, в своей шляпе и изрядно поношенном черном костюме с претензиями, однако, на элегантность. Тогда я, конечно, не думал об этом. Мне хотелось как можно скорее доложить командиру о работе луцкого подполья и об обстановке, сложившейся в городе. И я продолжал:
- Разрешите доложить, товарищ полковник...
- О чем еще? - спросил он.
- Об обстановке...
- К сожалению, не могу вас выслушать. Сейчас вы отправитесь на штабную кухню номер два, там вас накормят, потом вы отдохнете, а уж потом мы продолжим наш разговор.
Я сделал протестующее движение, собираясь сказать, что с едой могу повременить, но командир предупредил меня:
- Такова у нас традиция, нарушать которую никто не имеет права. - И он совсем по-дружески, но настойчиво промолвил: - Идите.
На момент я задержался. Где-то в подсознании промелькнуло нечто похожее на разочарование: там, в Луцке, командир отряда представлялся мне косматым могучим старцем с громоподобным голосом, ведь фамилия-то Медведев! А встретил стройного, моложавого военного.
Надо сказать, что о партизанах отряда Медведева среди населения Волыни и Ровенщины ходили легенды, многие из которых, кстати, были недалеки от истины. Называли их "Медведями", говорили, что они бесчисленны, очень сильны, вездесущи и неуловимы. "Медведи" бесстрашно разгуливают по оккупированным городам, проникают в любые оккупационные учреждения, даже в гестапо, и беспощадно карают оккупантов и предателей. Очень многие хотели попасть к "Медведям". Но как их разыскать? И тут возник слух, будто "Медведи" носят под рукавом на запястье левой руки железную цепочку, к которой прикреплен медвежий коготь.
Я, конечно, понимал, что это не более чем романтический вымысел, но он в значительной степени соответствовал моему собственному душевному настрою, и мне, как члену луцкой подпольной организации, действовавшей по заданию командования отряда Медведева, очень лестно было представлять себе медведевцев и их командира какими-то необыкновенными героями.
И вот теперь командир "Медведей" стоял передо мной. Сдержанная уверенная сила исходила от него и передавалась мне. Все мои тревоги разом исчезли - я безоговорочно поверил в этого человека и твердо знал, что отныне моя судьба в надежных руках: с таким ничего не страшно, хоть в огонь и в воду!
И я направился к кухне. А вскоре убедился, что прием, оказанный мне, был вовсе не исключением, а действительно одной из многих прекрасных традиций медведевского отряда: встретить новичка человеческим теплом, накормить, дать отоспаться, отогреть душу у ночного костра в сердечной беседе с товарищами, предоставить человеку возможность обрести себя после долгих месяцев оккупационного режима, прежде чем вручить ему оружие, сделать активным бойцом.
Здесь заботились о человеке не на словах, а на деле. Как-то хмурым осенним днем, когда по желтым осиновым листьям уныло и сонно шелестел затяжной дождь, нашей роте было приказано построиться. Раздалась команда: "Смирно!" - и командир роты подбежал к Медведеву, который неожиданно вдруг возник из-за деревьев. Он принял доклад, скомандовал: "Вольно!" - и направился вдоль строя, внимательно изучая нашу обувь. В общем, это было малопривлекательное зрелище, но особенно бросались в глаза ботинки одного партизана, состоявшие лишь из верхней части, подошва в них отсутствовала вовсе. Медведев остановился, потом посмотрел на ноги командира роты, а тот как раз недавно справил себе в хозчасти щегольские хромовые сапоги.
- Разуйтесь! - приказал ему полковник. Тот снял сапоги. - А вы примерьте, - предложил он владельцу ботинок. - Как, впору, не жмут?
- Никак нет, товарищ полковник!
- Вот и носите на здоровье.
Командир роты стоял красный как рак - он уже все понял.
- Разойдись! - скомандовал Медведев и стал о чем-то беседовать с командиром роты.
К первым заморозкам все мы были обуты более или менее прилично. Себя командир роты обеспечил в последнюю очередь.
К тому времени, когда я пришел в отряд, традиции медведевцев прочно сложились и являлись неписаным уставом повседневной жизни партизан. В первую очередь это были, конечно, традиции боевые, но и своеобразный партизанский быт являлся тоже традиционным, и в нем сказывалось исключительное умение командира и комиссара максимально использовать для общего дела способности и профессиональные навыки отдельных людей.
Первый самолет с Большой земли медведевцы приняли неудачно - помешал туман, и машина при посадке получила такие повреждения, что подняться в воздух уже не могла. Летчики, к счастью, не пострадали. Решено было снять с самолета все, что возможно, а затем сжечь его. Снят был, в частности, и крупнокалиберный турельный пулемет. Но возник вопрос, как его использовать, как приспособить в качестве пехотного оружия? Медведев вызвал к себе сержанта Григория Шахрая. Изучая анкетные данные своих подчиненных, он запомнил, что Шахрай до войны работал слесарем в ЦАГИ.
- Сможешь с ним сладить? - спросил Медведев.
- Постараюсь, товарищ полковник!
И вскоре Шахрай соорудил для пулемета тяжелый лафет на колесах от телеги. Пулемет использовался в основном во время диверсий на железной дороге, главным образом против паровозов. Паровозный котел он превращал в решето и при этом производил чудовищный грохот, нагоняя на немцев невероятную панику.
Испанец Ривас никак не мог найти себе применение в отряде - щуплый, физически слабый, он не способен был нести боевую службу наравне с другими. При переходах он так уставал, что его приходилось сажать на повозку вместе с ранеными. В конце концов ему предложили отправиться обратно в Москву с первым же самолетом, который прилетит в отряд. Ривас с горечью согласился.
Однажды он увидел, что один из партизан возится с испорченным автоматом. Испанец подошел, посмотрел и предложил попробовать отремонтировать оружие - по специальности Ривас был авиационным механиком. Оказалось, что в диске автомата лопнула пружина. Ривас отыскал в хозчасти сломанный трофейный патефон, вытащил из него пружину и пристроил ее к автомату. Оружие вернулось в строй.
Этот случай принес испанцу славу оружейного мастера, и к нему потянулись партизаны с "больным" оружием. Разведчики достали для него тиски, молотки, напильники, щипцы, и Ривас целыми днями пилил, сверлил, резал. Множество испорченного оружия всех систем и марок стало действовать. Так нашелся в отряде оружейный мастер.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});