Читать интересную книгу Дольчино - Станислав Жидков

От белоснежных, покрытых вечными льдами склонов Монте Роза, где берёт своё начало бурная Сезия, стелется меж скалистых отрогов Альп живописная долина. Могучие ледники щедро питают её водой. Вальгранде — одна из самых плодородных долин Италии. Величественна и сурова природа этих мест. Неприступные вершины, поросшие хвойными лесами хребты, узкие ущелья.

Почти в центре долины, где горный поток Масталлоне впадает в Сезию, лежит древний Варалло. На крутом холме у реки с незапамятных времён высится маленькая цитадель Сакро Монте. За её белой каменной оградой виднеются крыши старинных храмов и церквей. Когда-то там помещался весь город. Но за последние столетия он сильно разросся. Главная площадь переместилась к подножию холма. Крепкие стены опоясали новые улицы, спускаясь к самому берегу.

В тот день Варалло с раннего утра был взволнован тревожной вестью. Прискакавший из Боргосезии местный судья Гульельмо Торниелли сообщил о приближении патаренов. Из Рокка Пьетра, Кварона и других селений, расположенных вдоль реки, под защиту варальских стен сбежались священники, дворяне, их домочадцы и челядь. На площади перед собором Сан Гауденцио настороженно гудела толпа. Во дворце подесты собрался совет избранных граждан. Между отцами города разгорелись ожесточённые споры Одни требовали в случае нападения отступников наглухо запереть ворота и драться до последнего. Другие, более осторожные, настаивали на том, чтобы выслать навстречу Дольчино послов и предложить ему выкуп, лишь бы он провёл мимо своё войско.

Сеньор Бруцати дель Романьяно, ставший недавно варальским подестой, бросил на стол боевую перчатку.

— Покарай меня бог, если я стану торговаться с гаттинарскими ворами! Мы встретим их мечом!

— Просить о чём-то взбунтовавшийся сброд? Обратиться самим к тряпичникам? После этого мне придётся стыдиться своих шпор! — заявил барон Лоренцо ди Кавальо.

— Что скажет епископ, когда узнает о переговорах? — вторил им Дженардо ди Палестро, каноник собора Сан Гауденцио.

— Но кто будет защищать город? Уж не вы ли, святой отец? — возразил один из синдиков.

— У нас хватит сил отразить приступ, — упрямо стоял на своём Бруцати. — Двести стрелков Фердинандо Гелья, мои латники, люди Лоренцо ди Кавальо и других дворян — разве этого не достаточно?

— И вы надеетесь отстоять с ними стену длиной в три мили? — насмешливо спросил старейшина сукнодельного цеха Либорио Бениньо. — При всех усилиях здесь не набрать и тысячи воинов. Судите сами, можно ли устоять против армии, которая дважды разбила крестоносцев и меньше чем за час уничтожила монферратскую конницу. Или вам захотелось болтаться на столбах, как верчельским нобилям?

— Тогда почему бы не поднять цехи и не вооружить ремесленников, — предложил варальский пристав Фердинандо Гелья. — Достаточно ударить в набат, и мы будем иметь втрое больше солдат.

— Дать оружие черни? Ты с ума спятил! — возмущённо зашумели со всех сторон. — Это всё равно что вонзить меч в собственную спину. Они давно ждут ересиарха.

— Время уходит! Пора на что-то решиться, — прервал затянувшиеся дебаты судья Гульельмо Торниелли. — С минуты на минуту могут появиться патарены, тогда думать будет поздно.

— Что ж думать? Ясно и без этого, — вытер платком взмокший лоб владелец городских пекарен Криспино. — Раз две трети совета за переговоры, назначим послов и пусть едут к Дольчино!

Большинство синдиков поднялись со своих мест в знак согласия.

Длинной вереницей ползут вдоль берега реки повозки с ранеными, провизией и незатейливым крестьянским скарбом. Держась за борта, бредут дети, женщины, воины. Пастухи гонят общинное стадо и захваченных под Гриньяско коней. Всё дальше в горы отступают повстанцы. Вторую неделю с боями идут они вверх по Сезии. Позади остались Варалло, Балмучча, Скопа.

Среди тяжело вооружённых всадников, прикрывающих колонну, между Лонгино Каттанео и Амброджо Саломоне едет Дольчино. Его доспехи и плащ густо покрылись пылью, глаза слезятся от усталости. Ещё один переход — и Кампертоньо. У этого селения решено дать крестоносцам большое сражение.

Вождь апостолов хмуро смотрит на встающие впереди заснеженные вершины и невольно переводит взгляд на своих людей. Все знают: дальше отходить некуда. Если не удастся остановить здесь крестоносцев, придётся подняться на дикие обледенелые скалы, где нет ни пищи, ни пристанища.

Вновь и вновь он возвращается мыслью к предстоящему бою. Несмотря на разгром монферратской конницы, у врагов втрое больше солдат. Симоне Колоббьяно упрямо идёт по пятам, ни на минуту не забывая об осторожности. Урок под Гриньяско пошёл ему впрок. Попытки расчленить верчельцев и заманить в засаду не удались. Молодой кондотьер искусно избегает расставленных ловушек.

Дольчино провёл рукой по лицу. Неужели они не смогут задержать наступающих? Хорошо ли он поступил приняв предложение варальского магистрата? Не лучше ли было бы штурмом овладеть Варалло и укрыться за его стенами? Но быть запертым в многолюдном городе без провианта и корма для скота — разве не значило это обречь защитников на голодную смерть?

Нет, только умело подготовленный контрудар может принести победу. Надо любой ценой остановить солдат. Тогда страх перед приближающимися холодами и нехватка продовольствия довершат дело. На таком расстоянии от Новары и Верчелли союзники не смогут получать припасы и подкрепления. Тем более в тылу у них отряд Маргариты.

При воспоминании об оставшихся в горной цитадели Дольчино почувствовал волнение. С тех пор как он простился с Марго в то утро, когда в Гаттинару пришла страшная весть о расправе в верчельской тюрьме, им ничего не известно о судьбе маленького гарнизона. От захваченных в последней схватке латников удалось лишь узнать о сгоревшей башне и о том, что маркиз Мабфредо да Салюццо поклялся погибнуть или взять крепость.

Мабфредо да Салюццо

— Гаттинарская ведьма! Опять хозяйничает внизу! — слезая с коня, сказал капитан генуэзских арбалетчиков. — Только что у Прато эти твари перебили обозников и сбросили в реку сорок повозок. Вся солонина и мука достались рыбам.

Мабфредо да Салюццо, его оруженосцы и толпившиеся вокруг рыцари озабоченно переглянулись.

— Как же еретики спустились к Сезии? Мы обложили крепость со всех сторон! — послышались удивлённые возгласы.

— Через посты незамеченным не пройти!

— Может быть, там действует другой отряд?

— Нет, — покачал головой генуэзец. — Маргариту узнал оставшийся в живых солдат. Его сочли убитым и не тронули.

— Кажется, я догадываюсь, в чём дело, — сказал один из рыцарей. — Вспомните башню!

— Неужели отступники изрыли всю гору?

Мабфредо да Салюццо подозвал начальника охраны:

— Расставь добавочные дозоры. Следите за каждым кустом. Остальные пусть готовятся к штурму. Пока светло, они не вернутся. К вечеру начнём приступ. — Маркиз отдал необходимые приказания и, послав за духовником, удалился в шатёр.

Достав из походного сундука изящно инкрустированный ларец, он вынул оттуда расшитую жемчугом ладанку и благоговейно поднёс её к губам. В маленьком парчовом мешочке была зашита частица от гроба господня. Привезённая из Палестины со времён первого крестового похода, священная реликвия более двух веков бережно хранилась среди семейных сокровищ и передавалась по наследству от отца к сыну. Мабфредо верил в силу талисмана, и до сих пор счастье не обманывало его.

Мабфредо да Салюццо надел ладанку на шею и погрузился в раздумье.

Вскоре доложили о прибытии священника. У входа появился приор бенедиктинцев отец Фаустино.

Настоятель сильно изменился. Когда-то пухлые щёки осунулись и поблёкли, выпиравшее прежде брюшко исчезло, сутана мешковато сидела на исхудавшем теле. Глубокие морщины на лбу и складки у рта придавали ему выражение мирской отрешённости. Жилистые, загрубевшие кисти рук свидетельствовали о продолжительном знакомстве с физическим трудом.

— Простите, святой отец, что побеспокоил вас, — с поклоном приветствовал его Мабфредо да Салюццо. — Этой ночью решится моя судьба. Хочу исповедаться и просить благословения.

— Да хранит тебя мадонна и святая троица, храбрый рыцарь, — ответил приор. — Наш долг — всегда служить ближним. Я готов выслушать тебя и буду рад, если смогу облегчить душу одного из достойнейших сынов церкви.

— Боюсь, вы измените своё мнение, когда узнаете, что меня угнетает, — опускаясь на колени, с горечью произнёс маркиз.

— Все мы дети греха, сын мой, — вздохнул Фаустино. — Помни о милосердии всевышнего. Он снисходителен к ошибкам людей и даёт возможность искупать их.

— Мою ошибку легче искупить, чем исправить, — тихо сказал рыцарь. — Под крепостью пали лучшие из моих воинов. Я жалею, что принял участие в походе. Кто вернёт мне понесённые убытки? Даже если удастся справиться с уцелевшими тряпичниками, много ли будет чести от такой победы?