Моя семья никогда не слышала, как я шучу. Они едва поняли то, что я хотел им сказать. Отец Дайен мимоходом заметил: «Он говорит это каждый раз, когда мы встречаемся. Просто не обращайте внимания».
Все успокоились и не придавали значения моим словам, пока я не произнес: «Мы ждем ребенка. В июле. Это девочка. Мы назовем ее позже, а сейчас ее кодовое имя Петуния».
В ту ночь, когда часы пробили полночь, мое пари закончилось. Я проиграл его, но я не чувствовал себя ужасно. Вместо того чтобы признать ограниченность Солнечной системы, я знал, что все еще только начинается.
Глава седьмая. ЛЬЕТ-ПОЛИВАЕТ
На следующее утро 1 января 2005 года все мои домашние проснулись очень рано, чтобы посмотреть на Парад Роз, который проходил в Пасадене каждый Новый год. Я проснулся как раз вовремя: было еще темно, и перед тем как взойдет солнце, я хотел найти в небе Юпитер. Вот оно, непревзойденное совершенство планет: Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун, Плутон.
Возможно.
Еще никто не знает (ну, кроме Дайен, которой я рассказываю все, моих родителей, всех моих аспирантов и нескольких друзей), что через два дня после Рождества я обнаружил самый яркий объект, который когда-либо видел. Я не был уверен наверняка, насколько он большой, и к тому же я проиграл пари, но то, что я нашел, вполне могло оказаться планетой. В честь праздничных дней, в которые я обнаружил новый объект, я назвал его Сантой.
Если бы я обнаружил Санту несколькими годами ранее, моя реакция была бы примерно такой: «Бьюсь об заклад, эта штука намного больше, чем Плутон!
Наконец-то я нашел десятую планету!» Но я стал более скептичным. Кваоар и Седна уже обвели меня вокруг пальца. Из-за своих аномально холодных поверхностей, благодаря которым они казались намного ярче, чем я предполагал. Даже если поверхность Санты окажется ледяной, как и у Седны, это все равно будет означать, что Санта своими размерами не уступает Плутону. А что, если Санта окажется еще более холодным, чем Седна и Кваоар? А что, если поверхность Санты покрыта чистейшим льдом, из-за которого он кажется намного ярче, чем Седна? Нет, я не собирался себя обнадеживать.
Я написал Чеду и Дэвиду о находке. В письме я не решился прямо заявить о том, что она больше, чем Плутон. Однако я так, между прочим, упомянул, что если его поверхность темная - а мы долгое время считали, что большинство объектов в поясе Койпера как раз имеют такую поверхность, - то скорее всего он размером с Меркурий.
Всю следующую неделю Чед, Дэвид и я, пытаясь опередить друг друга, искали старые фотографии, на которых был виден Санта, чтобы определить, по какой орбите он движется вокруг Солнца. Чед был первым. Он объявил нам, что орбита Санты была абсолютно нормальной. «Нормальная» для объектов пояса Койпера означало «вытянутая и отклоняющаяся относительно плоскости эклиптики», опять же если объект со всех сторон окружен другими объектами пояса Койпера. После умопомрачительной орбиты Седны такую новость можно было принять за облегчение. Наконец-то хоть что-то в поясе Койпера имело смысл.
Сейчас я знаю Санту уже по официальному названию, которое выбрал Дэвид, - Хаумеа. Мифологическая Хаумеа - это гавайская богиня плодородия. Все ее дети являлись гавайскими божествами, которые появились из-за того, что оторвались от разных частей ее тела. С астрономической точки зрения Хаумеа была также богата и плодовита. В течение нескольких следующих лег мы нашли большое количество объектов в далеких областях Солнечной системы, которые, как мы можем проследить, когда-то были частью поверхности Хаумеа. Как мы полагаем, давным-давно, когда Солнечная система только начинала зарождаться, Хаумеа, которая была намного больше, чем теперь, столкнулась с другим объектом пояса Койпера, двигающимся со скоростью около шестнадцати тысяч километров в час. К счастью для Хаумеа и для астрономов, удар оказался скользящим. Будь то лобовой удар, Хаумеа была бы совершенно разрушена и ее мелкие кусочки разлетелись бы по всей Солнечной системе. Поскольку это был скользящий удар, центр Хаумеа остался нетронутым, но довольно крупные обломки улетели-таки в открытый космос, а сама Хаумеа осталась вращаться вокруг своей оси быстрее, чем что-либо в Солнечной системе. Некоторые обломки, которые оторвались от поверхности, не смогли улететь очень далеко - по крайней мере два из них стали ее спутниками и сейчас вращаются по орбите вокруг Хаумеа (когда мы впервые их увидели, мы дали им имена Рудольф и Блитзен, однако сейчас их зовут именами дочерей богини Хаумеа: Хииака, которая, в свою очередь, является покровительницей Большого острова Гавайского архипелага, и богини воды и моря Намаки. Остальные куски поверхности так сильно пострадали, что улетели далеко от планеты и превратились в своеобразное облако, вращающееся по орбите вокруг Солнца.
Как оказалось, я не зря решил не обольщаться насчет размеров Санты, то есть Хаумеа. Как я и предполагал, ее поверхность оказалась покрытой чистейшим льдом, и она была намного меньше Плутона.
Когда Санта/Хаумеа была обнаружена, все это было не так очевидно. Она выглядела как вполне обыкновенный, хоть и очень яркий, объект пояса Койпера. Дэвид первый заметил в нем что-то странное: Хаумеа становилась то более яркой, то более тусклой каждые два часа. Дэвид предположил, что причина в том, что Хаумеа была продолговатой формы и поэтому при вращении резко переворачивалась каждые четыре часа.
Уф, вот вроде и все.
Но затем мы обнаружили два ее спутника.
Мы подумали, что это очень странно.
Только спустя полтора года после того, как мы нашли Хаумеа, пазл наконец сложился. Это случилось около полуночи, в отеле на берегу острова Сицилия. Крис Баркум, одна из моих аспиранток, должна была проводить презентацию на следующее утро на международной конференции, посвященной ее диссертационной работе (она изучала множество относительно ярких объектов, которые как раз обнаружила наша скромная компания: Чед, Дэвид и я). Поверхность одной группы этих объектов оказалась намного более холодной, чем у остальных. Я попросил ее сконцентрироваться и постараться понять, что с ними не так. Около полуночи, накануне выступления, она многое поняла, но не могла ничего объяснить. Мы уселись на диван в холле отеля, чтобы поговорить.
Мы смотрели и смотрели на характеристики этих странных ледяных объектов, но в голову не приходило ничего разумного. Наконец, она произнесла: «Ой, как интересно! Их орбиты практически одинаковые».
Разве?
«Ага, смотрите. А знаете, что еще более интересно? Санта вращается по такой же орбите».
За всю мою научную жизнь больше всего открытий было сделано при первом взгляде. Картинки появлялись на моем экране, и я сразу же видел то, что искал. Я знал, что никто никогда не видел этого раньше и поэтому чувствовал большую ответственность. В этот раз все обстояло по-другому. Здесь не было экрана компьютера и появляющихся на нем фотографий. Мы просто сидели на диване. Вдруг меня осенило. Все сразу встало на свои места. Вращение Санты, его спутники, небольшие ледяные объекты, летающие вокруг него: все они стали «жертвами» огромного взрыва или столкновения, которое произошло тысячелетие назад. Спутники и странные ледяные куски, летающие вокруг крупных объектов, - все они на самом деле являлись обломками, оторвавшимися от поверхности в результате, как мы уже теперь знаем, мощнейшего столкновения где-то на задворках Солнечной системы. Ага!
Крис выступала на следующий день. Она грамотно разложила на части весь свой рассказ, суть которого мы обсудили как раз прошлой ночью, и собрала их вместе так, что в итоге получилась целая история о самом драматическом событии, которое произошло за всю историю Солнечной системы. У всех захватило дух.
У нас ушло несколько лет, начиная с того момента, как мы обнаружили Хаумеа, чтобы узнать все мелкие детали и подробности. Даже и сейчас мы все еще продолжаем изучать ее и узнаем все больше и больше нового. В первые дни после открытия Хаумеа была просто Сантой, и все, что я знал, так это то, что есть большой и очень яркий объект где-то на краю Солнечной системы, который ждал все это время, чтобы его начали изучать как раз в самом начале нового года.
В те дни в моей голове крутились другие мысли, помимо Санты. Я старался как можно быстрее закончить изучение старых фотографий в поисках новых объектов и собирался сделать это еще до конца года. За это время я не только истощил себя - я впал в отчаяние. Признаю, что я стал меньше думать о задворках Солнечной системы, но больше об эмбриональном развитии и раннем воспитании малыша. Время, которое я мог бы потратить на изучение ночного неба, я тратил на чтение книг, рассказывающих о том, как ребенок появляется на свет, когда начинает улыбаться. Я оставался одержимым, но поменял предмет моей одержимости.