А предполагалось следующее: утверждённая постановлением группа направляется на «притирку» в закрытый лагерь, где должна пробыть в подготовке около трёх недель. Этот лагерь — последняя точка, перед отправкой на Пик Победы.
Что за «притирка» такая я понятия не имел. Но ожидать чего-то хорошего от Кайрата не приходилось. Впрочем, думалось мне, что выходить в открытый конфликт он не посмеет — все-таки меня теперь просто так не возьмешь.
Одно радовало — я смогу встретиться вновь со своими друзьями. А группа попалась, о какой только можно мечтать.
Но Куликов развеял мои тревоги. «Притирка» — это последний этап, предполагающий психологическую совместимость участников. При подъеме на высоту, тем более такую сложную, важна не только физическая подготовка, но и совместимость участников. Совместное проживание в лагере поможет нам адаптироваться друг к другу, окончательно сплотиться уже избранной группой.
— Бывает такое, когда друзья понимают друг друга практически без слов, — сказал Куликов. — Известно такое? Вот и здесь в идеале нужно добиться такого. Сам понимаешь, что сплоченная команда легче преодолеет все преграды. А вот разлад может бед наделать очень больших. Так что следи за группой, за ее участниками, старайся понять каждого.
— Но заменить я никого не смогу, если вдруг…
— Не сможешь, — оборвал меня Куликов. — Список сам видел, уже Леониду Ильичу уже этой Айдынович показал. Назад пути нет.
Я понимал, почему он это сделал — чтобы закрепить всех участников группы, в том числе и Костарева. А значит именно от Костарева и стоит, в конце концов, ждать какой-то подставы. Видимо пришли к общему знаменателю, опять спелись.
Наконец, настал день заветной встречи, в сопровождении угрюмого охранника, представленного ко мне, я отправился в тот самый закрытый лагерь.
Путь на машине занял около двух часов. Мы приехали в живописное место. Повсюду здесь росли вековые сосны и, судя по всему, лагерь находился далеко от города и других поселений.
— Здесь я вынужден покинуть тебя, — произнес Куликов. — Но не переживай. Охрана тут — будь здоров. Плюс дополнительные люди за тобой будут наблюдать. Кстати, ты речь готовил?
— Какую еще речь?
— Ну как же. Скоро сюда приедет целая огромная делегация журналистов — и с телевидения, и с газет, и с радио. Перед отправкой на Пик Победы мы объявим во всеуслышание официально о своих планах. Так что готовься. Подготовь заранее слова. Только советую предварительно скинуть их мне, проверить нужно, чтобы без перегибов, все гладко было. Договорились?
— Договорились, — кивнул я.
— Вот и отлично. Вот мой номер телефона, домашний. Меня по нему найдешь всегда. Но это так, на всякий «пожарный» как говорится. А сейчас бывай! Удачи тебе!
Мы пожали друг другу руки, и я вышел к главным воротам лагеря. Там меня уже встречали.
— Гляди, какой важный! Сразу видно — большой человек! Куда нам до него! — это был Генка.
— Небось, и руки уже простым людям не жмет! Вон на каких машинах разъезжает, на «волгах»!
— Зависть — плохое чувство, — ответил я, улыбнувшись.
— Да я разве завидую? Только рад за друга!
Генка подскочил ко мне, и мы крепко со смехом обнялись. Следом подскочили и остальные парни, стоящие невдалеке.
— Ну как ты? Все в порядке? — начали они меня расспрашивать.
— Да подождите вы! — остановил их Генка. — Налетели! Пусть с дороги отойдет. С остальными поздоровается.
Генка кивнул на девушку, стоящую позади. Это была Леся. Все понимающе отошли.
Я подошел к Лесе, поздоровался:
— Привет!
— А я думала, ты будешь бесконечно от меня бегать! — девушка хмуро глянула на меня, а потом улыбнулся.
Я понял, что она шутит.
— Привет, Андрей!
Я хотел пропеть эту строчку, как в песне Аллегровой, но понял, что меня едва ли поймут, поэтому просто кивнул.
Мы обнялись. Открыто выражать свои чувства едва ли тут стоило, могли пойти определенные слухи, которые в группе не нужны. Мы с Лесей это понимали, поэтому вскоре разомкнули объятия, хоть и с сильной неохотой.
— Ты попала в группу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Разве я могла оставить тебя одного? Наворотишь дел! — улыбнулась девушка.
— Я⁈
— А кто? То тренера спасаешь, то руководителем группы становишься! На самом деле я очень рада, что вновь с тобой встретилась.
Мне захотелось обнять девушку вновь, почувствовать тепло ее тела, запах ее волос, но лязгнула дверь периметра — к нам кто-то пришел.
— А это кто там? — спросил Володька, глядя на раскрывшуюся дверь и охрану, которая с кем-то разговаривала.
— Еще одни участник группы? — предположил Генка.
— Нет, — покачал я головой. — Группа утверждена на самом верху. Изменений не должно быть.
— Тогда кто это?
Мы стали наблюдать за дверью, гадая, кто оттуда выйдет. Но и представить не могли, что это будет именно он.
— Ну что, не ждали меня, салаги⁈
— Владимир Федорович! — в один голос закричали мы, не в силах сдержать эмоций.
Это и в самом деле был Молодов.
— Как… так ведь… — после радости закономерно пришло замешательство.
Мы все видели, что голова тренера была перевязана.
— Да расслабьтесь вы! — улыбнулся тот. — Не буду я вас гонять, не для этого приехал. И сам поберегусь. Просто отпросился у врачей, чтобы с вами немного побыть, до отправки. Морально поддержать. А насчет головы не переживайте, не так все и страшно, как может показаться. Операцию сделали, зашили. Сказали лежать две недели. А что мне просто так лежать? Я у врача бумаги подписал, что в случае чего он не виноват, взял у него таблеток и сюда. Хотел на вас посмотреть. Ну и Андрею благодарность передать лично.
Он повернулся ко мне.
— Ты спас меня.
— Да пустяк, — отмахнулся я, начиная заливаться краской.
— Ничего себе пустяк! — рассмеялся Молодов. — Мне за этот пустяк продыху не давали.
Тренер понял, что сказал немного лишнего, попытался перескочить на другую тему, но я уцепился, спросил прямо:
— Вас допрашивали?
— Допрашивали, — кивнул тот, грустно улыбнувшись. — Еще бы — такой конфуз! Не углядел я за Костей. Вон как его на высоте разобрало.
— Вашей вины в этом нет, — возразил я.
— Спасибо, что поддерживаешь, но насчет вины решать не нам с тобой. Комиссия будет разбираться. Пока мне волю дали, в связи с моим лечением. А потом видимо будут крепче рыть. Поэтому у нас одно спасение — взять Пик Победы. Там, как говорится, победителей не судят.
Я понял, что ситуация серьезней некуда.
— Ладно, не будем о грустном, — сказал Молодов, скидывая с плеча рюкзак. — Лучше чай ставьте, я к вам не с пустыми руками.
Он достал большой бумажный пакет.
— Мне тут друзья, как только узнали, что я в больнице, навезли всякого. Яблоками, конечно, вас не удивить. Но вот шоколадный трюфель, думаю, будет в самый раз. Конфеты!
Это и в самом деле были конфеты в золотистой упаковке, похожей на капельки. Меня этим тоже было особо не удивить, я за свою жизнь перепробовал всяких разных сладостей, но вот другие парни обрадовались искренне. Я понял, что таких изысков они раньше не ели.
— Трюфель «Золотой вальс»! Это вам не ириски вместе с пломбами жевать. Пошли пить чай!
Мы пошли в помещение, поставили чайник и долго пили чай, разговаривая обо всем. Именно от Молодова я узнал, как закончились тренировки на Эльбрусе. Как и ожидалось все, кто попал в итоге в первую группу, проявили себя на высоте. Володька с Генкой дождались группу, сообщили о случившемся и отправились ко второй группе. Там провели необходимые учения. Особо выделился Костарев, который единственный смог выполнить все задания. Я удивленно глянул на парня. Тот на похвальбу Молодова никак не отреагировал и вновь был какой-то отстраненный, холодный.
«Нужно поговорить с ним», — внезапно понял я. Хватит делать вид, что мы не замечаем друг друга. Пора поговорить. И в этом разговоре расставить все точки над «и». Так я смогу узнать всю правду, в том числе и по возможным махинациям, которые они вместе с Кайратом Айдыновичем задумали против меня.