меня пожалели, пообещали, что все обязательно сделается хорошо. А потом помогли. Я устала чувствовать себя так, словно тащу в никуда воз с камнями.
Но если я расскажу все как есть, у парня возникнет много новых вопросов. И первым будет такой: откуда у свободной сестренка-рабыня? Есть только один ответ, не правда ли?
Поэтому, я отвечаю туманно:
- У меня… В общем, мне нужно вызволить оттуда одну маленькую девочку. Очень маленькую. Ей три года. У нее есть семья. Ей не место там, в черном доме.
На нас никто не обращает внимание, поскольку меня затолкали в углубление между домами. Там мы и разговариваем, скрытые от толпы уступом стены.
Внезапно парень бросает взгляд куда-то на улицу. И, кажется, узнает кого-то в числе снующих людей. Прикладывает руку к отвороту своей нелепой шапчонки:
- Ох, как невовремя. Мне нужно идти. Я найду тебя.
- Что?! – Выдыхаю я.
Его уже след простыл. Как такой большой человек может двигаться настолько бесшумно и быстро?
Гордиан 9
Пьяная скотина! Мне хочется свернуть Джону Роу шею.
А что, если бы мы разминулись? Пара мгновений, и я бы мимо прошел, ничего не заметив. Нет, лучше Роу не попадаться мне на глаза, по крайней мере, эти несколько дней. Я за свои кулаки не ручаюсь.
Кудлатый неторопливо несет меня по улицам Арглтона.
Распирает пустить галопом коня. Раствориться в движении, не обращая внимания на секущую кожу снежную крошку. Жаль, на узких улочках некуда гнать, здесь даже шаг не ускоришь.
К моему лицу прилипла улыбка. Ничего не могу сделать: всем улыбаюсь. Во мне бурлит и приятно щекочет пузырьками ощущение счастья. Неужели, так повлияла мимолетная встреча с девчонкой-художницей? А ведь я даже имени ее спросить не успел.
На миг внутри все обрывается. Но я себя успокаиваю: имя не важно. Легко найду ее, в Сером замке не так много художниц. Возможно, она одна на весь Арглтон.
А ведь я ее с первого взгляда узнал. Хотя… Нет.
Не так было. Я не видел лица. Мне показался смутно знакомым платок. Потом я поразился: до чего лихая девчонка! Не спасовала, дралась как дикая кошка. Может, она бы пьяного скота сама прогнала. Еще немного, и лишила бы шанса предстать перед ней в лучшем свете. Сама себя бы спасла. Вон, как быстро оправилась от потрясения, - словно на нее каждый день нападают.
Но Джону Роу хочется съездить по роже.
49
Интересно, она и правда меня не признала? Или разыграла спектакль? Я уверен, что всем здесь успел намозолить глаза. Или мое простое платье с задачей справляется? Скрывает личность, «личинкину личину», как говорил мастер Семиуст.
После покушения на отца мы с мастером Ватабэ уговорились, что вне стен дворца я не буду привлекать к себе дополнительное внимание. Для неофициальных часов мне принесли два ларя скромной одежды. Даже меч в последние дни беру не всегда. Без оружия проще слиться с толпой прислуги, торговцев и разнорабочих.
Для защиты я прячу в рукавах пару кинжалов, еще один заложен за голенище. Под кафтаном кольчуга. Какая глупая предосторожность: она не спасет от спущенного в затылок абралетного болта. Впрочем…
Художница меня не узнала. Ей нет смысла врать.
Я чувствую легкость. Голову кружит взбаломошное, пьянящее ощущение искренней радости. Не знаю, так наша встреча подействовала? Или меня расперло от гордости из-за своего мелкого подвига? Шугнул насильника, девичью честь сохранил. Умудрился оказаться в нужном месте в нужное время, - так себе героизм. Джон Роу при виде меня сразу же слился, мы даже не подрались...
Уже возле ворот, ведущих в представительскую часть замка, я, наконец, понимаю, где правда зарыта. Не в художнице, ну это же просто смешно. Правда в том, что рядом с девчонкой я почувствовал вкус свободы, - который уже начал здесь забывать.
Словно в Герру вернулся. Словно я – опять только я. А не «Ваша светлость», сын наместника, загнанный в угол рамками придворных условностей.
Сам завожу коня в стойло. Проверяю, что у них там и как. Все в порядке, захочешь – не придерешься. А мне и придираться не хочется. Оглаживаю напоследок бархатную морду Кудлатого, тот фыркает, тычется носом в ладонь. Хороший конь. Жаль будет потерять его на Турнире.
При мысли о Турнире моя радость блекнет, словно ее прокисшей тряпкой размазали. Но вскоре упрямо разгорается вновь. Я шагаю пешком, выбрав наиболее долгий путь до дворца. По сути, делаю большой крюк. Меня по-прежнему распирает от возбуждения, мысли скачут, упрямо возвращаясь к художнице. На первый взгляд, совершенно обычная девушка. Но… Удивительная. А глаза какие живые! Взгляд глубокий и умный.
Она – настоящая. Какая редкость здесь, в Арглтоне.
А день сегодня зябкий и ветреный. Неприятный. Вчера шел снег, потом подморозило. Вьюга время от времени бросает в лицо охапки мерзлых снежинок. Они царапают кожу и лезут в глаза. Для прогулок не лучшее время, хотя, в парке перед старым дворцом мне встречается несколько парочек. Должно быть, их согревает любовь. Или желание посплетничать без соглядатаев.
Возле входа замечаю одинокую женскую фигурку. Узнаю Фрейю. Мне не хочется с ней встречаться. Словно встреча отравит послевкусие от разговора с художницей. Но деваться некуда, мы уже друг друга увидели.
50
Фрейя ведет на поводках двух пушистых собачек. Судя по слою снега на вороте из чернобурки, а еще плечах и чепце, она гуляет с ними достаточно долго. Я почти уверен, что Фрейя здесь меня караулила. Ей известно, что я предпочитаю заходить через восточный вход во дворец, минуя забитые подхалимами центральные залы.
Издали мне улыбается, этой ее идеально выверенной улыбкой. Аккуратненький носик покраснел, влажно блестит, щеки разрумянились. Отчего-то она больше не кажется мне красивой. Скорее, наоборот. Я словно вижу Фрейю впервые: в глаза бросаются все ее недостатки.
- Ваша светлость. – Фрейя склоняется в грациозном поклоне. - Надеюсь, здоровье отца нашего наместника идет на поправку?
- Конечно, леди кох Нейм. На поправку. А как ваш дражайший супруг?
- Он все еще очень, очень сильно страдает. Совсем покой потерял.
Ах да. Их письмо!
Оно осталось лежать в спальне рядом с кроватью. Сначала было не до него, а потом случилось то, что случилось. И просьба Фрейи стала одним из множества малозначимых дел, с которым