штос-офицерша.
Она увидела его в моих руках, когда заглянула в карету, чтобы сообщить о том, что мы приехали. Слёзы исчезли с её щёк. Свежие капли крови на распухших, потрескавшихся губах ещё не успели подсохнуть.
Лукория извлекла из кармана своей мёртвой сестры похожий на обычный кошель мешочек, протянула его мне.
— Вот, — сказала она. — Здесь пули. Мама сама их делала. Дома у нас лежит специальная штука для отливки пуль. Заряжать можно только одну. Хотя мама рассказывала жеж, что бывают такие пулемёты, куда можно затолкать сразу несколько шариков.
Указала на серебряную завитушку на поверхности пулемёта.
— Это нужно сдвинуть, — сказала Лука. — Посильнее дави — заедает. Положи пулю внутрь. Закрой. Всё. Можно пулять. Направляешь на цель… Вот здесь жеж… видишь, Кир? Вот, красное пятно. Сюда нужно пустить свою женскую энергию — совсем немного. И пуля вылетит. Сразу жеж. Ничего сложного. Попробуй, Кир.
Значит, всё же стреляет при помощи магии. Я догадывался. Вот почему тот шарик пробил Васину защиту. Пулю толкала магическая энергия. А значит на ней оставались следы маны.
Интересно девки пляшут.
Пулемёт — первый магический артефакт, увиденный мной в этом мире. Нет, скорее не магический, а работающий при помощи маны. Тот, кто его сделал, явно хоть мало-мальски, но разбирался в магии. Этот мир снова доказал, что он не так прост, как мне казалось.
Я высыпал себе на ладонь свинцовые шарики — такие же, как тот, что ранил Васелеиду. Оставил один. Надавил на серебряную выпуклость — скользнула в сторону задвижка. Туго пошла. Нужно смазать.
Зарядил пулемёт.
Направил его выходным отверстием вверх. Положил палец поверх красной точки. На ощупь та оказалась шершавой — такую найдёшь и в темноте.
Интересное оружие.
— Какая дальность выстрела? — спросил я.
Штос-офицерша повертела головой.
— Будет жеж кто-то стоять у того столба, зашибёшь насмерть, — сказала Лука. — Если попадёшь, конечно. Но железный нагрудник или шлем не прошибёт: точно говорю, я пробовала. Пулять нужно в бездоспешного. Или жеж в глаз… если попадёшь.
Жестом велел Луке сдвинуться, направил артефакт на стену дома.
Впрыснул в него ману.
Пулемёт дёрнулся — чувствительная отдача. В шаге от того места, куда я целил, из стены брызнули осколки облицовки. Даже из кареты я разглядел получившуюся вмятину.
— Неплохо.
Бросил пулемёт и пули в сумку.
Лука старалась не смотреть на тело сестры. Но её взгляд то и дело скользил в ту сторону, как намагниченный.
— Помоги нам выгрузиться, — сказал я. — И сразу уезжай. Карета заметная — не будем привлекать ненужное внимание к этому месту. Я бы на твоём месте долго на ней не раскатывал. Да и вообще убрался бы из города. Не забывай, что ты заговорщица. Поймают — снова поволокут на плаху. Тебе это надо? Меня может и не оказаться рядом, чтобы спасти твою голову.
* * *
Снаружи ревский «Дом ласки и удовольствий» не походил на своего тёзку из Бригдата. Тот, как я помнил, выглядел скромнее: без всех этих блестящих украшений на фасаде, что отражали лучи солнца, слепили мне глаза. Да и не мог одноимённый салон из Кординии похвастаться такой огромной вывеской с изображением улыбающихся женских лиц и стройных ног.
Лука придержала дверь. Я переступил порог борделя — испытал приятное чувство покоя, сродни тому, что возникало, когда я возвращался из долгих странствий домой. Над головой звонко звякнула железка, известив персонал салона о моём появлении.
Я ухмыльнулся.
Да уж, у каждого своё представление о доме. Для кого-то дом ассоциировался с детскими голосами. А кто-то вспоминал о нём, уловив в воздухе запах ароматических свечей.
Два меча, караука, сумка, да ещё и Вася в руках — должно быть, со стороны я выглядел как та портовая грузчица: насмотрелся на них в Оргоне. Картину дополняли грязные штаны и покрытые коркой свернувшейся крови руки. Шагнувшей мне навстречу охраннице я точно не показался перспективным клиентом.
— Держи, — сказал я.
Вручил вышибале спящую Васелеиду.
Сделал это прежде, чем хмурившая брови женщина успела открыть рот, чтобы то ли выпроводить меня за дверь, то ли поздороваться. Услышал, что на улице заскрипели колёса, застучали по дороге подковами лошади — Лука уехала. Ткнул охранницу пальцем в грудь.
— Не вздумай уронить, — предостерёг я. — Отрежу уши.
Коснулся рукой навершия меча, намекая, при помощи чего выполню своё обещание.
При виде оружия вышибала напряглась. Но продолжала держать Васю. Увидел, как она царапнула взглядом моё плечо — по глазам охранницы понял: она сообразила, что означают моя нашивка с изображением медведя и золотая печатка на пальце.
Желания прогнать меня вышибала уже не выказывала.
Напротив: заискивающе улыбнулась, пряча испуг и демонстрируя дружелюбие. Похоже, она представляла, кто такие боярыни из Кординии. Не зря же хозяйка этого салона родом с острова колдуний — наверняка льера Рикарда привезла для своих работниц с родины много интересных историй.
По взгляду вышибалы понял, что кровь на моей одежде теперь не казалась ей банальной грязью. Возможно, мои окровавленные руки намекнули охраннице, что случалось с теми, кто пытался мне грубить. Потому что мне давно не адресовали более приветливых улыбок, чем та, что я увидел в исполнение местной стражи порядка.
Указал на спящую Васелеиду.
— Неси её за мной, — сказал я. — Бережно!
Зашагал по ярко освещённому коридору, ориентируясь на звонкие женские голоса и смех.
Глава 53
В «Доме ласки и удовольствий» мы с Васей обустроились не хуже, чем в гостинице «Столичная». Нас заселили в просторные апартаменты на верхнем этаже, выделили в услужение пару шустрых компаньонок, накормили меня превосходным обедом (Вася спала). Не в последнюю очередь всё это я заполучил благодаря письму госпожи Бареллы — ещё в карете переложил его из сумки в карман.
Ну и, конечно, веский аргумент в мою пользу сказал кошель с золотом. Хозяйка ревского борделя оценила его не меньше, чем письмо от старшей сестры. Едва не выронила кошель — бросил ей свой, набитый золотыми монетами для долгого путешествия. Взвесила его в руке… и вмиг смирилась с моими странными требованиями, не задавала неуместные вопросы, окружила нас с Васей почти родственным вниманием.
Её работницы позаботились о Васелеиде. Компаньонки помыли мою слугу, переодели, уложили в постель, не забывая при этом дразнить меня своими аппетитными прелестями. Рассматривал их укутанные в невесомые прозрачные одежды тела, потягивал из стакана «Слёзы милийской девы» и раздумывал: не обучить ли