В то время как в условиях частной собственности всякое расширение свободы возможно только за счет равенства, ценой его пропорционального уничтожения, - свобода, понимаемая как свободное развитие, мыслима только в условиях равенства и благодаря ему; абстрактная свобода и абстрактное равенство выступают здесь как нерасторжимые моменты единого развивающегося целого-ассоциации. Только в таком - подлинном, а не мнимом - коллективе "существуют для каждого индивида средства, дающие ему возможность всестороннего развития своих задатков, и, следовательно, только в коллективе возможна личная свобода"[90].
И здесь, в вопросе свободы, марксизм не пытается изобрести нечто невиданное, - напротив, он выступает естественным наследником всего лучшего, что создано в предшествующей ему гуманистической культуре. В этом идеале легко угадывается сократовский идеал "возвышающего душу общения" равных в их устремлении к истине, благу, красоте.
Каким же образом коммунизм придает гуманистическому идеалу жизненность?
Коммунистическая теория концентрирует свое внимание на той конкретной социально-экономической форме, которая на данном этапе общественного развития реально опосредует человеческую свободу и равенство. До тех пор, пока эта форма остается антагонистической, основанной на частной собственности, в отношениях свободы с равенством неизбежен антагонизм. Здесь, и только здесь, в царстве частной собственности, жить в соответствии с гуманистическим идеалом оказывается невозможно, поскольку сам идеал принципиально противоречив.
Какие же реальные силы разводят свободу и равенство к антагонистическим полюсам, делают реализацию гуманистического идеала невозможной?
Марксизм указывает, что это силы отчуждения, т.е. общественные производительные силы, которые в условиях господства частной собственности закономерно присваиваются обществом в форме отчужденных от человека и господствующих над ним производственных отношений.
"В существовавших до сих пор суррогатах коллективности... мнимая коллективность, в которую объединялись... индивиды, всегда противопоставляла себя им как нечто самостоятельное; а так как она была объединением одного класса против другого, то для подчиненного класса она представляла собой не только совершенно иллюзорную коллективность, но и новые оковы. В условиях действительной коллективности индивиды в своей ассоциации и посредством нее обетают вместе с тем и свободу". Эта коллективность "представляет собой такое объединение индивидов (разумеется, на основе уже развитых к этому времени производительных сил), которое ставит под их контроль условия свободного развития и движения индивидов, условия, которые до сих пор предоставлялись власти случая и противостояли отдельным индивидам как нечто самостоятельное именно вследствие их разъединения в качестве индивидов и вследствие того неизбежного для них объединения, которое было обусловлено разделением труда и стало, в результате их разъединения, чуждой для них связью"[91]
Поэтому альфой и омегой коммунизма является тезис, состоящий в том, что жизненность, практическая реализуемость гуманистического идеала может быть обеспечена только путем предварительного уничтожения частной собственности, преодоления отчуждения. В результате этого "законы... собственных общественных действий, противостоявшие людям до сих пор как чуждые, господствующие над ними законы природы... будут подчинены их господству... Объективные, чуждые силы, господствовавшие до сих пор над историей, поступают под контроль самих людей. И только с этого момента люди начнут вполне сознательно сами творить свою историю... Это есть скачок человечества из царства необходимости в царство свободы"[92]
Коллизия свободы и равенства проходит через всю человеческую историю. Но если в границах царства необходимости это противоречие выступает как антагонизм, разрывающий внутренний мир человека, делающий невозможным жизнь в соответствии с идеалом, - в эпохе гуманизма оно становится источником развития каждой личности и общества в целом, постоянно нарушаемым и вновь восстанавливаемым на более высоком уровне тождеством равенства и свободы возвышающих друг друга в своей деятельности свободных и равных индивидов.
Да, жить в соответствии с идеалом Сократа по прошествии двух с половиной тысяч лет по-прежнему невозможно. Дело уничтожения частной собственности, начатое Марксом, нам еще только предстоит.
Поэтому коммунистическим идеалом, жизненным идеалом Маркса является борьба за претворение в жизнь идеала гуманизма, т.е. революционное переустройство общества, уничтожение отчуждения, в результате которого только и станет возможным воплощение сократовского идеала в жизнь.
27.09 - 09.10.1984 г.
Москва
Часть 5
Основное противоречие эпохи
В трех беседах и трех приложениях
Из записи бесед с Б.В., директором одного из американских консервативных "мозговых трестов"
10, 13 и 15 декабря 1985 г.
В центре дискуссий находился сформулированный т. Горбачевым в Женеве тезис о необходимости качественно нового подхода в международных делах, основанного на концепции глобальной взаимозависимости. С советской стороны говорилось о том, что необходимо, на основе взаимно согласованного и совместно поддерживаемого военно-стратегического паритета, разделить сферу идеологического противоборства, где наша позиция была, есть и будет бескомпромиссной, и сферы экономических, политических, социальных и иных отношений, где объективно существующая взаимозависимость может и должна реализовываться в неантагонистических формах - от мирного соревнования и вплоть до сотрудничества. Главный контраргумент американской стороны состоял в том, что сферы этих отношений невозможно отделить от идеологической сферы, поскольку в самом фундаменте коммунистической идеологии находится тезис о неизбежной гибели капитализма и о том, что социализм будет его могильщиком, - тезис, в корне подрывающий, по мнению американской стороны, саму возможность мирного сосуществования, не говоря о сотрудничестве. Именно это мнение американской стороны послужило отправным пунктом для бесед с Б.В.
Б.В. признал, что со стороны администрации Рейгана, особенно в первый период его пребывания в Белом доме, было допущено немало резких антисоветских выпадов, включая слова президента об "империи зла" и "пепелище истории". Однако он утверждал, что все это было лишь данью пропагандистской риторике, определяемой политической конъюнктурой того периода. Существенным, по мнению Б.В., является то, что ни в одном идеологическом и идейно-теоретическом документе республиканской и демократической партий США не было и нет тезиса о том, что крушение коммунистической системы является объективным законом общественного развития, и что миссия капитализма - осуществить эту неизбежность. Именно наличие подобного тезиса в сердцевине коммунистической идеологии, в наших программных документах, делает, по мнению Б.В., ситуацию "несимметричной" и нестабильной: можно договориться со своим соперником, даже с врагом, но нельзя в принципе договориться со своим могильщиком, с человеком, который абсолютно уверен в неизбежности твоей смерти.
Б. В-у был предложен следующий подход к обсуждению его мнения: давайте представим, что в основе нашей политики оказался иной тезис, - о том, что современное западное общество в его нынешнем качестве существует вполне закономерно, имеет потенциал развития и будет сосуществовать с социалистической системой на протяжении всего исторически обозримого периода, - и постараемся уяснить, какие последствия это могло бы иметь в военно-стратегической, экономической и иных сферах отношений.
Б.В. ответил, что плохо представляет себе, как это могло бы осуществиться в настоящий момент. С одной стороны, во время его недавней поездки в КНР официальные лица говорили ему, что "больше не надеются найти у Маркса ответы на свои сегодняшние вопросы". В этом Б.В. усматривает первые признаки отхода социалистических стран от догматизма в вопросах теории. Но положение о неизбежности гибели капитализма сложно подвергнуть пересмотру, поскольку оно является одним из краеугольных в доктрине марксизма.
Ему было разъяснено, что никто и не собирается ставить под сомнение эту непреложную истину. Речь идет не о пересмотре учения Маркса, а напротив, - о его подлинном освоении. Ю.В.Андропов писал, что каждый раз, когда говорят, что новые общественные явления "не вписываются" в концепцию марксизма-ленинизма, дело оказывается совсем в другом: в неспособности иных теоретиков, называющих себя марксистами, подняться до истинных масштабов теоретического мышления Маркса, Энгельса, Ленина, в неумении применить в процессе конкретного изучения конкретных вопросов громадную интеллектуальную мощь их учения.