и шаббианцев.
Я фыркаю, когда представляю, каким неуязвимым чувствовал себя Сильвиус, нося его с собой.
— Подумать только. Его постигла смерть от клинка, который, по его мнению, защищает его.
— Дело не в клинке, а в том, кто его вонзил, — голос Юстуса звучит так, словно он горд. Гордится мной. Гордится тем, что я сделала.
Несмотря на то, что я не испытываю гордости за то, что убила Даргенто, похвала Юстуса производит на меня впечатление.
— Вы, на самом деле, решили накормить меня обсидианом?
Его губы выглядят такими мягкими, что очень контрастирует с вечно суровой внешностью генерала.
— Молотым перцем. У него такой же цвет и текстура. И он вкуснее.
— Зачем вы рассказали Данте о том, что Лор моя пара?
— А ты бы предпочла, чтобы я рассказал ему о том, что ты попала в сознание Бронвен, так как Мириам освободила твою магию?
— Нет. Определенно нет.
Я начинаю жевать нижнюю губу.
— Значит, вы ему не расскажете?
— Нет.
— А что если он накормит вас солью?
— Я хорошо умею уклоняться от правды.
— А что насчёт клятв? Вам знакомо заклинание, которое не даст клятве отпечататься на вашей коже?
— Уровень железа в его крови настолько высокий, что клятвы не проявляются на его коже. Я проверил это сегодня утром.
Уголок губ Юстуса взмывает вверх.
Я застегиваю последние пуговицы, не заботясь о том, что материал смялся у меня на груди, так как это платье не создано для того, чтобы его носили таким образом. Интересно, как бабушка узнала о том, что моя кровь отличалась от крови фейри, хотя она и не знала, каким образом?
— Вы пытались их вернуть? — задумчиво произношу я.
Он хмурится.
— Кого?
— Нонну и мамму.
Он со вздохом отвечает:
— Нет. Они были в большей безопасности, живя за пределами Исолакуори. Особенно после того, как ты родилась.
Его мягкий тон заставляет мои пальцы скользнуть по лифу платья.
Этот мужчина такой загадочный…
Он приподнимает руку, чтобы стереть магический знак с двери, когда я спрашиваю:
— На чьей вы стороне?
Задержав руку над кровавым изображением узла, он говорит:
— На твоей, нипота.
На этот раз, когда он называет меня внучкой, я не напоминаю ему о том, что мы не родственники. Он, может быть, и не мой предок, но из-за Мириам, мы с Юстусом теперь связаны кровью.
Кровью и секретами.
Кстати…
— Почему вы позволили Мириам связать нас с Данте кровью?
— Потому что кровная связь ослабляет его магию.
Он проводит ладонью по магическому знаку.
— Я думала, что с этим справляется то вещество из Неббы.
— Я не об этой магии, — бормочет он.
Но прежде, чем я успеваю спросить его, что, ради Святого Котла, он имеет в виду, он нажимает на ручку двери. Като чуть ли не падает на Юстуса, так как он явно подслушивал.
— Ты совсем не скрываешься, Брамбилла. Такое поведение недостойно сержанта.
Яркий румянец покрывает лицо Като, которое теперь сильно контрастирует с его светлыми волосами и униформой.
— Я… я… стучал. Я не…
— Расслабься. У меня есть дела поважнее, чем понижать тебя до пехотинца.
Я почти фыркаю. К счастью, мне удается подавить этот звук. Я не могу выглядеть такой весёлой в компании Юстуса, а иначе он может приподнять брови, которые абсолютно точно должны оставаться невозмутимыми.
Несмотря на то, что я полностью сосредоточена на генерале, который перекидывает за спину волосы, направляясь к моей тюремной камере, я погружаюсь в свои мысли, чтобы соединить всю ту информацию о прошлом, которую он мне предоставил.
Моя мать обрезала себе уши. Это ужасно и душераздирающе. И это не снимает с меня чувства вины за то, что я заняла её чрево.
Неожиданно, я начинаю жалеть о том, что не воспользовалась тем коконом, что создал Юстус, и не спросила, есть ли надежда на то, что она вернёт себе разум. Вероятно, Мириам знает какое-то заклинание? Или Зендайя? Вероятно, она сможет исправить то, что натворила? Но где она?
Из всех этих вопросов, что я хочу задать Юстусу и Мириам, это самый важный вопрос. Я решаю заключить сделку с Мириам при нашей следующей встрече. Я попрошу о встрече со своей матерью, а взамен пообещаю снять с неё проклятие золотого трона.
***
Бесконечные дни начинают тянуться, и в течение всего времени я не вижу ни единой живой души, за исключением эльфов и солдат, охраняющих мою клетку. Я мысленно прошу Юстуса отпереть дверцу клетки, но он не появляется. Я также прошу Бронвен завладеть моим зрением — или как там работает наша зрительная связь? — но как бы я ни пыталась, мне не удаётся перенестись в Небесное королевство.
Единственное моё развлечение — это наблюдать за тем, как потеют эльфы Данте, словно сельватинцы, пытаясь пробраться по спиралевидным полкам с вином, чтобы установить четыре шеста, поднятые в воздух Като и другим солдатом. Но это занятие перестаёт меня забавлять, когда я понимаю, зачем они это делают — чтобы приподнять мою клетку над полом. У меня больше не получится в ней покачаться.
Огненный фейри как раз заканчивает припаивать тяжёлые цепи к установленным столбам, когда Юстус, в своём белом мундире, наконец-то заполняет дверной проём моей камеры.
— Мириам пробудилась. Пришло время для первого урока для Данте.
Для Данте? Или для меня?
Видимо, только для Данте, потому что моя бабка вряд ли сможет обучить его неправильным символам, и одновременно научить меня правильным.
Она, наверное, даже не собирается учить меня использованию магии. Ведь она, также как и Юстус, знает, что как только я научусь колдовать, я сбегу отсюда к чертям собачим, а точнее к Лору, забрав с собой свою магию.
ГЛАВА 18
Я выхожу из туннеля и резко останавливаюсь, завидев дерево с толстыми ветвями, торчащими в разные стороны. Но не дерево привлекает моё внимание. Мои ноги и сердце останавливаются при виде моего друга, который стоит под самой большой веткой.
Антони расположен на кривом корне, его запястья и щиколотки связаны лианами, на шее висит ошейник из толстой цепи цвета потемневшего серебра. Несмотря на то, что ткань отделяет его вздымающуюся грудь от железа, звенья цепи, должно быть, всё равно касались его кожи, потому что вокруг его шеи появились нарывы.
Сжав зубы, я прохожусь взглядом по цепи в сторону ветки, вокруг которой она обмотана, после чего снова опускаю глаза на Антони. Его кожа желтоватого цвета и напоминает рыбьи кости, волосы свалялись и похожи на водоросли, а глаза сделались такими же измученными, как у