Разногласия в министерстве. Но до осуществления этого пожелания было еще очень далеко. На деле разногласия все усиливались. В палате умеренные роялисты образовали две группы: правый центр и левый центр, и министерство, уже не располагавшее компактным большинством, должно было опасаться двойной оппозиции: крайних роялистов и независимых. Да и в самом министерстве было еще весьма далеко до полного единодушия. Деказ и Гувион-Сен-Сир стояли за вполне определенную либеральную политику, тогда как Ришелье и Ленэ явно склонялись к сближению с правой. Резкие выходки и интриги со стороны крайних роялистов усилились. Они дошли даже до каких-то неопределенных попыток составления заговора-среди гвардейских офицеров, целью которого, по слухам, должен был быть арест министров, а в крайнем случае и низложение Людовика XVIII.
Раскрытие этого заговора, получившего название «Заговор на берегу» (Conspiration au Bord de l'eau), повело к еще большему отчуждению короля от партии ультрароялистов. Вскоре после этого Людовик узнал о секретной записке, составленной Витролем в присутствии графа д'Артуа и разосланной всем монархам. В этой записке указывалось на опасности, которым политика министерства подвергает Бурбонов и всю Европу, и требовалось «откровенное и открытое вмешательство», способное привести короля «к более простым и более здравым идеям». Витроль был исключен из тайного совета и вычеркнут из списка «государственных министров». Меры, направленные против графа д'Артуа, заключались в реорганизации национальной гвардии, в которую отныне были записаны все плательщики налогов, и в уничтожении комитета главных инспекторов, составленного исключительно из его креатур. Но меры эти приняты были под влиянием Деказа и Рувион-Сен-Сира почти вопреки желаниям Ришелье и Ленэ.
Выборы 1818 года еще более углубили расхождения во взглядах среди министров. Несмотря на создание Консерватора и на усилия его сотрудников де Брюжа, Полияьяка, Витроля, Бональда, Шатобриана, Ламеннэ, а быть может именно вследствие их усилий и резкости их контрреволюционных статей, роялисты чистой воды потерпели новое и еще более тяжелое поражение. Независимые, превосходно организованные, выиграли 19 мест, и само правительство не смогло помешать избранию двух человек, одни имена которых внушали тревогу Европе: Лафайета и Манюэля. Последний был выбран в двух избирательных коллегиях и, между прочим; в настоящем роялистском центре — Вандее.
Министерство Дессоля — Деказа. Возвратившись из Ахена, где ему удалось, наконец, добиться от держав удаления оккупационной армии, Ришелье твердо решил произвести изменения в избирательном законе и с целью сближения с правой вступил в переговоры с Виллелем. Но этого сближения можно было добиться лишь ценой удовлетворения ненависти крайних роялистов, принеся им в жертву либеральных министров Деказа, Гувион-Сен-Сира и Паскье. Попытки Ришелье склонить своих коллег к изменению их политической ориентации оказались тщетными. Тогда он подал было в отставку, но по приказанию короля взял свое прошение обратно и попытался составить новое министерство, но и на этот раз усилия герцога ни к чему не привели. Этот кризис, тянувшийся в продолжение всего декабря и имевший главной целью удаление Деказа, закончился 29 декабря 1818 года образованием министерства, номинально возглавляемого генералом Дессо-лем, а фактически — Деказом. Государственный советник Порталь сделался морским министром, де Серр — министром юстиции, барон Луи — министром финансов, а Гувион-Сен-Сир сохранил портфель военнрго министра. Министерство полиции по просьбе Деказа было упразднено как несовместимое с принципом свободы. Получилось однородное и вполне либеральное министерство.
Что же касается Ришелье, то он без всякого сожаления покинул пост, принять который в свое время согласился лишь из патриотических побуждений. С того момента, как Франция была очищена от иностранцев, Ришелье считал свой долг выполненным. В проникнутом благородными чувствами письме герцог старался расположить царя в пользу своих преемников, восхваляя их заслуги, добрые намерения и преданность королю. Он призывал всех своих друзей в обеих палатах оказывать поддержку новому министерству. Ришелье вышел из министерства менее обеспеченным, чем вступил туда, но когда он узнал, что два либерала — Лалли-Толендаль в палате пэров и Делессер в палате депутатов — внесли предложение о назначении ему вознаграждения от имени нации, то он поспешил обратиться к председателям обеих палат с письмом, в котором отклонял эту милость. «Я ни в коем случае, — писал Ришелье, — не могу согласиться на то, чтобы из-за меня на плечи нации взвалено было новое отягчающее бремя. Остается залечить еще слишком много ран, для того чтобы я позволил себе при таких условиях стремиться к увеличению моего личного состояния. Уважение моей страны, благоволение короля и голос моей совести меня вполне удовлетворяют». Когда, невзирая на резкую оппозицию ультрароялистов и некоторых независимых, палаты назначили ему пожизненную пенсию в 50 000 франков, он пожертвовал ее в пользу госпиталей города Бордо.
Массовое назначение новых пэров. Новому министерству недолго пришлось выжидать случая, для того чтобы ясно обнаружить свое твердое намерение держаться либеральной политики. В феврале 1819 года Бартелеми, бывший автор Базельского трактата, предложил палате пэров вотировать резолюцию, «в силу которой к королю будет обращена покорнейшая просьба представить проект закона, вносящего в организацию избирательных коллегий необходимые изменения». Деказ энергично восстал против этой резолюции, но палата пэров не обратила внимания на его протесты. В палате депутатов Лаффит предложил подать королю адрес с просьбой оставить избирательный закон без изменения. Де Серр объявил, что этот адрес совершенно излишен, так как министерство твердо решило не предлагать никаких перемен. Через два дня, 4 марта, в палату пэров поступил уже принятый палатой депутатов закон, по которому финансовый год отныне должен был начаться с 1 июля, чтобы положить конец системе временных месячных ассигновок, неизбежной при запоздалом открытии парламентской сессии. Пэры отвергли этот закон, не пожелав даже рассмотреть его и выслушать объяснения министра.
Ответ не заставил себя долго ждать: 6 марта Мопитер объявил о назначении 60 новых пэров — наполовину маршалов, генералов и высших сановников Империи. Эти новоиспеченные, по выражению Ришелье, пэры обеспечили Деказу большинство; это было как бы б сентября для пэрства[30]. Эта мера, как объяснял Мопитер, не являлась мерой, вызванной особыми обстоятельствами. Король, который не мог вычеркнуть целый двадцатипятилетний период из французской истории, пожелал «привести пэрское достоинство в соответствие с состоянием новой Франции».
Предложение Вартелеми было передано в палату депутатов. Во время дебатов министр юстиции де Серр высказал суровое порицание преступлениям «белого террора» и попыткам фанатиков на юге запугать присяжных, на которых возложен был запоздалый разбор дел о многочисленных убийствах, совершонных роялистами в южных департаментах. Речь де Серра увлекла депутатов, и 150 голосами против 34 предложение Вартелеми было отвергнуто.
Законы о печати. За день до этого голосования де Серр внес законопроект о свободе печати. Статья 8 хартии обеспечивала французам «право оглашать и печатать свои мнения, соблюдая повиновение законам, наказующим злоупотребления этой свободой». Закон 1814 года, введя для газет систему предварительного разрешения, сохранял в силе наполеоновский режим. Ордонансом 1815 года сюда была добавлена еще цензура. В 1817 году, при министерстве Ришелье, Паскье выработал проект, сущность которого один депутат правой верно резюмировал в следующих выражениях: «Свобода печати для газет отменяется. Правительство будет расправляться с ними, как ему заблагорассудится». Вилле ль и Ройе-Коллар оказались почти единодушными в своем требовании положить конец этому произволу, и из общих дебатов с достаточной определенностью выявилась та мысль, что проступки по делам печати должны подлежать ведению суда присяжных, а не коронных судов. В конце концов пришли только к тому, что действие цензуры было продлено еще на один год. Чтобы избегнуть предварительного разрешения, многие газеты превратились в непериодические издания. Для избавления от цензуры приходилось печатать в виде брошюр те статьи, которые ею не пропускались в газетах. Процессы по делам печати были бесчисленны и часто носили совершенно ребяческий характер. Независимый (L'Independant) был закрыт за статью о Салоне 1817 года, в которой говорилось о портрете ребенка с синими цветами. Эта картина была принята за портрет Римского короля, тогда как на самом деле это был какой-то маленький баварец. Некоторые адвокаты, как Дюпен, Барт, Мерилу, Мокар, Моген, сделали эти процессы своей специальностью и приобрели широкую популярность своими смелыми защитительными речами, не менее волновавшими общественное мнение, чем парламентские прения. О них говорили даже на великосветских празднествах, и на балу у Лаффита можно было услышать следующее обращение молодой дамы к своему кавалеру: «Но скажите, по крайней мере, вы стоите за свободу печати?»