Этот составленный Корбьером проект, который Веллингтон и Поццо ди Борго называли бешеным, был выдвинут против министерского проекта. Напрасно Ришелье, «удрученный горем», пытался убеждать, напрасно он доказывал, что королю принадлежит в полной мере право помилования, как исконная прерогатива монархической власти. Ультрароялисты возраясали на это, что в силу хартии король согласился разделить законодательную власть с палатами, что амнистия приостанавливает действие закона, а законы не могут изменяться без согласия палат. Во время обсуждения закона крайние роялисты защищали с высоты парламентской трибуны теорию, которая в сущности была подлинной доктриной конституционного и парламентского строя. Когда Деказ сослался на волю короля, то ораторы правой ответили ему, что для полноты своего значения эта воля нуждается в дополнении волей парламента. Доктринеры Ройе-Коллар, Паскье и де Серр отстаивали королевскую прерогативу. После пятидневной жестокой борьбы (побег Лавалетта довел ярость правой до апогея) министерство большинством девяти голосов одержало верх. Однако множество «цареубийц» было внесено в списки лиц, подлежавших изгнанию (7 января 1816 г.). Палата пэров приняла этот закон без прений. С этого момента роялистская партия раскололась, а министерство, успевшее возбудить ненависть крайних, сделалось жертвой бесконечных интриг, в которых принимал участие граф д'Артуа. Что же касается короля, то он был глубоко оскорблен поведением правой. «Если бы этим господам предоставить полную свободу действий, — сказал он Поццо ди Борго, — то в конце концов и я сам подвергся бы чистке».
Роспуск палаты. Эти раздоры еще более усилились по поводу законопроекта о преобразовании избирательной системы, установленной хартией. Тогда как правительство в своем проекте старалось уменьшить число избирателей и обеспечить себе преобладающее влияние в избирательных коллегиях, крайние роялисты требовали понижения избирательного ценза с 300 до 60 франков. Эта реформа повысила бы число избирателей до двух миллионов. Доктринеры поддерживали министерство. Ройе-Коллар оспаривал то положение, что депутаты являются и могут быть представителями нации. По его мнению, депутаты являются «делегатами хартии, а не делегатами народа, и составляют только нечто вроде совещательной комиссии». Напротив, ораторы правой, с Виллелем и Ла Вурдоннэ во главе, заявили, что депутаты — «органы национального общественного мнения» — избираются народом для «защиты его интересов и для контроля над поведением министров». Палата должна быть независима и способна оказывать решительное влияние на правительство. Для того чтобы захватить в свои руки правительство и получить возможность восстановить аристократический режим, сторонники монархии «божьей милостью» и старые сторонники абсолютной власти превращались таким образом в защитников великой революционной идеи народного суверенитета. Выработанный крайними роялистами закон провалился в палате пэров, и как только в конце апреля 1816 года был вотирован бюджет, Людовик XVIII, раздражение которого против палаты все возрастало, поспешил закрыть сессию и отсрочить заседания этой «бесподобной палаты» до октября.
Крайности ультрароялистов начинали беспокоить и иностранные державы. В январе[27] граф Нессельроде писал Ришелье: «Дебаты, имевшие место в палате депутатов, производят возмутительное впечатление; если путем новых выборов вам не удастся достигнуть лучшего состава палаты, то можно ждать больших несчастий». Поццо ди Борго (русский посол в Париже) получил приказание «дать раз навсегда понять графу д' Артуа, что он не должен ждать от держав содействия в деле возведения его когда-нибудь на престол, если он будет придерживаться системы бессмысленной реакции». Веллингтон писал[28] Людовику XVIII, чтобы во имя «спокойствия Европы» обратить его внимание на интриги, ведущиеся дротив «заслуживающего доверия» министерства принцами королевской семьи и придворными. В глубине души патриотизм Ришелье был возмущен этим вмешательством иностранцев во внутренние дела Франции. «Лучше умереть от руки французов, чем существовать благодаря покровительству иностранцев», — писал он Деказу. Он стеснялся порвать с людьми, которые «в конце концов были все же роялистами», и страшился неизвестности, которую сулили ему новые выборы. Его колебания и опасения усилились после заговора адвоката Дидье в Гренобле. Это было незначительное и даже безумное предприятие, варварски подавленное генералом Донадьё и военными судами и стоившее жизни двадцати пяти участникам, в том числе шестнадцатилетнему юноше. Король был в нерешительном настроении. Однако Деказ, при содействии Паскье и Гизо, доказал ему, что роспуск палаты безусловно необходим. 13 августа король дал свое согласие на эту меру, но тем не менее приказ о роспуске был подписан только Ь сентября. Биржа ответила на него повышением государственной ренты на 3 франка.
Палата 1816 года. Новым указом число депутатов было доведено до 258. Префекты и президенты избирательных коллегий, перетасованных указом, повели от имени короля энергичную кампанию против крайних. Доктринеры были сплошь переизбраны; группа девяти независимых, которые также были переизбраны, увеличилась вступлением в нее Лаффита и Бонди; ультрароялисты потеряли массу мест, и министерство могло рассчитывать на большинство примерно в 40 голосов.
В своей речи на открытии палат 4 ноября Людовик XVIII выразил твердую свою решимость заставить всех уважать Хартию и подавлять «уклонения, вызванные как злонамеренностью, так и чрезмерным рвением». Вместе с тем, он призывал к единению. «Пусть умолкнет ненависть, — сказал он, — и пусть сыны одного и того же отечества превратятся в братскую семью». Этому положению не суждено было осуществится, но в период 1816–1820 годов Франция могла, по крайней мере, насладиться относительным миром, а новая палата во многих обстоятельствах обнаружила свою способность к плодотворной работе.
Деказ. В продолжение этих четырех лет главная роль принадлежала человеку, который, не будучи даже председателем совета министров, был тем не менее настоящим руководителем министерства, по крайней мере, в области внутренней политики, а именно Деказу, фавориту Людовика XVIII. Советник парижского суда, затем старший секретарь при дворе Летиции (матери Наполеона), в 1814 году примкнувший к Бурбонам и подвергшийся изгнанию во время Ста дней Деказ при второй реставрации был назначен благодаря барону Луи префектом полиции. Он отличался гибким, разносторонним и тонким умом, любезными манерами, всеми признаками открытого характера, был блестящим собеседником. Последним качеством он главным образом и прельстил короля, который вскоре не мог уже обходиться без своего префекта, а в сентябре 1816 года пригласил его в министерство полиции. Деказ был в сущности очень властным человеком, которого насильственные меры не пугали; упорно добиваясь роспуска «бесподобной палаты», он, с другой стороны, оставил без последствий просьбу о помиловании семи приговоренных к смертной казни, поданную гренобльским военным судом и поддержанную не слишком жалостливым Донадьё. Но этот властный человек обладал здравым пониманием действительности; он понимал, что возврат к прошлому невозможен и ясно видел тщету всех попыток, направленных к изменению нового общественного порядка. Деказ знал, что Франция нуждается в известной свободе, которую он считал вполне совместимой с монархической властью Бурбонов, но юн хотел вводить эту свободу постепенно, как бы малыми дозами. Он искренно желал примирить враждебные элементы французского общества и, по его любимой формулировке, привлечь одних к королю посредством хартии, а других — к хартии посредством короля. Деказ сумел мало-помалу внушить свои идеи Людовику XVIII, и доверие короля дало ему на некоторое время возможность сделать попытку применить их на практике.
Избирательный закон 1816 года. Главным делом парламентской сессии 1816 года было принятие избирательного закона. Законопроект этот был представлен министром Ленэ, который с мая месяца заменил в министерстве внутренних дел Воблана, слишком подчинившегося графу д'Артуа. После бурных дебатов, тянувшихся в продолжение 14 заседаний, и столь же резких, как и в предыдущем году, закон был вотирован 5 января 1817 года 132 голосами против 100. В палате пэров этот закон прошел большинством всего 17 голосов.
5 февраля закон был опубликован. Согласно постановлениям хартии избирателями объявлялись все французы, достигшие 30 лет и платившие 300 франков прямых налогов. Для того чтобы быть избранными, нужно было иметь 40 лет от роду и платить 1000 франков налогов. Выборы происходили прямой подачей голосов в главном городе департамента, причем избирательные коллегии сами составляли свое бюро. Ежегодно пятая часть депутатов подлежала переизбранию. Этот закон, по данным официальной статистики, отдавал всю избирательную власть в руки 90 000 человек, удовлетворявших условиям ценза. Прямая подача голосов в главном городе округа (chef-lieu) сводила почти к нулю то исключительное влияние, которым пользовались крупные землевладельцы и сельские дворяне в окружных коллегиях при системе двухстепенных выборов. Но избиратели, платящие 300 франков прямых налогов, оказались гораздо более либеральными, чем предполагали Ленэ и доктринеры, авторы нового закона. Это с ясностью обнаружилось во время ежегодных выборов: при каждом частичном возобновлении палаты число независимых прогрессивно увеличивалось. Партия эта насчитывала в 1817 году 25 депутатов, в 1818 — 45, а в 1819 году—90.