— Я думаю… можно сделать и другие выводы…
— Я делаю выводы. Я создаю вашу роль. А поэтому именно я буду руководить вами.
Маркус прижал свои губы к губам Ифигинии и притиснул ее к мраморному бедру статуи. Что мог значить короткий бессильный вздох, вырвавшийся из груди «миссис Брайт»? Ифигиния ухватилась за плечи Маркуса — скорее чтобы удержаться на ногах, а не чтобы оттолкнуть его. Дурманяще кружила голову тяжесть мужского тела, прижимавшего ее к холодному мрамору.
Как и прошлым вечером, раскаленный дождь возбуждения пронесся по телу Ифигинии, и все ее чувства ожили и расцвели под этим ливнем. Она услышала стон — грубый, хриплый стон, исторгшийся из груди Маркуса. Он придвинулся ближе. Тело его было твердым, как у статуи, но гораздо, гораздо теплее.
«Я только играю роль, — напомнила себе Ифигиния. — Откуда же вдруг взялись эти неподдельные чувства?»
Затрепетав, она обвила руками его шею — так же, как прошлым вечером. Теперь она чувствовала каждую клеточку прижимавшегося к ней мужского тела… Такого прекрасного, такого сильного, такого настоящего.
Она была захвачена врасплох страстным желанием, почти ослепившим ее своей силой. За эти чувства она не задумываясь отдала бы всю свою жизнь.
Маркус оторвался от ее губ. В глазах его сверкало желание и неподдельное изумление.
— Хотите свести меня с ума, мадам?
Пальцы его легли на элегантную прическу. С наслаждением ощущая, как шелковые пряди заполняют его ладонь, он нежно запрокинул ее голову и приник страстным поцелуем к ее шее.
Эта чувственная атака заставила Ифигинию затрепетать… А потом она с невесть откуда взявшейся страстью сама поцеловала Маркуса. Она сгорала от желания целовать, ласкать, чувствовать этого мужчину. Она наслаждалась вкусом его кожи, исступленно припадая к ней губами. Запах, исходивший от его тела, туманил голову. Сила его рук бросала в дрожь.
— Маркус…
— Вчера ночью я уже сказал вам, что ищу новую любовницу.
Его рука скользнула вниз с талии Ифигинии, сильные пальцы коснулись ее бедра, нежно стиснули его, смяв белый шелк юбок. Ифигиния застонала, и тогда Маркус двинулся дальше, сжал в кулаке легкий шелк и откинул его прочь, полностью обнажив округлое нежное бедро.
Ифигиния очнулась от прикосновения холодного мрамора к ноге. Открыла глаза — смущенная, растерянная.
— Я не…
— Тише. — Маркус закрыл ее рот поцелуем, заглушив слабый протест.
Он прислонил ее к холодной статуе. Ласково погладил гладкую, затянутую в белый чулок ногу, сжал обнаженное бедро.
Ифигиния вздрогнула от этого прикосновения. К ее удивлению, Маркус тут же остановился.
— Мое прикосновение оскорбляет вас? Вашей нежной коже неприятны мои грубые руки?
— Нет, — тихо прошептала она и прижалась к нему. — Мне нравятся ваши руки, сэр… — Она поцеловала Маркуса в подбородок. — Они такие…
Она не могла найти нужного слова.
— Какие? — Его жесткая рука ласкала ее бедра. Ифигиния задохнулась, зарывшись лицом в его плечо.
— Такие возбуждающие… — прошептала она. Маркус расслабился.
— Я рад, что вы возбуждены. — Он нежно поцеловал ее ухо, а пальцы все длили и длили настойчивую ласку.
Ифигиния едва могла дышать. Никогда еще ни один мужчина не касался ее тела. Она была почти парализована новыми ощущениями.
Но ведь Маркус видит в ней искушенную вдову, а не наивную девственницу. Нельзя дать ему заподозрить, что она совсем не знакома с любовной игрой.
— Сэр, я не уверена, что мы выбрали лучшее время и место для подобных занятий. Кто-нибудь может зайти. — Ифигиния прекрасно отдавала себе отчет в том, что вовсе не хочет прерывать «подобные занятия». Она хотела лишь, чтобы граф не торопился. Но не могла же она прямо сказать, что ей нужно время, чтобы привыкнуть к новым для нее, пугающим требованиям страсти!
— Успокойтесь, Ифигиния. Мы одни в этом зале. Никто не придет сюда.
Не говоря ни слова, Маркус поднял ногу Ифигинии и перекинул через мраморную руку статуи. Легкие шелковые юбки скользнули вниз с ее бедра, полностью обнажая его. Рука Маркуса дерзко нащупала горячее влажное местечко между ее ногами.
— Милорд! — тихо вскрикнула Ифигиния.
Маркус впился поцелуем в ее рот, подавляя тихий испуганный крик. Руки его возбужденно ласкали ее тело.
Ифигиния застыла. Пальцы ее впились в плечи Мастерса… Она опытная вдова, светская женщина…
— Боже, да вы прекрасны, — хрипло прошептал Маркус. Удовольствие и что-то похожее на благоговение слышалось в его голосе. — Вы всегда откликаетесь с такой готовностью?
Ифигиния хотела ответить, но обнаружила, что у нее куда-то пропал голос. Уткнувшись пылающим лицом в плечо Маркуса, она отрицательно покачала головой.
— Нет? Значит, покойному мистеру Брайту не удавалось так разбудить в вас страсть?
Не смея поднять головы, Ифигиния снова яростно затрясла головой:
— Нет…
Маркус медленно проник между нежными створками женственной плоти.
— А ваши предыдущие любовники? Им тоже быстро удавалось сделать вас такой горячей, такой влажной?
Ифигиния уже не владела собой. Пальцы ее так глубоко вонзились в плечи Маркуса, что, наверное, проткнули дыры в дорогой ткани фрака.
— А, Ифигиния? — Он коснулся невероятно чувственного местечка.
— Нет! — тихо взвизгнула она. — Нет, милорд. Право же, нет…
— Их было много?
Она едва могла соображать…
— Много чего?
О Боже, что делали там его пальцы! Они ласкали, они нежно тянули, они кружились вокруг источника блаженства. Казалось, все меж ее бедер сплелось в тугой сладостный узел.
— Много ли было у вас любовников после кончины супруга? — Маркус чуть-чуть продвинулся в горячую глубину.
— Нет! О нет!
— Поэтому-то вы такая уютная. — Он нежно попробовал ее пальцем. — Такая узкая. Пожалуй, вы сожмете меня теснее, чем пара новых бриджей.
Ифигиния понимала, что, если бы Маркус не поддерживал ее, не прижимал к мраморной статуе, она просто стекла бы на пол, словно вылепленная из расплавленного воска.
— Боже милосердный, — прошептала она.
Никогда в жизни она не вела себя столь безнравственно, столь чувственно-самозабвенно. Она была уже готова безоговорочно капитулировать перед неуправляемой артистической чувственностью, которую, по всеобщему убеждению, унаследовала от родителей.
В Дипфорде Ифигинии то и дело приходилось выслушивать предупреждения — подобные же инстинкты у нее в крови, ей следует постоянно подавлять их, постоянно держать себя в руках. Но до встречи с Маркусом она, к своему глубокому разочарованию, не обнаруживала в себе ни малейшего проявления этих самых весьма любопытных инстинктов, которые ей следует безжалостно подавлять.