Небольшая группа музейных работников, прибывшая с грузовиками, ходила по замку, подыскивая наиболее подходящие помещения для хранения. К полудню пришлось развести камины во всех залах – центрального отопления здесь не было. Достаточно было отойти от огня чуть дальше, и у Анны стыли пальцы.
Когда разгрузили все прибывшие машины, девушка заглянула в просторный зал приемов – Коррадо и Пьер катили по полу тележку с ящиком, на котором красовались три красных кружка. Месье Шоммер суетился вокруг.
– Вам помочь? – спросила Анна.
– Откройте-ка нам вон тот шкаф, – отозвался месье Шоммер.
Анна поспешила к роскошному резному, инкрустированному эбонитовым деревом армуару, стоявшему в углу зала, и распахнула дверцы. Медленно и осторожно, так, словно в ящике лежала не картина, а спящий младенец, Пьер и Коррадо поставили его в шкаф и заперли дверцы.
Пьер шумно выдохнул:
– Ну вот, теперь она в безопасности.
Месье Шоммер, сняв шляпу, провел рукой по волосам. Анна заметила, что этот всегда подтянутый и элегантный господин выглядит изможденным, костюм его помят, волосы растрепаны. Она взглянула на Коррадо – тот отряхивал руки с удовлетворенным видом человека, хорошо сделавшего свою работу. Он перехватил ее взгляд, и Анна поймала себя на том, что невольно улыбается. Коррадо ей привычно подмигнул – она внезапно почувствовала себя так, будто вместо крови по ее венам хлынуло, запузырилось шампанское.
– Теперь неплохо бы что-нибудь перекусить. А сразу после этого возвращаемся в Шамбор, – объявил месье Шоммер.
У Коррадо округлились глаза от неожиданности.
Месье Шоммер подергал его за рукав:
– У нас с тобой есть еще работа. Множество экспонатов надо перевезти в другие хранилища, а ты мой лучший водитель.
– Да, конечно… – Теперь Коррадо старался не смотреть на Анну. – Но на этот раз вы поедете на пассажирском сиденье, рядом со мной, месье, – погрозил он пальцем Шоммеру.
Тот с улыбкой продолжил:
– Анну с Пьером нам придется оставить здесь – пусть помогут нашим начальникам отделов и другим кураторам с размещением коллекций.
Зимний ветер вдруг яростно взвыл у дверей замка Лувиньи, протиснулся ледяными струйками в щели на высоких оконных рамах. В камине задрожало пламя, и Анна поежилась.
Они вышли на площадку перед замком, где, хрустя гравием, парковались еще несколько припозднившихся грузовиков. Замок высился над ними, отбрасывая гигантскую тень на площадку и лужайки за ней. Анна и Коррадо наблюдали, как кураторы и другие музейные работники распахивают дверцы кузовов и выгружают все новые и новые ящики. Потом Коррадо перевел взгляд карих глаз на Анну – хотел что-то сказать, но не мог подобрать слов.
Анна тоже молчала – она могла сказать лишь о том, что отчаянно желает, чтобы он остался, и других слов не находила. После долгой паузы девушка все же произнесла:
– Что мне делать дальше?
Коррадо пожал плечами:
– Выполнять завет месье Шоммера, наверное. Защищай ту синьору, спрятанную в шкафу, ценой своей жизни.
Потом Анна еще долго стояла одна на площадке у дверей замка. Она обхватила себя руками за плечи, пытаясь хоть немного согреться на холодном ветру, бесновавшемся в полях, смотрела, как оседает пыль, поднятая колесами грузовика, и слушала шорох листьев, облетающих с высоких деревьев.
БЕЛЛИНА
Флоренция, Италия1499 год
Однажды в баптистерии, около двадцати лет назад, Беллине пришлось пообещать синьору Герардини, что она до скончания своих дней будет заботиться о Лизе и защищать ее ценой собственной жизни. Держать обещание было бы нелегко, если бы Беллина не убедила себя в том, что ничего лучшего она не заслуживает и личного счастья ей не видать.
Но потом как гром среди ясного неба вернулся Стефано. И передал, что хочет с ней встретиться.
Беллина ушам своим не поверила, когда Дольче поделилась вестями о брате у колодца, где женщины стирали белье. Минул год со дня казни Джироламо Савонаролы и исчезновения Стефано. Беллина обходила склады красильщиков стороной и даже старалась не появляться у колодца, когда туда приходила Дольче. Но каким-то образом они ее разыскали.
Что от нее понадобилось Стефано спустя столько времени?
Беллина спешила, пробираясь сквозь толпу на оживленном рынке Сан-Лоренцо к берегу реки. У прилавков со съестным суетились хозяйки, закупаясь провизией к обеду. Беллина свернула в мясные ряды, где на железных крюках болтались окорока, покачивались под навесами связки чеснока и гирлянды сушеного перца. От запаха выдержанного соленого сыра рот наполнялся слюной.
Она ступила на Понте-Веккьо, сделала несколько шагов и остановилась в нерешительности. Крепко взялась обеими руками за перила, подставила лицо ветерку, который, кружа над мостом, трепал подол ее льняной юбки. Еще не поздно было повернуть назад, к дому Лизы. Некогда отчаянное желание обратить на себя внимание Стефано, перестать быть невидимкой, влачащей жалкое существование, заставило ее украсть крестильные дары детей Лизы. Речи Стефано толкнули ее на воровство у единственного в мире человека, доверявшего ей с самого рождения. Почему она это сделала? Чтобы заслужить похвалу и признательность мужчины, который едва ее замечал? Того, кто сделал ее воровкой и попросту исчез? Пусть теперь ждет ее на складе, гадая, куда она запропастилась, как Беллина сама ждала его долгие месяцы.
Ко всему прочему, Дольче передала ей у колодца послание от Стефано очень не вовремя, думала Беллина. В доме Лизы малышка Пьера снова занедужила. После той, первой, болезни щечки девочки порозовели, она была резва несколько месяцев, так что к ним вернулась надежда. Но потом ее опять одолела лихорадка, вернулись бледность и вялость, Беллина уговаривала девочку хотя бы поплакать, похныкать, выкричать свой недуг, но та была безмолвна и безучастна ко всему вокруг. Надежда вдруг разгоралась, когда в глазах Пьеры мелькала искра жизни и она вроде бы снова начинала интересоваться окружающим миром, и гасла, когда ее глаза становились пустыми и девочка проявляла безразличие ко всему. Беллина сильно привязалась к маленькой Пьере. Сын Лизы, Пьеро, рос озорным мальчишкой, а его сестренка, на год младше, была спокойной, тихой, ходила хвостиком за старшим сыном Франческо, Бартоломео, из комнаты в комнату. Франческо души не чаял в обоих сыновьях, пускал их в святая святых – свой рабочий кабинет, сажал к себе на колени, целовал пухлые пальчики, ерошил курчавые волосы. В такие минуты Беллина нянчилась с Пьерой, тихо пела ей старинные колыбельные, щупала горячий лоб, едва малышка забывалась лихорадочным сном.
Лиза снова была беременна и в последние недели страдала от жары – сильно потела, тяжело, переваливаясь, бродила по спальне, без устали обмахивалась веером. Она жаловалась на боли в коленях, в спине, в животе. Ей все время хотелось пить, и от большого количества