ней. Они не заводили разговор о Матиасе, как, впрочем, и последний никогда не упоминал о Линн, и всё же создавалось впечатление, будто данный вопрос постоянно висел в воздухе. В доме своих дяди и тёти Северо остерегался даже намекать о своей новой дружбе с семьёй Чьен. Он полагал, что никто об этом и не подозревал, за исключением, пожалуй, надменного мажордома Вильямса, которому он не должен был ничего говорить, ведь тот, наверняка, знал об отношениях, равно как и обо всём остальном, что происходило в особняке. Вот уже два месяца Северо поздно приходил домой с неизменно идиотской улыбкой, казалось, приставшей к его лицу. Как-то вечером Вильямс отвёл молодого человека на чердак и при свете лампы на спирту показал тому завёрнутый в простыни тюк. Развернув его, мужчина увидел сияющую люльку.
- Она сделана из чеканного серебра, серебра, добытого в чилийских шахтах господ. Именно в этой колыбельке и спали все дети семьи, в которой я работаю уже давно. Если хотите, можете её взять, - вот и всё, что сказал тогда мажордом.
Пристыженная, Паулина дель Валье более не появлялась в чайном салоне, неспособная собрать воедино остатки своей продолжительной дружбы с Элизой Соммерс, казалось, уничтоженной окончательно. Женщина была вынуждена отказаться от чилийских сладостей, бывших на протяжении лет её большой слабостью, и смиренно перейти на выпечку по французским рецептам своего повара. Порабощающая сила этой дамы, столь полезная в борьбе с различными препятствиями и выполнении своих целей, теперь обернулась против неё самой; скованную параличом, её то и дело изводило нетерпение, а сердце чуть ли не выпрыгивало из груди. «Нервы меня вконец погубят, Вильямс», - жаловалась хозяйка дома, превратившись, пожалуй, впервые на памяти жильцов в женщину слабого здоровья. Она рассудила, что с неверным мужем и тремя никогда не умолкающими детьми самым предсказуемым было наличие доброго числа его где только не разбросанных незаконнорожденных отпрысков, и подобной мыслью даже не стоило себя и изводить. Тем не менее, всем гипотетическим ублюдкам не хватало ни имени, ни лица, тогда как данный ребёнок имел виды на то и на другое. И хоть бы, по крайней мере, ничего подобного не случилось с Линн Соммерс! Она не могла забыть посещение Элизы и этого китайца, имя которого никак не удавалось вспомнить; появление в салоне такой достойной пары не переставало терзать женщину. Ведь ещё раньше Матиас соблазнил девушку, и никакой ложный аргумент либо же целесообразность не могли оспорить правду, которую интуитивно приняла женщина с самого начала. Отказ её сына и саркастические комментарии последнего по поводу мелочной добродетели Линн лишь ещё более усилили подобное убеждение. Ребёнок, которого вынашивала молодая женщина, вызывал в ней бурю противоречивых чувств: с одной стороны, это был скрытый гнев, испытываемый к Матиасу, а с другой – конечно же, безусловная нежность к первенцу, будь то внук или внучка. Едва Фелисиано вернулся из своего путешествия, та рассказала ему о случившемся.
- Да это же происходит сплошь и рядом, Паулина, и нет никакой необходимости разыгрывать трагедию. Половина детей в Калифорнии – ублюдки. Главное же сейчас – избежать скандала и всем сплотиться вокруг этого Матиаса. Семья всегда на первом месте, - таковым было мнение Фелисиано.
- Этот ребёнок принадлежит нашей семье, - заключила женщина.
- Малыш ещё не родился, а ты уже делаешь выводы! Я знаком, так скажем, с некой Линн Соммерс. И видел её почти что обнажённой в мастерской скульптора, выставляющей себя напоказ прямо среди сборища мужчин, и по идее каждый из них может быть любовником молодой девушки. Разве ты не видишь?
- Да ты сам этого не видишь, Фелисиано.
- Данная ситуация может обернуться шантажом, который никогда не кончится. Впредь я запрещаю тебе каким-либо образом связываться с этими людьми, а если сброд и осмелится к нам подойти, тогда всё дело я возьму на себя, - моментально подвёл итог Фелисиано.
Начиная с этого дня, Паулина более не касалась данной темы в присутствии родного сына или своего мужа. Однако женщине было нелегко долго сдерживаться, и всё закончилось тем, что она открылась верному Вильямсу, добродетельность которого позволяла выслушивать сеньору до конца, не высказывая собственного мнения, пока о нём не спросят. Если бы я только могла помочь Линн Соммерс, то чувствовала бы себя куда лучше, - думала Паулина, однако же, сейчас именно тот случай, когда дело не спасут никакие деньги.
Все эти месяцы для Матиаса стали одной сплошной катастрофой и не только из-за неразберихи с Линн, что ничего, кроме желчи, в нём не вызывала, но также из-за практически нестерпимой боли в суставах. Ведь она никоим образом не позволяла мужчине заниматься фехтованием, равно как и вынуждала отказаться от других видов спорта. Как правило, просыпался настолько разбитым, что спрашивал себя, а не пришёл ли, часом, уже тот момент, когда наступает самая пора созерцать самоубийство. Эта мысль росла у него с тех пор, как стало известно название заболевания, однако стоило только встать с кровати и начать двигаться, самочувствие улучшалось, и тогда к нему словно бы возвращались силы и вкус к жизни. У мужчины опухли запястья и колени, дрожали руки, а опиум уже давно перестал быть очередным развлечением в Чайна-тауне, превратившись для этого человека в страшную необходимость. Это была Аманда Лоуэлл, его добрая подруга по шумным весельям и единственное доверенное лицо, кто открыл молодому человеку выгоды, что дают инъекции морфина, и имеют воздействие куда более эффективное, чистое и утончённое, нежели трубка с опиумом. Так, достаточно минимальной дозы, и уже спустя мгновение исчезают печаль и грусть, открывая дорогу к состоянию умиротворённости.
Скандал по поводу ублюдка основательно испортил ему настроение. В середине лета вдруг ни с того ни с сего, мужчина объявил всем, что в ближайшие дни уезжает в Европу. Там ему хотелось проверить, помогут ли облегчить присутствовавшие симптомы смена обстановки, термальные воды Италии и английские доктора. Тогда этот человек умолчал о том, что также планировал встретиться с Амандой Лоуэлл в Нью-Йорке, чтобы вместе продолжить морское путешествие. Однако, скрыл он подобное лишь потому, что в семье никогда не произносилось её имя, где воспоминание о рыжеволосой шотландке вызывало у Фелисиано расстройство пищеварения, а у Паулины – слепую ярость. И не только собственное нездоровье, а также желание отдалиться от Линн Соммерс побудили Матиаса к столь быстрому отправлению в настоящее путешествие, но мужчину толкали и игорные долги. Это выяснилось некоторое время спустя после отъезда, когда пара осмотрительных китайцев появилась в конторе