что все это происходит на самом деле, она и красный грузовик оставили за собой пыль столбом.
Тут-то я увидела логику в мобильнике на время конной прогулки.
Когда я наконец проложила свой путь через бродячих быков, коровьих лепешек, острых как бритва кустарников и тепловые галлюцинации к асфальтированной дороге, ведущей к ранчо, ноги в сапогах Кэроли покрылись волдырями, а рубашка так прилипла к спине, что я стала подумывать о ее удалении хирургическим путем.
Волнуясь по поводу шумихи, связанной с собранием Куперов, Макриди и персонала, я открыла входную дверь в пустой дом, по коридорам которого разносился шум телевизора. Пожилая женщина-испанка в дурацкой униформе просунула голову.
— Их нет, — сказала она и включила пылесос.
Я встала в гостиной-студии и посмотрела сквозь танец солнечных зайчиков на массивный телевизор, висевший под оленьей головой. Фокс-Ньюз освещал пресс-конференцию на городской площади, которую мы вчера проезжали. Говорил сенатор, обращавшийся к губернатору Макриди — своему новому заместителю. Так вот где все.
Прохладный душ, жадный глоток воды из-под крана. Затем я неизбежно прилегла вздремнуть и проснулась Бог знает когда из-за телефонного звонка.
Я взяла трубку, ожидая услышать Мег или сотрудника. Вместо этого я протерла глаза, чтобы проверить, а не сон ли это.
— Эй, новенькая. Как Техас?
Энди произнес это на испанский манер.
Я села так быстро, что голова закружилась.
— Откуда у тебя мой номер?
— Ты как всегда очаровательна, Квинн. Можешь хоть разок побыть вежливой?
— Прости. Трудный день. Простое любопытство — ты через ФБР следишь за мной?
— Дай угадаю, — проигнорировал мой вопрос он. — Они вынудили тебя любезничать с Кэроли. — Он буквально выдавил это имя.
Я выглянула в окно на пустую подъездную дорожку.
— Как ты…
— Кошмар, я прав?
— Нет. — Я покраснела. — Она славная.
— Чел! — Энди невесело рассмеялся. — Дипломатичный ответ. Некоторые назвали бы его политическим. Или ложью. Видишь ли, я с ней знаком.
Назовите меня сумасшедшей, но мне было неудобно жаловаться на дочь заместителя отца сыну его соперника.
— Она довольно милая, — начала я, но он меня перебил.
— Что случилось? — последовала долгая пауза. — Серьезно, расскажи мне.
Я перевела дыхание.
— Она бросила меня в пяти милях от ранчо, чтобы отправиться на тусовку, и мне пришлось в ковбойских сапогах идти в сто градусов, и мне повезло добраться до дома, потому как тут никого и я не понимаю, с чего люди взяли, что жаркая погода лучше, потому что это полное дерьмо.
— Господи, — Энди сдержал смех, — так почему ты назвала ее милой?
— Это так! — я смущенно хихикнула. — Когда кругом другие люди.
— Она бессердечная сука, но тут я тобой горжусь, Квинн. — Я улыбнулась. И ничего с этим поделать не могла. Это как глоток свежего воздуха после выныривания из-под воды.
Подъехал автомобиль. Нет, несколько. Они возвращались, дом заполонили громкие голоса. Я взглянула на дверной проем. Я должна бросить трубку. Вместо этого я вскочила, закрыла дверь спальни на замок и прислонилась к ней. Сердце колотилось.
В холл никто не зашел. Да и зачем? Я должна быть с Кэроли, получать здоровое удовольствие от поездки или что там еще делают хорошие республиканские детки.
Энди откашлялся.
— Ты еще тут?
Я села на краешек кровати.
— Да.
И тогда случилось немыслимое — мы заболтались.
Точнее, он задавал вопросы, я продолжила на них отвечать, мой палец завис над кнопкой отбоя, но так и не смог нажать на нее, ведь я не была в состоянии сказать, что надо идти, пока я не поняла, что прошел целый час, а я втянулась в полноценный разговор.
— А ты тоже «просто заскакиваешь в местную кафешку за мороженым»?
— Да, дважды за день! — я рассмеялась. — Однажды все оказались сконфужены. Мороженого не оказалось. Мы получили отвратно начиненные хот-доги.
— Такими размахиваешь перед камерами.
— Да! Потому что они официальная пища Скоки, штат Индиана. Без понятия, почему. У меня уже были о них кошмары.
— Я могу тебя переплюнуть. Мне предстояло съесть хаггис прошлой неделе на спонсорской вечеринке, организованной богатыми чудилами из Флориды, чьи предки были шотландцами
Я прикрыла рот.
— Это овечья требуха?
— Овечьи органы, завернутые в кишки. И это было не самое худшее. Во время еды за моим стулом стоял волынщик. Мы делали вид, что наша семья тоже шотландцы, поэтому я должен был вести себя соответственно. Радует хоть, что килт носить не заставили.
— Как-нибудь в следующий раз. Шотландских спонсоров будет больше.
— В тот момент это было неважно. Думаю, кампания достигла пика конфуза.
Я колебалась, удивившись, что он чувствовал себя так неуютно. Предполагаю, это из-за опыта, заставившего меня чувствовать подобное.
Энди застонал.
— Я просто обречен сказать это. Этими выходными мы записали милое и пушистое интервью с одним испанским каналом. Я знал, чего они ожидают, и оттарабанил идеальный эспаньол для публики и мой отец сказал: Somos una America! Он правда выпалил по-дурацки, прям как Спиди Гонзалес.5 И даже не представляет, как оскорбительно это прозвучало.
Следующим вопросом Энди прервал мой смех.
— А вы уже давали большое семейное интервью?
Я уставилась на вентилятор в потолке, пульс ускорился при мысли о сверхсекретном эксклюзиве для Шоны Уэллс всего через несколько недель.
— Нет. Пока что.
— Ты везунчик. Это мука. Ни почесаться без приближения камеры, так и норовят применить этот кадр как обложку.
Я решила сменить тему.
— У тебя есть список одобренных реплик?
— Такой в переплете? Ага. Правда он подразумевает «Никому не разглашать».
Я перекатилась на живот.
— Они уводят меня в сторонку и подают мне заметки, когда я отхожу от сценария, как, например, было на митинге. Я поинтересовалась, где уборная. Мне надо невзначай вворачивать слоганы в повседневные разговоры?
— Старайся, — подхватил Энди. — Правда сегодня прекрасная погода? Да! Но станет еще лучше с здравоохранительными инвестициями в получение экологически чистой энергии!
— Только в случае нашей кампании: Разумеется прекрасная! Ваше любопытство ставит под сомнение научного обоснования изменения климата, не так ли?
— Вау, тут ты хороша.
— Чему спасибо тебе.
Смех Энди сошел на нет.
— Ты мне доставляешь проблемы, знаешь ли.
— Я?
— Твоя фирменная фраза! Я горжусь, что сенатор Купер — мой отец. Не пойми меня неправильно, обычно меня это устраивает, но сейчас меня забрасывают вопросами «Энди, а вы гордитесь своим отцом?» Я не общаюсь с прессой, но только мне дают такую возможность, и я отвечаю на этот вопрос так, что они перестают его задавать.
Я медленно ухмыльнулась.
— И что же ты им отвечаешь?
— А ты как думаешь? «Конечно, я горжусь им. Мой отец — президент». Что мне еще остается? Нет,