Комната, в которую привели Мишеля, напоминала кинозал. В одном конце ее находился экран, в другом — будка с проекционным аппаратом. Шторы на окнах были задернуты.
За длинным столом сидели четыре следователя. Мишелю показалось, что все они сравнительно молоды, и только одному из них на вид было лет около сорока.
В стороне от стола стояли два конвоира.
Оказавшись лицом к лицу с эсэсовцами — теми самыми людьми, которые в течение четырех лет приводили в ужас население половины Франции, — Мишель почувствовал, что силы покидают его. Холодные, как у пресмыкающихся, взгляды этих людей заставили Мишеля вздрогнуть.
Чтобы подавить в себе страх, Мишель начал мысленно повторять версию, согласно которой он должен был принять всю вину на себя и признать только то, что не могло скомпрометировать других. Эти размышления вернули Мишелю присутствие духа, и он спокойно стал ждать первого вопроса.
Допрос начал следователь, которого его коллеги называли Руди.
— Что вы делали в кафе «О’Шассер» сегодня вечером?
— У меня была там деловая встреча.
— Зачем вам потребовалось проводить эту встречу именно в таком месте?
— Потому что это было удобно троим остальным. Ведь они не парижане.
— Ложь! Вы встречались с ними по делам, связанным с вашей деятельностью агента противника.
— Совсем нет. Они не знают об этом. Лежандр — старший приказчик нашей фирмы, и я хотел, чтобы он встретился с Дюжарье, которого мы только что назначили своим представителем на ярмарках в провинции. Что же касается Майи, то он привозил мне сведения о стоимости отправки грузов по железной дороге. До сих пор мы пользовались только автомобильным транспортом, но при нынешних трудностях с бензином, вы понимаете…
— Это меня не интересует. Итак, вы не отрицаете, что являетесь английским агентом?
— Я французский патриот и помогаю союзникам.
— Почему?
— Потому что считаю такую помощь наиболее эффективным способом ведения войны против вас. Очень сожалею, что не могу вести эту войну открыто.
— Но вы ведь видите, что мы сильнее вас и что вы проиграли.
— Да, я проиграл, но войну проиграете вы.
— Готовы ли вы рассказать нам о своем секретном задании?
Мишель молчал.
— Ну, хорошо. Мы внаем о вас все. Нам известно, что вы ездили по Франции, собирали шпионские сведения и доставляли их англичанам в Швейцарию.
— Я этого не отрицаю. Я собирал любую информацию, которая могла быть полезна англичанам, и во время своих регулярных поездок в Берн передавал эти сведения английскому военному атташе полковнику Картрайту. Если вы сомневаетесь в правильности моих показаний, то найдите его фамилию в телефонной книге. Это не составит труда. Нет никакой тайны в том, что он собирает разведывательную информацию. Таковы служебные обязанности военного атташе, и вы об этом знаете.
— Назовите имена ваших сообщников.
— Я действовал в одиночку.
— Снова ложь! У вас было много помощников, и мы хотим знать их имена.
— Это вам ничего не даст. Большинство моих помощников — простые люди, которые даже не подозревают, кто я такой.
— И все же мы хотели бы знать их имена.
— Боюсь, что не смогу быть вам полезным.
— Вы в самом деле не хотите давать показания?
— В самом деле.
— Вы сознаете, что вам это дорого обойдется?
— Сознаю.
— Это ваше последнее слово?
— Безусловно.
— Раз вы не желаете давать показания, мы заставим вас заговорить.
Руди повернулся к одному из присутствовавших и сказал:
— Приготовь электрод или, пожалуй, оба электрода.
Затем он снова обратился к Мишелю:
— Ваше решение окончательное?
Мишель утвердительно кивнул головой. Руди окинул его холодным, пронизывающим взглядом и произнес:
— Я заверяю вас, что сегодня ночью вы дадите нужные показания. Вы будете говорить, причем так, что вас придется даже останавливать.
Допрос кончился. Мишеля увели и поместили одного в темной маленькой комнатушке. На полу он нашел металлический прут и попытался с его помощью освободиться от наручников, но попытка была явно бесполезной. Теперь Мишелю оставалось только ждать.
Все принадлежавшие ему вещи, в том числе часы и записную книжку, у Мишеля отобрали еще при аресте. Он не мог сказать точно, сколько времени прошло, но ему показалось, что было около полуночи, когда за ним пришли снова.
Через длинный коридор Мишеля провели в огромный зал. Обстановка в этом зале могла привести в ужас любого человека. На стульях и столах в беспорядке валялись кожаные хлысты и резиновые дубинки, куски веревки и различной формы наручники.
Вначале Мишель подумал, что именно в этом помещении ему суждено стать жертвой истязателей. Однако этого не случилось, и Мишеля провели дальше, в ванную комнату, расположенную в подвале здания. Помимо Руди здесь Мишеля ждали три здоровенных немца.
Пока ванна наполнялась холодной водой, с Мишеля сняли наручники и приказали раздеться. Затем наручники снова защелкнулись за спиной, а ноги сковали кандалы.
Неожиданный сильный удар в лицо заставил Мишеля попятиться к ванне. Ударившись о стенку ванны, он упал спиной в воду. На какой-то момент тело Мишеля полностью скрылось под водой, но ему все же удалось вынырнуть.
Перед сидящим в ванне Мишелем стоял Руди с записной книжкой в руке.
— Здесь имеется запись о том, что у вас должно состояться свидание завтра, шестого февраля, в девять ноль-ноль у вокзала Аустерлиц с неким Ч. Г. Кто этот человек?
Инициалы Ч. Г. принадлежали Чарльзу Гийяру, бывшему офицеру швейцарской армии, содержавшему винную лавку в Этане. Мишель поручил ему составить план нового аэродрома в Мон-Дезире и собрать сведения о дислокации немецкой авиации. Гийяр часто приезжал в Париж и встречался с Мишелем либо в вокзале, либо неподалеку от него.
— Итак, вы скажете, кто такой Ч. Г.? — повторил свой вопрос Руди.
Мишель отрицательно покачал головой. Снова удар — и Мишель опять упал в ванну. Его извлекли из-под воды и повторили вопрос. Мишель не успел даже качнуть головой, как был опрокинут в воду новым ударом в лицо. Так повторялось пять или шесть раз. Пытка длилась около получаса, и силы уже начали оставлять Мишеля.
После десятиминутного перерыва допрос, чередуемый зверскими побоями, продолжили.
Из всех бесчеловечных пыток, изобретенных и используемых гестаповцами, пытка «купанием» давала наибольший эффект. Человек, ставший жертвой такой пытки, долго сохранял сознание. Цель, которую преследовали гестаповцы, состояла в том, чтобы, не давая человеку умереть, заставить его страдать от побоев и ужасного «купания» в ледяной воде. Чувство самосохранения у человека настолько сильно, что в большинстве случаев гестаповцам удавалось заставить свою жертву уступить их требованиям. Мишель позднее признался, что еще одного «сеанса», вероятно, было бы достаточно, чтобы сломить его волю.
Лежа в ванне после пятого «сеанса» в полубессознательном состоянии, Мишель услышал вдруг голос Руди:
— Мы теряем время с этим глупцом. Давайте займемся более полезным делом.
Затем послышался топот удаляющихся шагов и хлопнула дверь.
Собрав остаток сил, Мишель выбрался из ванны и упал около нее на пол. В таком положении Мишель пробыл около часа. Очнувшись, он увидел перед собой пожилую женщину, которая держала в руках кусок хлеба. Поняв, что Мишель не в состоянии есть сам, она стала кормить его.
Мишель только улыбкой смог выразить женщине свою признательность. Позднее он узнал, что его спасительницей оказалась жена одного из итальянцев, служившего сторожем в здании, где размещался следовательский отдел абвера.
Вскоре в ванную пришли два охранника. Они сняли с Мишеля наручники и кандалы и разрешили одеться.
Мишель с трудом натянул на себя принесенные ему лохмотья и, подталкиваемый охранниками, прошел в свою каморку. Мишель был все еще очень слаб, но успокаивал себя тем, что выиграл первый поединок.
Хорошо известный руководитель движения Сопротивления и автор многих популярных книг, пишущий под псевдонимом Реми, так сказал о тех, кто сумел выдержать пытки в застенках гестапо:
«Участника движения Сопротивления, арестованного гестапо и не нашедшего в себе сил под воздействием пыток сохранить тайну, никак нельзя назвать предателем…
Что же касается тех, у кого хватает силы воли и присутствия духа не уступить палачам, то они по праву принадлежат к славной когорте. Мы обязаны свято хранить память об этих борцах. Они должны вдохновлять нас своим примером».
Именно так мы должны выразить наши чувства в отношении тех немногих, которые, подобно Мишелю, сопротивлялись до конца.
Сам Мишель дал довольно скромную оценку своему поведению. «Бог был милостив, утомив моих истязателей», — сказал он.