на противодействие обычным гражданам. А с определенного времени в нашей стране есть граждане необычные. Одаренные. Безопасность Родины формируется только из одаренных.
Услышанное меня огорошило. Ну а какую информацию я рассчитывал почерпнуть из официальных статей? «В ведомстве служат завербованные маги, следящие, чтобы другие маги вконец не распоясались?»
— Так вот почему вас туда взяли! — проговорил я.
— Поэтому, да.
Говорил он холодно. Но мимика его была настолько выразительной, что казалось, он постоянно кривится, щурится, жует огромными губами. Раз уж тренер разговорился, почему бы не попытать счастья и не выудить из него максимум информации? И я спросил, делая честное-пречестное лицо:
— Расскажете, как вы научились, Лев Витаутович? Что умеете, как этим можно овладеть?
Посмотрев на меня оценивающим взглядом, он покачал головой.
— Нет, Саня. Не имею такого права.
— Получается, о всякой такой магии обычным людям даже знать не положено?
— Получается так. — И снова тот же немигающий взгляд. — И я тебе очень советую не задавать подобные вопросы никому. Особенно — если тебе есть что скрывать. Если в БР тобой заинтересуются, тебе прямая дорога к Дознавателю. А эти ребята без всяких пыток вытащат из тебя все, что им нужно. Талант у них такой — им каждый хочет сразу во всем сознаться.
— А в БР заинтересуются мной?
Молчание, буравящий взгляд.
— Надеюсь нет, Саня. Но… Сам понимаешь, страна в осадном положении. Враг идет на все ухищрения, чтобы добыть нашу главную тайну. Каждый одаренный представляет для них интерес, им до скрежета зубовного хочется понять, как мы это делаем. А ты… появился ниоткуда, ведешь себя странно, говоришь тоже странно, вплетаешь западные словечки…
Он сделал такое выразительное лицо, что губы сами прошептали:
— Спасибо, Лев Витаутович. До завтра.
А ноги сами понесли к выходу вслед за тренером. В голове крутилось, что раз в этом мире есть маги, то я могу попросить стать лучшим в мире одаренным. Но что мне это даст? И получится ли? Вдруг это умение привнесено Горским в мир извне?
И еще вопрос — если Витаутович меня в чем-то подозревает, то почему покрывает?
Об этом я размышлял уже в такси. Вспомнил, что мне каким-то чудом все звонят, хотя я телефон никому не давал, вошел на свою социальную страницу, и оказалось, что мой номер есть в общем доступе! Вообще непорядок.
Покопавшись в настройках, я скрыл свой номер — оставил только право писать сообщения. Еще выяснилось, что ко мне был прикреплен банковский счет. Банк в этом варианте СССР был один — Госбанк, и движение наличных, ясное дело, отслеживалось — вот о чем предупреждал Витаутович, когда спрашивал, положил ли деньги в банк.
Многочисленные кооперативные банки, открытые в восьмидесятых, прикрыли при Горском. Стройбанк, Внешторгбанк и Гострудсберкассы были поглощены Госбанком.
Доехав до центра, я решил прибарахлиться, взять пару «штанов из джинсовой ткани», свитеров на смену и рубашек — а то совсем непорядок, выгляжу, как кот помоечный. На кассе заметил, что люди расплачиваются не только наличкой, но и банковскими карточками. Значит, и мне такая полагается? Нужно узнать на работе, где ее брать. Или просто открыть в банке счет и получишь карту? Ладно, пока не горит, все равно «беспредельные» деньги светить нельзя.
Как я убедился еще раньше, дефицита и очередей в магазинах не было. Особо шиковать не стал, купил вещи в среднем ценовом диапазоне, потратил тысячу. Не удержался, раскошелился на темно-зеленые занавески за триста: без них я в своей комнате, как рыба в аквариуме.
Сколько же у меня осталось? На такси плюс долг Коту — чуть больше сотни, семьсот на подарки Мищенко, Наташе и семьдесят рублей за новогодний стол. Девятьсот! Две тысячи Витаутовичу, да плюс траты на вещи, шторы еще эти!
Гулять так гулять! Для ровного счета я приобрел темно-коричневые кожаные берцы с песочными вставками — типа тех, на которые пожалел денег в прошлый раз — и простенькие, но приличные кроссовки для уличных тренировок.
Жаба перекинулась кверху лапками. Пять тысяч рублей я просадил за один день! Масштабы растрат поражали. Но очень радовало, что осталось еще восемнадцать тысяч.
Вынимая купюры, я снова и снова наталкивался на билеты для Насти и Наташи. Нужно их отдать. Занесу Наташке, а там пусть сами разбираются. Встречаться с Настей не было ни малейшего желания. Не только сейчас — вообще. У нас ничего не было, а она уже от ревности убить готова, на фиг мне такие сложности? Что я, секса не найду? Найду и без таких проблем.
Оставив вещи у себя в комнате, я навьючился пакетами с подарками и вкусностями, которые купил еще до звонка Витаутовича, и отправился к блондинке Наташе.
Девушка распахнула дверь, не спросив, кто пришел. Увидев меня, просияла. С чего бы?
— Саня, какими судьбами? — Ее взгляд остановился на пакетах. — Заходи!
Я протянул торт и переступил порог.
— Вот, с наступающим. Остальное тоже вам.
— Ой, спасибо! Какая прелесть!
Она сразу же поставила торт на стол, взяла другие пакеты, расставила на полу. Заинтересовалась, когда в одном что-то зазвенело. Но не стала заглядывать, захлопотала вокруг меня, заглянула в лицо.
— Мамочки! Кто это тебя так?
В этой скромной девушке в спортивном костюме невозможно было узнать разукрашенную блондинку, которую я видел на дискотеке, она сбросила лет десять, и теперь ей трудно было дать больше двадцати.
— С любовницей застукали, — отшутился я.
Конечно же, она не поверила. Но это была ирония, а не ложь, и потому не вызвала негатива.
— А если серьезно? — Она подставила стул, и я уселся в середине комнаты. — Ты хоть обработал ссадину на скуле? А то еще воспалится.
— Брось, на мне, как на собаке зарастет.
— Чай будешь?
— Спасибо, нет, я на минутку.
— Будешь, — с нажимом произнесла она, поставила электрический чайник. — Заодно обработаю твою ссадину.
— И все-таки, что случилось? — В ее руках появился пузырек перекиси и ватка.
Я замялся, думая, что ответить, и понял, что в моем случае — правду и ничего, кроме правды. Врать-то я разучился…
— Был на беспредельных боях. Победил. Принес вина, чтобы вы с Настей отметили.
Она провела холодной ватой по лицу, оттирая кровь.
— Ну ты даешь! Вот так взял и победил? Я, если честно, когда тебя только увидела, подумала, что ты парень непростой.
— Да не надо ничего обрабатывать. Все уже зажило.
Но она не унималась, осторожно оттирала запекшуюся кровь. Нежные движения убаюкивали, и я невольно зевнул. Закончив, Наташа заглянула в пакет и всплеснула руками:
— Мамочки, какая прелесть! Вино! Портвейн. Настоящий, а не какой-то там