Покуда Ак Бога допивал вино, деревенские жители обсудили его предложение. Всадников они боялись, но перед этим гигантом испытывали благоговейный трепет. В конце концов два десятка человек подъехали на лошадях к духану. Ак Бога затянул пояс, водрузил на голову шлем, стянул под бородой кожаные наушины и надел на руку щит.
— Когда я издам боевой клич, — объяснил он своим новобранцам, — скачите вперед как дьяволы — не останавливайтесь, чтобы протереть от пыли глаза.
И поехал во главе селян по улице к мечети и придорожному водоему. Увидя устроивших лошадям водопой персов, завертел плетью над головой и проревел во все горло боевой клич:
— Хур-ра!
Однако перспектива нарваться на обнаженные клинки устрашила селян, они повернули и поскакали обратно. Берсерк, окончательно пришедший в неистовство, продолжал атаку один.
Персы, то ли решив, что он скачет во главе сильного татарского отряда, то ли перепугавшись его рева, поспешно вскочили на лошадей и помчались прочь. Ак Бога скакал за ними, нахлестывая коня. Всадники рассеялись и скрылись, поскольку кони у них были лучше, — так гласит рассказ, — и хотя Ак Бога призывал их остановиться и вступить с ним в бой, в конце концов он вынужден был вернуться — с победой, но с пустыми руками.
— Иранцы — шакалы, — сказал он жителям деревни, — но вы — зайцы.
…В этом походе Тимур шел быстро. Музаффариды, оставленные в городах правителями, снова затеяли войну между собой. В этой неразберихе шах Мансур оказался властителем Исфагана и Шираза. Он единственный не покорился Тимуру и теперь стал владыкой над своими родственниками — взял в плен беднягу Зайн аль Абайдина и выжег ему глаза.
Идя погасить пламя мятежа, Тимур задержался по пути, чтобы истребить гнездо так называемых ассассинов{40}, они набирались смелости, накурившись гашиша, и кинжалов их страшились все правители в Передней Азии. С ним было всего три тумена, одним командовал Шахрух, другим старший внук Тимура, сын Хан-Заде.
При его приближении шах Мансур отправил половину своих людей под командованием одного из приближенных в Белую Твердыню, иранское убежище, неприступное со времен мифического Рустама{41}. Там же был заключен ослепленный Зайн-аль-Абайдин, и туда Тимур повел своих воинов.
Белая Твердыня являлась, в сущности, горной вершиной, в хронике приводится ее подробное описание:
«Персы возлагали надежды на это место, вершину скалистой горы, куда ведет только один узкий путь. Она представляет собой красивую, ровную плоскость около лиги в длину и в ширину. Здесь есть речки, родники, плодовые деревья и возделанная земля, всевозможные птицы и животные.
Правители настроили здесь домов увеселений, в таком месте не приходилось опасаться наводнения или пожара, тем более подкопов или стенобитных орудий. Никто не пытался осаждать его из-за высоты и невозможности поднять туда осадные машины. Дорога, ведущая на вершину горы, проложена так, что в узком месте трое воинов могут противостоять тысяче.
Неудовлетворенные природной неприступностью этой твердыни, персы возвели на поворотах дороги башни из больших, сложенных из извести камней. Поскольку возделанная земля могла дать достаточно еды жившим там людям, корма для животных и птиц хватало, взять твердыню измором было невозможно. Над обитателями этой твердыни властна была только смерть».
Тимур атаковал Белую Твердыню в тот же день, когда войска его подошли к подножию горы. Он встал лагерем на гребне соседнего хребта, и татары поскакали вверх по склону к тому месту, где вздымались отвесные скалы. Там они спешились, рассыпались, словно муравьи, и начали штурмовать нижние башни на поворотах дороги.
Со своей высоты эмир видел крохотные шлемы, ползущие вверх, на солнце сверкали стрелы, из долины с парами поднималась жара. Рядом с ним гремели литавры, время от времени до него доносился нарастающий крик воинов, державшихся на своих точках опоры под стрелами и камнями, которыми осыпали их защитники.
К наступлению темноты ничем овладеть не удалось. Другой дороги не нашли, беки с мрачным видом пересчитывали приносимые из-под башен тела. Ночь татары провели на своих позициях, то есть расположившись под скалой и на ее поверхности. С восходом солнца беки снова повели их на штурм, вооружив часть людей кирками, но их отбросили в долину. Литавры Тимура вновь пробили наступление.
Потом воины, карабкавшиеся на стены одной из башен, услышали высоко над головами громовой голос:
— Наш эмир побеждает! Иранские собаки оскоплены!
На вершине утеса в двухстах футах над ними стоял недосягаемый для стрел с дороги Ак Бога. Он влез туда по расщелине, которую оставили без внимания и персы, и татары, поскольку подняться по ней представлялось невозможным. Но Ак Бога повесил щит с луком за спину, взобрался и теперь оповещал об этом всех имеющих уши.
Прислонив щит к скале перед собой, он выпускал из лука стрелы, не давая подойти персам, оказавшимся поблизости. Увидя его там, присоединившийся к воинам на дороге Шахрух приказал немедленно штурмовать башни, не выпускать оттуда защитников, а тем временем находившиеся вблизи от расщелины татары полезли на помощь Ак Боге.
Вершину они нашли покинутой, персов удирающими, а Ак Богу грузно бегущим за ними с саблей в руке. Стоило им появиться на фоне неба, под башнями были подняты знамена Шахруха, а барабаны в долине возвестили боем, что конец близок.
Персы покинули башни и устремились наверх, но их атаковали с тыла взобравшиеся на утес тимуровы воины, схватили и одного за другим сбросили с вершины. За ними последовал военачальник шаха Мансура и распростерся грудой тряпья на камнях внизу. Белая Твердыня пала.
Когда бой окончился, Ак Богу разыскали и привели к Тимуру. Доблестный воин получил от эмира деньги, рулоны парчи и шелка, шатры и красивых невольниц, множество коней, мулов и верблюдов, удалился в потрясении и, оглядываясь на все, что следовало за ним, покачивал головой. Когда его остановили и принялись поздравлять, Ак Бога произнес:
— Аллах свидетель, вчера у меня был только один конь, и теперь не верится, что все это принадлежит мне.
Ак Бога получил повышение, стал командовать арьергардом в тумене Мухаммед-Султана, красовался на коне до конца жизни; и с того дня никогда не поворачивался спиной к месту, где находился Тимур. Ложась спать, непременно вытягивал ноги в сторону эмирского павильона; и просил, чтобы, когда умрет, его похоронили ногами ко дворцу повелителя.
Когда Тимур возобновил преследование музаффаридов, ему доложили, что шах Мансур бежал. Отделив от войска правый и левый тумены, которыми командовали его внуки, Мухаммед-Султан и Пир-Мухаммед, эмир поспешил к Ширазу с основными силами, численность которых составляла тридцать тысяч. Всегда помогавший ему Шахрух находился при нем. Неожиданно татары столкнулись с тремя-четырьмя тысячами персов, стоявших в садах возле одной деревни. Персидские всадники были в кожаных кирасах с поперечными стальными полосами, на конях были доспехи из простроченного шелка.
Оказалось, что шах Мансур во время бегства к Ширазу с этой конницей остановился в деревне и спросил, что говорят о нем ширазцы.
— Аллах свидетель, — ответили ему, — говорят, что некоторые, носящие большие щиты и полные колчаны, бежали, будто козы от волков, бросив их семьи врагу.
Разъяренный этой насмешкой Мансур, повернув коня, повел свое войске обратно. И бросил конницу против Тимура. Некоторые его отряды беспорядочно отступили, но две тысячи прорвали татарский строй и заняли высоты в тылу. Неудовлетворенный этим шах снова пошел в атаку на знамя Тимура.
Эмир с несколькими членами свиты отъехал чуть в сторону для наблюдения за этой внезапной атакой, и Мансур устремился к нему. Окружавшие эмира беки тут же вступили в бой с персидскими всадниками.
Тимур протянул назад руку за копьем, которое всегда возили позади; но копьеносца окружили и оттеснили вместе с оружием. Не успел эмир выхватить саблю, как Мансур подъехал вплотную.
Перс дважды обрушивал клинок на татарского завоевателя. Тимур наклонял голову, лезвие соскальзывало со шлема и безвредно чиркало по кольчужному рукаву. Он неподвижно сидел в седле, пока один из телохранителей не накрыл ему голову щитом, а другой вклинился между отважным Мансуром и его противником.
Наконец Мансур повернул коня, поскакал прочь, но его настигли несколько воинов Шахруха. Шахрух вернулся с отсеченной головой персидского правителя и бросил ее под копыта тимурова коня.
Это явилось концом сопротивления Персии и закатом музаффаридов. Тимур приказал разыскать всех уцелевших представителей рода и заковать в цепи. Впоследствии их казнили.