общаться, этому способствовала случайно размещённая в сети фотография Умара в окружении соплеменников: на ней у одной из женщин в руках красовался сноп странного растения, принесённого с той стороны пещеры. Уже на следующий день вечером Михалыч обнаружил с десяток пропущенных звонков от неизвестного. Неизвестным оказалась Ольга.
‒ Отец, да, я, это что за люди с тобой рядом? ‒ выпалила она.
‒ А ты откуда? ‒ начал Вил.
‒ Телефон брат дал. Смотри, растения у неё крайне редкие, таких давно уже нет. Я приеду, очень интересно. Сохраните до приезда? ‒ тараторила дочь.
‒ Ага, приезжай. а то давно не видел… Ты, поди, сейчас здоровая такая бабища, как тётя твоя, ‒ начал было издеваться отец.
‒ Пока, потом расскажешь про бабищу. Скоро увидимся, ‒ по-московски быстро отрезала Ольга, завершив разговор.
Буквально на следующий день дед познакомился по видеосвязи с внуком. Он оказался умным парнем, закончил финансы, работал в хитрой конторе, которая с помощью мутных схем выводила деньги коммерсантов в офшор. И вот тишину очередного зимнего вечера, как острый нож, разрезал зуммер телефона. На связи дочь.
‒ Отец, привет, у тебя, брат сказал, дела в гору идут.
‒– Ну, как-то так, ‒ смутился Вил.
‒ Если что, я бы хотела приехать помочь тебе… агрономом стать, ‒ смущённо начала Ольга.
‒ А что в Москве, а как кафедра и прочее? ‒ не понимал Михалыч.
Дочь рассказала, что идёт оптимизация и оставляют не всех, и ей урезали ставку. За все годы работы она так и не купила квартиру, а снимала, копила деньги, теперь денег на съём нет, так как все свои сбережения в прошлом году потратила на покупку Раису однокомнатной квартиры в районе станции метро «Сухаревское».
‒ А что, приезжай! Тема есть и для тебя, и внук, думаю, пригодится, ‒ подытожил Вил Михалыч.
‒ Хорошо, я приеду в марте. У меня контракт заканчивается 12 марта, сразу приеду, ‒ радостно пообещала Ольга.
‒ Если у меня с тобой не срастётся, то младший брат куда-нибудь всё равно устроит, он всё ж начальник, ‒ заверил отец в верности принятого дочерью решения.
А было ли нападение?
На дворе стояла весна, не та, ранняя, со снегом и редкой капелью, а такая, когда уже сошёл снег и только проклюнулись почки. Деревья были ещё голые, трава ‒ жухло-серая, как поздней осенью, но солнце греет по-летнему, и через прошлогодний слой опавших листьев то тут, то там пробивались нежно-зелёные растения. В стойле мычала корова, покрикивал на кого-то петух, на задворках было слышно тявканье пса.
Ранее утро. Родители перед работой занимаются хозяйством, и, как бы ни не хотелось, но Генка поднялся с кровати, завистливо глядя на безмятежно спящего младшего брата. К грудному брату скоро придёт бабушка.
‒ Ну, давай собирайся, съешь что-нибудь и иди в школу, ‒ приказывает мать.
Время только пять утра, но родители работают с шести, и скоро их увезёт на ферму автобус, а Генка приедёт в школу к шести и вместе с другими такими же горемыками будет доделывать вчерашнюю домашку под присмотром сторожа и дежурного учителя. Старый автобус, забитый рабочими и детьми, тяжело вздохнув, издавая стоны и скрежет, медленно крадётся по малолюдной улице. Улица, больше похожая на разбитую фронтовую дорогу, идёт через всё село к ферме. Наконец-то школа, дети вывалились с радостью в пахнущий почками и весной школьный двор.
‒ Эй, бобёр, сделал матешу? ‒ издалека на бегу крикнул ему брат-бездельник Вил.
‒ Да, списать дам, но с тебя 3 копейки, ‒ назначил свою цену Геннадий.
‒ Слушай, ты ж мне брат, давай потом отдам? ‒ настаивал Вил.
‒ Нет, неделю назад ты и твои два друга списали контрольную, которой цена 5 копеек, и что, где мои деньги? ‒ Генка выставил вперёд свои зубы и протянул руку, показывая, куда нужно положить монетку.
‒ Да ладно, я тебе вчера коржик отдал, а он даже надкусанный копеек 10 стоит, ‒ Вил при этих словах сделал характерный жест рукой, обозначающий клятву.
***
Воспоминания прервал скрип двери, в высунувшуюся щель показалась кудрявая голова работника следствия.
‒ Геннадий Зосимович? Заходите.
Кабинет, весь заваленный папками и окурками, ярко освещало закатное зимнее солнце, в открытую форточку, с трудом вытесняя табачный дым, протискивался свежий морозный воздух. Начались обычные процедуры: запись данных, формальные вопросы об иконах и нападении. Геннадий за последний месяц сильно измотался от опросов, допросов и пояснений, от одного намёка на очередной контакт с органами начинало трясти и мутить. Фемида крепко держала его, как липкая лента муху, допросы и подготовка к ним превратились в ежедневную работу. Сначала он в страхе взял денег у Вила на адвокатов и ходил с ними, рассказывая историю о продаже икон неизвестной группе лиц, затем его дело из области отдали в город, и всё началось заново. Теперь его допрашивали в райцентре, все вопросы и ответы на них Геннадий давно выучил наизусть, а платить адвокатом душила жаба.
Допрос шёл долго и нудно, вопросы задавались под копирку, ничего нового. Молодого сотрудника постоянно дёргали начальство по телефону или коллеги по цеху.
‒ Слушай, а дело о двух бутылках водки у тебя? ‒ бросал в открытую дверь невысокий плотный парень, дымя сигаретой.
‒ Да, я сегодня по нему всё напишу и тебе отдам, ‒ отвечал кудрявый.
‒ Давай шевелись, ты ещё в пять дел должен протоколы вложить, ‒ матерясь, плотный сильно хлопал дверью, при этом обязательно падали на пол с десяток папок, рассыпая своё содержимое по грязному дощатому полу.
И это нудно повторялось каждые двадцать минут, как будто у сотрудников совсем отсутствовала долговременная память, и некто сверху всё время запускал волну, будившую сонное царство правосудия. После таких визитов кудрявый бегал по заваленному кабинету, искал какие-то папки, закуривал, кому-то звонил. Наконец, найдя дело за вчерашний день, выкладывал исписанные, заляпанные чем-то листы на соседний стол, заваленный макулатурой, и снова приступал к допросу.
Вопросы были простые, и ответить на них мог сам полицейский, но по какой-то причине не хотел. Поздно вечером кудрявый парень, наконец окончив ритуальные действия, радостно объявил:
‒ Дело закрыто, все показания взяты. Вы, Геннадий Зосимович, переходите в статус потерпевшего, теперь будем, так сказать, ждать новых обстоятельств, ‒ довольный собой парень глубоко затянулся сигаретой, прищурив глаза от дыма и удовольствия, и продолжил. ‒ Короче, пройдёт срок ‒ сдам всё в архив.
Докурив, он взял толстую папку с делом Геннадия, задумчиво посмотрел на неё, взвесил в руке и… подпёр шатающийся здоровенный шкаф-сейф. Только к ночи Геннадий радостно вышел из обшарпанного здания полиции.
«Свободен, наконец-то. Осталось теперь решить с Котом, который организовал это событие. Тут много хуже, Кот утверждает, что он ни при чём, а вот я должен ему ещё