– Пока я не решу тебя простить.
– Мне не нужно твое прощение. Я хочу, чтобы ты мне верил! Если ты меня здесь оставишь, тебе незачем сюда возвращаться, потому что я никогда не прощу тебя за то, что ты усомнился в моей честности!
На лице Джорджа на мгновенье промелькнуло сомнение, словно он впервые осознал, как глубоко ее ранил.
– Анна, я…
– Изменил свое решение? Ты заберешь меня с собой? Отвезешь ко двору, где мое место?
– Сейчас ты должна остаться здесь.
– Тогда я больше никогда не желаю тебя видеть.
Джордж посмотрел на нее долгим тяжелым взглядом, затем отвернулся.
– Значит, так тому и быть, – тихо проговорил он на ходу, оставляя ее одну в гостевом доме.
Анна слышала, как он распорядился подавать лошадей, сказав, что лучше поехать в Оксфорд и остановиться на ночь на постоялом дворе, чем оставаться еще хоть на минуту рядом с его неуправляемой супругой.
Она едва не кинулась следом за ним. Анна видела, как ее рука непроизвольно потянулась туда, куда он ушел, к ее мужу, к отцу ее еще не родившегося ребенка. Анна отдернула руку, услышав топот копыт, сообщивший ей о том, что Джордж и его люди уехали из обители Литтлмор. Теперь пальцы ее руки сжались в кулак.
– Я не заслужила, чтобы со мной так обращались! – прошептала Анна. – Я не сделала ничего плохого.
Слабый шорох одежды, раздавшийся у двери, заставил женщину выпрямиться и решительно поднять подбородок. В следующую секунду в комнату вошла настоятельница. За ней показалась Мериэл. Вид у горничной Анны был потерянный и несчастный, как у заблудившегося щенка, но заметив, что ее госпожа смотрит на нее, Мериэл изобразила на лице подобие улыбки.
– Пойдемте, – сказала матушка Кэтрин. – Пора отправляться в келью.
Анне ничего не оставалось, кроме как подчиниться, и она последовала за настоятельницей через двор, где были оставлены сундук для одежды и паланкин, и дальше, по огороженному стенами участку на восток от церкви.
Пройдя еще полтора десятка шагов, они очутились в уединенном саду. В его дальнем конце располагалось главное здание монастыря.
Кельи монахинь находились на верхнем этаже, в наиболее труднодоступной части строения, чтобы оградить невинность ее обитательниц от посягательств. Внутреннее пространство было разделено на два ряда крохотных комнат. Матушка Кэтрин провела Анну в одну из них. Обстановка здесь состояла из узкой кровати и подставки для подсвечника.
– А где будет спать моя горничная? – спросила Анна.
– Ей придется довольствоваться тюфяком на полу.
– А мой сундук? Где мне хранить одежду?
– Вам не понадобятся изысканные наряды. Хотя ваш супруг и отменил распоряжение герцога о том, чтобы вас постригли, о вашем платье он ничего не сказал. Вы будете носить одежду послушницы, пока находитесь здесь, и относиться к вам будут соответствующим образом. Вы будете выполнять свою часть обязанностей, а за нарушение порядка понесете наказание, невзирая на благородство крови и богатство вашего рода.
Сказав это, настоятельница оставила Анну с ее служанкой в тесной комнатушке. Анна отметила, что единственное окно было слишком маленьким, чтобы можно было выбраться через него наружу.
– Мериэл, узнай, куда они поставят мой сундук, – распорядилась Анна. – Тебе удалось уложить в него что-нибудь ценное?
– Все монеты, которые были у вас, чтобы играть при дворе, отобрал герцог, – доложила Мериэл, – а вместе с ними ваши ожерелья, броши и кольца. Но он оставил вам часослов, миледи. Тот самый, что вы получили от королевы в качестве свадебного подарка. И у вас есть еще ваше обручальное кольцо и зашитые в одежду драгоценности.
Жемчуга, вспомнила Анна, и полудрагоценные камни. Наверное, их можно будет вынуть и продать. Или использовать как взятку. Что касается часослова, то этот сборник молитв был рассчитан на то, чтобы им пользовались миряне, но, возможно, настоятельница им заинтересуется. Анне не верилось, что матушка Кэтрин Уэллс такая праведница, какой хочет казаться. Когда она выходила из кельи, Анна отчетливо услышала характерный шелест шелковой нижней юбки.
– Пока мы ничего предпринимать не станем, – сказала она. – Мне нужно время, чтобы подумать. Составить план.
Она даст Джорджу несколько дней, чтобы он мог изменить свое решение и не оставлять ее в Литтлморе. Потом, если он не вернется за ней, она найдет способ выбраться отсюда. Ей нужно изучить особенности местности. Ничего нельзя делать в спешке. Она никого не знает из здешних землевладельцев и поэтому не может просить у них прибежища. Оксфордшир для нее неизвестная территория. Несомненно, именно поэтому Эдвард его и выбрал.
Анна со вздохом села на твердый как камень матрас. Если бы только она имела доступ к тому имуществу, которое принадлежало ей еще до замужества! С таким состоянием она могла бы предложить не меньше, а пожалуй, даже больше того вознаграждения, которое пообещал священнику Эдвард, и затмить подношение Джорджа монастырю. Но сейчас обстоятельства сложились так, что у нее не было ни гроша.
Одна из монашек с горящими любопытством глазами вошла в келью с одеждой для послушницы. Анна покорно облачилась в простое одеяние из некрашеной шерсти, хотя и оставила на себе мягкую батистовую нижнюю сорочку. Серовато-белая блуза царапала кожу. Ее нужно было носить с кожаным поясом, а сверху надевался свободный наплечник. Завершал наряд повой. Анна также оставила на себе свои ботинки и чулки, вместо того чтобы засунуть голые ступни в грубо сработанные кожаные сандалии.
– Теперь ты одета лучше, чем я, – заметила она, обращаясь к своей горничной.
– Вы найдете возможность выбраться отсюда, мадам, – сказала преданная Мериэл.
– Так оно и произойдет с твоей помощью, мой друг. Там в сундуке есть бумага и чернила?
Мериэл просияла.
– Да, есть. Никто не приказывал мне отдать ваши письменные принадлежности.
– Тогда нам нужно подумать, кому отправить письма.
Зазвонили к вечерней службе, и дальнейшее обсуждение пришлось отложить на будущее.
Когда Анна выходила из кельи, у нее сосало под ложечкой – солнце уже село, а об ужине никто и не заикнулся. «Наверное, – подумала женщина, – регулярные посты также являются частью наказания». Королева это одобрила бы. С угрюмым выражением лица Анна пристроилась за тремя сестрами в черном облачении и, спустившись с ними по крутой лестнице, вошла в крохотную монастырскую церковь.
21
Обитель Литтлмор, 11 мая 1510 года
В свое первое утро в монастыре Анна должна была скоблить полы. Никто с ней не заговаривал. Ее это не удивило. Анна много раз слышала о том, что в монастырях праздные разговоры не только не поощряются, но и вовсе запрещены.