Далеко не сразу он успокоился настолько, чтобы выровнялось дыхание. Вытирая пот со лба, Джордж наткнулся взглядом на выброшенные из окна простыни. В это мгновение он осознал, что у него нет выбора. Он должен отвезти свою жену в обитель Литтлмор и там ее оставить. Затем ему следует уехать от нее настолько далеко, насколько это возможно. Даже если им суждено прожить жизнь вместе, пока смерть их не разлучит, пройдет немало времени, прежде чем он найдет в себе силы простить Анну. Джордж поклялся себе, что никогда не позволит ей снова завладеть его сердцем.
20
Обитель Литтлмор, 10 мая 1510 года
За четыре дня тряски в паланкине, из которого Анна могла разглядывать окружающие виды лишь через узкую щелку, все ее тело в конце концов покрылось синяками, и она была рада завершению этого путешествия, невзирая на то, что его конечным пунктом был монастырь. При первом взгляде на массивные стены, сияющие ослепительной белизной в лучах полуденного солнца, обитель Литтлмор показалась Анне не таким уж мрачным местом. Ее окружала приятная для глаза местность, где среди зелени в изобилии цвели полевые цветы.
Чарльз Найветт повел их во двор, хрустя подошвами на дорожке, посыпанной гравием. Во дворе стояли обычные для любого небольшого хозяйства постройки. Также тут находились жилища привратника, священника и эконома, а кроме того, помещения для гостей монастыря. Среди прочих строений Анна отметила пекарню, конюшню, голубятню и свинарник. Тут же располагалась и крошечная церковь.
– Сестры примут леди Анну, но остальные прибывшие должны остаться в гостевом доме, – сказал Найветт. Он посетил Литтлмор два дня тому назад и теперь считал себя знатоком местных порядков, позволяя себе назидательный тон. – Мужчинам запрещено появляться среди монахинь.
– А как насчет моей горничной? – поинтересовалась Анна.
По взглядам, которыми обменялись Джордж и Найветт, она поняла, что они не подумали о дальнейшей участи Мериэл.
– Ей будет неприлично оставаться с вами, – заметила Анна.
Найветт презрительно ухмыльнулся, и она подумала, что он вполне достоин своего хозяина герцога, но Джордж после недолгого замешательства, беспечно махнув рукой, сказал:
– Тогда оставь ее при себе.
– Это запрещено.
Джордж пропустил возражение Найветта мимо ушей. На его лице появилось упрямое выражение. Найветт его раздражал, и это давало Анне слабую надежду на то, что, если попросить его как следует, Джордж пойдет на некоторое смягчение условий ее заточения, желая насолить подручному ее брата. И потом был еще один довод, к которому она пока еще не прибегала, но который мог изменить его решение оставить ее здесь.
Во двор из здания монастыря вышли священник и монахиня.
– Это духовник обители, сэр Ричард Хьюз, – представил Найветт, – и настоятельница, матушка Кэтрин Уэллс.
Анна с любопытством разглядывала их. Сэр Ричард имел исключительно привлекательную для священника внешность. Он отличался высоким ростом, стройным телом и правильными, выразительными чертами лица. Матушка Кэтрин была очень молода для своего сана. На ней было простое черное одеяние, характерное для ее ордена, и, кроме единственного золотого креста на шее, она не имела никаких украшений. Ее большие глаза были широко расставлены, а кожа лица совершенной овальной формы была безупречна.
Джордж выступил перед Найветтом, не давая ему взять инициативу.
– В полученных ранее указаниях возникли некоторые изменения, – заявил он настоятельнице. – С головы леди Анны не должен упасть ни один волос. С ней останется ее служанка.
Матушка Кэтрин явно была обескуражена безапелляционным тоном Джорджа, однако кивнула головой, соглашаясь.
– Это противоречит правилам, – сказала она мягким голосом. – Волосы должны быть сострижены.
– Герцог Букингем пообещал нам щедрое вознаграждение, – вмешался священник. – Не изменит ли он своего решения, если мы будем руководствоваться вашими распоряжениями, а не его?
Джордж обратил на него испепеляющий взгляд.
– За содержание моей супруги платить буду я. Давайте отойдем в сторону и обсудим финансовую сторону дела.
Оставшись вдвоем с матушкой Кэтрин, в чьем подчинении ей предстояло находиться в обозримом будущем, Анна попыталась понять, что это за человек. Однако отрешенное лицо настоятельницы ничего не выражало, и она продолжала хранить молчание.
Спустя несколько минут к ним вернулись все трое мужчин. Джордж и священник, сэр Ричард, выглядели довольными. Найветт – хмурым.
– Анна, ты пойдешь с матушкой Кэтрин, – распорядился Джордж. – Она отведет тебя в келью.
– Сначала я должна кое-что тебе сказать. Наедине.
Сэр Ричард услужливо вызвался проводить их в гостевой домик.
– Подождите здесь, – приказал Джордж своим слугам и прибавил, видя, что кузен Анны собирается последовать за ними: – И вы тоже, Найветт.
Сэр Ричард провел их в комнату, которая была отведена для Джорджа на эту ночь. Пол и стены здесь были недавно выскоблены, но все равно помещение хранило неистребимый запах гниения. Узкая кровать и немногочисленная мебель выглядели довольно уныло. Анна подумала, не покажутся ли ей эти «апартаменты» роскошными после того, как она увидит место, где придется спать ей и Мериэл.
Когда сэр Ричард оставил их одних, Анна попыталась и не смогла найти слова, чтобы сообщить Джорджу о своей беременности. Мысль о том, чтобы использовать своего еще не рожденного ребенка как средство для завоевания свободы, вызывала в ней внутренний протест. Джордж должен захотеть забрать ее отсюда ради нее самой.
Анна откашлялась.
– Может, ты пересмотришь свое решение? Я…
– О помиловании не может быть и речи!
Раздражаясь, она ответила в том же духе:
– А если я стану, как говорят законники, просить о помиловании на основании беременности? Могу ли я рассчитывать на отмену казни?
Ее слова были полны горечи.
– Лучше молись о том, чтобы ты не была беременна. А если ты все же беременна, молись о том, чтобы потерять свой плод, поскольку, учитывая обстоятельства, которые тебя сюда привели, я не смогу быть уверен в своем отцовстве.
Гордость Анны не позволила ей показать, как сильно задели ее его грубые слова. Ей хотелось завыть, отбросив самообладание, яростно накинуться на мужа, царапая ему лицо ногтями и осыпая проклятиями. Но вместо этого она придала своему голосу такую же холодность и отрешенность, какие были слышны и в его тоне. Она больше не станет унижаться, моля Джорджа о том, чтобы он поверил в ее невиновность.
– Сколько времени я должна тут провести? – спросила Анна. – Или меня заточили на всю оставшуюся жизнь?