Читать интересную книгу Наука умирать - Владимир Рынкевич

Появился Корнилов, конечно, с трёхцветным знаменем и с текинцами. Обогнал Маркова, спеша в цепь, чтобы поддержать наступление. Зазвучало протяжное торжествующее «Ура!» Замолкли пулемёты. Красные бежали, корниловцы догоняли их у железной дороги, здесь же расправлялись, били в основном штыками.

   — Хороший бой, — сказал Марков. — А, Степаныч?

   — Хороший, но почему в Екатеринодаре провал?

   — Может, ложный слух? Помолчим пока.

У паровой мельницы лежали несколько трупов — мальчики с нежными мёртвыми лицами, с остекленевшими глазами. Ростовские студенты и юнкера.

   — Вот и их очередь умирать, — сказал Марков, — а про нас пока забыли.

   — Сегодня корниловцы без нашей помощи обошлись, — сказал Тимановский.

   — Ещё до Екатеринодара далеко, — напомнил Марков. — Какая следующая станция, Гаврилыч? У тебя карта близко?

   — Кореневская.

Часть ростовской Чека прибыла в Екатеринодар организовывать работу. Вечером 15-го начальник вызвал Руденко.

   — Два дела к тебе, Олег. Во-первых, познакомлю тебя со старым знакомым. Подожди минутку, покури — сейчас он придёт. Второе дело посложнее — Корнилов Выселки взял. Прёт сюда. А вот и знакомый.

Вошёл улыбающийся, прибранный, в новой гимнастёрке, перепоясанной сверкающим ремнём, на котором красовалась кобура с маузером, — Линьков.

Поздоровались, обнялись. Линьков рассказывал о своих похождениях, о том, как сумел убежать от корниловцев.

   — А что ж другой-то? Как его? Мушкаев.

   — Не смог пока. Там крепко смотрят. Хорошо, что сразу не расстреляли — Корнилов запретил.

   — Да, но он там воюет против нас, — сказал начальник. — Ладно. Найдём — спросим. А ты, Миша, давай нам всю разведку. Что за армия? Как её остановить? Ведь прёт Корнилов. Сегодня Автономов назначил своим помощником нового очень толкового командира — Сорокина[30]. Из казаков. Уже показал себя в боях.

Линьков рассказал о корниловской армии: численность, артиллерия, конница.

   — Главное — у них моральный дух. Идут цепью без выстрела, и наши бегут, сдаются. А сдаваться нельзя — расстрел.

   — Это надо объяснить каждому красноармейцу, — сказал начальник. — Часа через два отправляется эшелон в Кореневскую навстречу кадетам. С ними отряд черноморцев. Приказано тебе, Олег, со своими моряками возглавить. Аты, Миша...

   — Меня не посылайте. Случайно попадусь — и конец.

   — Чего это ты, Миша, так спужался? Нам всем хана, ежели возьмут.

   — Миша остаётся, — сказал начальник. — Здесь много дел, и туда ещё успеет. Он нам здесь отрядик сколотил из местных. Надо срочно очищать город от элементов.

Руденко не был удовлетворён. Обнимались, радовались встрече, но по-особенному поглядывал он на Линькова.

   — Свою медсестру надо взять, — сказал Руденко начальнику. — Бой будет тяжёлый. Эх, бронепоезд бы.

   — В Тихорецкой бронепоезда застряли. Оттуда будут подходить. А медсестру возьми. Кого думаешь?

   — Катюху возьму. Опыт имеет, а здесь зажирела. Мужиками излишне интересуется.

   — Если излишне, то бери.

Линьков словно и не слышал.

Тихую звёздную ночь над Кубанью наполнял звуками эшелон. Колеса постукивали, как полагается, матросы сидели у раскрытых дверей, курили и пели: «Я, моряк красивый сам собою, мне от роду двадцать лет. Ты возьми, возьми меня с собой. Что ты скажешь мне в ответ? По морям, по волнам, нынче здесь — завтра там...» Катя подпевала.

Вдруг появилось неясное беспокойство, оно постепенно нарастало. Это не к лицу такому боевому генералу, каким его считает уже вся армия. Не в Екатеринодаре дело — сегодня город отдали, завтра взяли, тем более. Что ещё нет подтверждений — но и в нём тоже. Там был Родзянко, и они с Корниловым сообразили бы что-нибудь государственно-политическое. С союзниками бы связались. Главное — Россия, люди, народ. Отдали немцам чуть не пол-России, а они за красных. Даже казаки. И мелочи начинают волновать.

От Ростова шли по своему плану и легко громили всех, кто пытался их остановить. Шли с малыми потерями, заставляя красных обращаться в бегство при одном своём появлении. Истинно русские офицеры, отдающие жизни за Россию. Это они с Кутеповым ввели новую тактику наступательного боя против красных: идти цепями, ускоренным размеренным шагом, винтовки на ремне или наперевес, не открывая огонь. Надвигаясь неумолимо, словно сама судьба. И красные бежали.

Утром так взяли станцию Выселки. Брали корниловцы и конница. А вечером там опять оказались красные — забыли, видите ли, взорвать путь, и из Тихорецкой пришли два бронепоезда. Корнилов снова к нему: «Сергей Леонидович, выручайте. Не позднее завтрашнего утра станцию надо вернуть, иначе красные создадут сплошной фронт».

   — Напрасно мы, Степаныч, надеялись, что корниловцы без нас справятся, — сказал генерал Тимановскому за ужином. — Завтра с рассветом пойдём отбивать Выселки.

   — Коньячку за успех.

   — Благодарю, но мне не наливайте. После твоего коньяка я что-то плохо сплю, а сейчас и так не заснёшь от всяких мыслей. Да и подъем рано.

Какой тут сон, когда Россия, которая давно должна очнуться, одуматься, собраться с силами и прогнать большевистскую банду, почти вся за красных, безучастна к тому, что большевики полстраны отдали немцам, и бесчинствуют в оставшейся части. Страну разрушили. А русские люди? Русский народ? Воюет за красных. Когда не думаешь, а действуешь, всё становится на свои места. Он сражается за Россию и совершенно не боится смерти в бою. О чём прямо говорит, воспитывая молодых офицеров.

Однако никому не скажешь, что сорокалетний генерал-лейтенант Генштаба Марков нашёл своё место в жизни И обрёл счастье. Сейчас он чувствует, что живёт и действует так, как требует его истинная человеческая природа, что именно для этой жизни создал его Бог. Не в супружеской спальне, не на кафедре Академии Генштаба, даже не в полевом штабе над картами, исчерченными цветными карандашами, а только в боевом походе, только в бою. Его может понять лишь тот, кто сам испытывал это странное чувство облегчающей тяжести, появляющееся у настоящего военного командира. Тяжесть сознания, что от решений, принимаемых тобой, от твоих приказов зависит жизнь других людей, и удивительная приподнимающая лёгкость, потому что сотни подчинённых смотрят на тебя с тревогой и надеждой, доверяют тебе и готовы идти за тобой сражаться, побеждать и умирать.

Эта славная походная жизнь: подъем до рассвета, быстрый марш, чтобы застать противника врасплох, и, главное, бой! Ты слышишь свист пуль, направленных в тебя, но ты их не слышишь, не хочешь слышать. Страшна не пуля, не смерть, а твой страх. Если ты командир, то у тебя не должно быть страха, и ты со смехом, с матерком, с плёткой в руке спокойно идёшь среди цепей. Падают убитые и раненые, зовут медсестру, дико кричат от боли, но «Ура!» твоего полка звучит громче, и ничто не может сравниться с чувством победы, когда ты видишь, как бегут, бросая оружие, враги, как поднимают руки, сдаваясь. А вечером у костра: «Цыганский быт и нравы стары...» Короткий сон, и вновь: «Подъем! Тревога!..» Это — жизнь!

На этот раз и короткий сон не приходил. Марков поднялся, оделся. В дверь постучали. Он вышел — на улице стоял Коля Курашов в той же оборванной одежонке.

   — Сергей Леонидович, телеграмм больше нет. Я был на телеграфе и в Выселках, и в Кореневской.

   — Всё, Коля. Телеграмм больше не будет. Иди в свой юнкерский батальон, переодевайся, отдыхай. Ещё успеешь поспать. Вас не будут рано поднимать. Это я свой полк сейчас в бой поведу.

   — Наверное, большой бой будет, Сергей Леонидович. Я видел, как в Кореневскую эшелоны приходили с солдатами и матросами. Тыщ, наверное, десять, если не больше. Пулемётов штук пятнадцать.

   — Мы их побьём, Коля.

   — Конечно, побьём, Сергей Леонидович.

   — Ты в юнкера пошёл, потому что война? Или давно задумал стать офицером?

   — Как же ещё, если война? Родители не очень соглашались. Музыке учили. Фортепьяно, скрипка.

   — Ты играешь на скрипке?

   — Сонату Бетховена разучивал.

   — Что ж ты молчал? Достанем тебе скрипку. Будешь играть по вечерам. А сейчас беги к своим.

   — А можно я с вашим полком? Я дороги к Выселкам |&8аю хорошо. Знаю, как с тыла можно к станции подойти.

   — Придётся взять тебя ординарцем.

Перед рассветом вдруг всё заволок туман. Марков приказал поднять полк и подбадривал строящиеся роты:

   — Туман для нас, господа, так его мать! Незаметно подойдём.

Подходили к гребню, за которым открывалась станция, когда вдруг там началась стрельба. Генерал приказал развёртываться в цепи, быстро начало светать, гребень очистился от тумана, и через него бегом бежали отступающие корниловцы. Марков приказал остановить бегущих, один из офицеров доложил, что их преследует отряд красных численностью более тысячи.