Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Разрешите доложить, ваше превосходительство. Мой юнкер Брянцев. Остался в Ростове с больной матерью, а ночью за ним пришли эти... как их...
— Чекисты, ваше превосходительство. Расстрельная команда. Я выпрыгнул в окно со второго этажа.
— И прямо к нам в батарею, — рассказал Миончинский. — Стрелял сегодня.
— Включите в приказ на представление звания, — сказал Корнилов. — Видите, как действуют большевики, — Обернулся к своему штабу. — Террор. Чем больше террора, тем больше победы.
В корниловском полку, которым командовал подполковник Неженцев[27], служили прапорщик Роман Гуль[28] и его старший брат Сергей. Роман — поэтическая натура 22 лет, верящий в национальное возрождение, начавшееся на Дону во главе с национальным героем Лавром Корниловым, с утра 7 марта был восхищен красотой степи под бесконечным бездонным небом, пропитанным солнцем, и вспоминал стихи.
— За этим гребнем село Лежанка, — сказал серьёзный старший брат. — Готовься, Рома. Там красные.
— Неужели в такой день? В такую весну? О, весна без конца и без краю — без конца и без краю мечта. Узнаю тебя, жизнь! Принимаю! И приветствую звоном щита!
— Вот это верно, — одобрил брат, — щит береги.
За гребнем и небольшой речкой с мостиком — село. Здесь красные ждали корниловцев. На окраине поставили батарею, на дерево посадили наблюдателя. Линькова и Мушкаева попросили помочь неопытным артиллеристам. «Мы ж сами пехотинцы», — отнекивались они, но выборный командир, бывший фельдфебель, резонно возражал: «Офицер должен быть в курсе».
Сидели вдвоём, обсуждая своё неясное положение. По дороге договориться не удалось — боялись друг друга, казаков, корниловцев.
— Они же сразу побегут, — сказал Мушкаев. — А мы?
— Должны бы и мы с ними, — осторожно сказал Линьков; он не хотел сообщать спутнику о своём знакомстве с генералом Марковым, на которое, впрочем, не очень надеялся.
— Бежать бесполезно, — вздохнул Мушкаев. — Кавалерия догонит и на куски изрубит. Вот если сдаться, как офицерам, силой взятым в отряд.
— Пожалуй... Попробуем...
— Эй, вы там, — закричал бывший фельдфебель. — Офицерье подходють, а вы разговоры разговариваете.
— Так наблюдатель же...
— Он давно вам шапкой машет. Открывайте огонь.
— Командирам орудий открыть огонь шрапнелью, — прокричал Линьков.
— А прицел? Трубка? — заволновались.
— Сами ставьте. Не воевали, что ли?
Едва заметными на разгулявшемся солнце мелькнули молнийки выстрелов. Сигнальщик на дереве энергично замотал головой: не туда!
Высоко в небе мелкими жёлто-белыми мгновенно исчезающими шариками взрывались шрапнели красных — «журавли» на артиллерийском жаргоне. Такие не опасны. Однако сигнал для начала боя прозвучал. Марков быстро проскакал вдоль строя своего полка, призывая идти вперёд и дополняя речь любимыми выражениями.
Подъехал Корнилов со свитой. План боя готов: Марков атакует прямо по дороге через мост, корниловский полк — в обход левого фланга красных. «Пленных не брать, — напомнил генерал. — Чем больше террора, тем больше победы». И поскакал за своим полком.
Марковцы рассыпались в цепи, но шли под пулями спокойно, винтовки на ремне. Огонь красных, бивших издалека, не представлял опасности. Марков шагал впереди. Оглядываются: так ли идут. Рядом Тимановский дымит трубочкой. 2-ю роту Марков направляет в атаку на мост, 3-ю и 1-ю — правее, через реку.
Точно не установить, кто были те первые белые офицеры, организовавшие новый вид атаки на красных. Возможно, и штабс-капитан Згривец из 1-й роты вёл офицеров через речку. Раздвигая камыши, увязая в илистом дне Я оказавшись шагов за 20 до берега, где стояли красные, они выбежали на берег, взяли винтовки наперевес, и красные в панике бежали.
Здесь же рядом Кутепов, по своему обыкновению одетый в бой, как на парад, фуражка на затылке, бородка вперёд, генерал перевёл свою роту через речку и цепью — четыре шага интервал — винтовки наперевес, без выстрела двинулся на врага. Красные бежали в панике, бросая оружие. Рота, которую вёл Марков, бежала по дороге, но кутеповцы её обогнали, чем удивили его.
— Пленными не заниматься! — крикнул Марков. — Ни минуты задержки. Вперёд.
Добежали до батареи красных. Здесь несколько офицеров стояли с поднятыми руками.
— Под расстрел их! — кричали офицеры. — Смерть Предателям!
— Кто командовал батареей? — спросил Марков резко и зло.
— Я. Капитан Мушкаев.
— Ты не капитан! Расстрелять!
Подъехал Корнилов.
— Сергей Леонидович, офицер не может быть расстрелян без суда.
Марков промолчал — он узнал стоящего рядом с капиталом Линькова, смотревшего на него с надеждой. Едва заметно, неодобрительно кивнул и прошёл мимо. Пусть решает суд.
Всё могло решиться мгновенно, без суда. К Корнилову подвели юнкера Брянцева, Сумевшего убежать в Ростове от чекистов. Миончинский доложил о нём Корнилову, хвалил за сегодняшнюю стрельбу.
— Поздравляю, юнкер, — сказал Корнилов, — вы уже не юнкер. Адъютант, немедленно включите в приказ на присвоение звания.
— Никого не знаешь из этих? — спросил Брянцева генерал Боровский, указывая на пленных.
Тот скользнул взглядом по бледным испуганным лицам. Несколько задержался, разглядывая Линькова.
— Никак нет. Не знаю. За мной приходили чекисты, а это — офицеры.
— Они могут и переодеться, — сказал Боровский.
— Никак нет. Не знаю.
И всё же, уходя, Брянцев оглянулся и на Линькова смотрел дольше, чем на других пленных.
На площади перед собором расправлялись с солдатами. Их было много, и стрелки вволю натешились. Били почти в упор, потом добивали ещё живых, а самые дотошные ходили по трупам и проверяли.
Деникин с ординарцем верхами проезжали неподалёку. Генерал придержал коня, искоса смотрел на молящих о пощаде, окровавленных, дергающихся в предсмертных судорогах, пытающихся куда-то ползти, настигаемых пулей или штыком... Есть ли среди них кто-то из тех, что пытались его растерзать в Бердичеве? Это не имеет значения — все они такие.
Марков проезжал мимо и не остановился. Только крикнул:
— Поменьше с ними валандайтесь.
Кто-то из расстрелыциков сказал:
— А сам что-то не хочет.
О Маркове в этот вечер говорили много: герой боя, первым шёл в атаку, его полк двигался на красных без выстрела, и они в панике бежали. Так надо побеждать в этом походе. Романа Гуля давно привлекала эта странная личность: всегда с нагайкой в руке, с нецензурной прибауткой и, если верхом, то почему-то всегда на неподходящей лошади.
Когда закончился наконец этот слишком длинный день слишком наполненный событиями, такими разными и такими значительными, когда вновь высыпали звёзды над степью, Роман вдруг среди брани, споров, бахвальства, пьяных выкриков неожиданно услышал песню, негромко звучащую где-то за огородами. Он пробрался туда. Возле большого костра сидели марковцы. Что-то ели и пили, но, главное, пели:
Цыганский быт и нравы стары,Как песни те, что мы поем,Под заунывный звон гитары,Жизнь прожигая, зря живём...
Гитара заунывно подыгрывала.
— Идите, прапорщик, к нам, — услышал он вдруг голос Маркова. — Нравится песня? Вижу, что нравится.
Романа усадили, дали глотнуть, дали закусить куском курятины.
— Любим мы эту песню, — сказал Марков, — что-то в ней есть. Походное, что ли.
Под песню и слегка захмелев, Роман решился спросить:
— Ваше превосходительство...
— Без превосходительств. Сергей Леонидович. Как вас величать?
— Роман Борисович.
Под странную цыганскую песню этих молодых, слегка пьяных людей, целый день рисковавших жизнью, убивавших, расстреливавших, не знающих, куда и зачем пойдут они завтра и где застигнет их смерть, возник странный разговор между прапорщиком и генералом. Странность его была в том, что и вопросы, и ответы были туманно неясны, но в то же время оба так понимали друг друга, как не поняли бы в любой самой чётко организованной беседе.
— Почему так, Сергей Леонидович?
— Потому что хорошо, Роман. Видел, солнце какое стояло, когда шли цепями? А как шли, ты понял?
— Без выстрела. Если всегда так будут идти...
— Всегда.
— И все погибнут.
— Да.
— Но слава останется навеки.
— Слава останется. Это ты хорошо понял, Роман.
— Но можно иначе.
— Нельзя. Так сложилось.
— И Корнилов?
— И он.
— А другие?
— Других нет. Только мы. И это прекрасно. И песня хорошая:
Цыганский быт и нравы стары...
— А там на площади?
- Мираж - Владимир Рынкевич - Историческая проза
- Генерал террора - Аркадий Савеличев - Историческая проза
- Жизнь и смерть генерала Корнилова - Валерий Поволяев - Историческая проза