– Ум-м-м-м! – Я повела носом и села в разворошенной постели.
Осторожный взгляд сначала направо, а потом налево зафиксировал впечатляющую картину живописного разгрома. По гостиничному номеру словно прошелся небольшой смерч: мое белье валялось на ковре, помятое платье косо зацепилось за спинку стула, один чулок свернулся на подзеркальном столике, а другой повис на торшере, трепеща, как флажок. Подушки с кровати перекочевали на пол, но тут на воображаемый смерч пенять было нечего, наверняка я сбросила их сама. В активном процессе подушки мне обычно здорово мешают.
– Так, значит, процесс был активный, – смущенно пробормотал мой внутренний голос.
По всей видимости, у него приключилась амнезия. Я же, напротив, минувшую ночь запомнила во множестве приятных подробностей, а потому торжествующе улыбнулась и блаженно зажмурилась.
– Боже, какая ты сейчас красивая и юная! – восхитился Павел.
Я открыла глаза и посмотрела на него с недоверием. Моя прическа в этот момент наверняка была крайне далека от совершенства. Еще дальше от него могли быть только космы Бабы-яги.
– Правда, правда, красивая! Жаль, что у меня при себе нет фотоаппарата, – засмеялся Павел.
Фотоаппарата у него в руках действительно не было, и это меня только порадовало. Зато у него был подносик с завтраком – и это просто восхитило.
– А вот кому свежие круассаны и горячий кофе! – провозгласил Павел голосом ярмарочного зазывалы и поставил поднос со снедью на прикроватную тумбочку рядом со мной.
При этом он наклонился, и связанные узлом рукава джемпера, который он не надел, а лишь набросил на плечи, качнувшись, коснулись моей руки. Я дернула за узел и быстро подвинулась, освобождая падающему Павлу место для приземления.
– А позавтракать ты разве не хочешь? – поспешно стаскивая с себя джинсы, поинтересовался он.
– Кажется, кофе еще слишком горячий, – пробормотала я, торопливо освобождая его от хомута шерстяного джемпера.
– Подождем, пока остынет, – легко согласился Павел, и я захихикала, оценив двусмысленность сказанного.
Продолжения беседа не получила, но последующее бессловесное общение проходило отнюдь не в тишине, так что мне, я считаю, удалось отомстить работягам, которые вчера нервирующе шумели в соседнем номере. На сей раз существенное неудобство должны были испытывать они.
– А кофе! – спохватился Павел минут через двадцать.
Я потрогала холодный картонный стаканчик и захохотала, как ведьма.
– Сейчас мы встанем, оденемся и пойдем завтракать в кондитерскую на другой стороне улицы, – решил Павел. – Если я пойду туда за кофе на вынос второй раз, они решат, что я местный мальчик на побегушках!
– И это больно ударит по твоему самолюбию? – Я зевнула, натянула на себя край убежавшего одеяла и свернулась под ним калачиком.
– Скорее по моим ногам, – признался Павел, крестом раскинувшись на подушках. – У меня мышцы болят, как после тренажерного зала!
– Кажется, твои ноги не особенно напрягались, – слабо удивилась я, с намеком акцентировав местоимение. – Да и обувь у тебя удобная, в самый раз для пробежки…
Тут я машинально посмотрела на пол – на замшевые мужские мокасины, уютно уткнувшиеся в сползшее одеяло, точно парочка гладкошерстных щенков.
И вдруг заметила нечто такое, от чего мне совершенно расхотелось спать!
Я приподняла край одеяла, свесила голову вниз и очень внимательно посмотрела на тупую «мордочку» левого башмака.
Чем угодно клянусь – она была испачкана краской-«серебрянкой»!
Я оглянулась – Павел лежал с закрытыми глазами, ровно дыша и расслабленно улыбаясь. Я придвинулась ближе, положила ладонь на его размеренно вздымающуюся и опускающуюся грудную клетку и тихо спросила:
– А что, милый, белые розы в Ницце дороже красных? Или за оптовую покупку тебе дали скидку?
– Нет, не дали… – Павел осекся и открыл глаза.
– Лежать! – прошипела я, загнув пальцы крючками и втиснув ногти в его кожу. – Я все поняла! На твоей обуви след от «серебрянки», я знаю, откуда она, я тоже споткнулась о ту свежеокрашенную оградку – она так неудобно, углом, выпирает на дорожку!
Я оценила выражение, появившееся на лице мужчины, как смущенное, и накативший на меня приступ понятливости усилился:
– Так вот почему вчера утром ты не пришел позавтракать со мной – ты в это время был на кладбище!
– Ну и что?
Павел поморщился – очевидно, мои ногти причиняли ему боль, но он не сделал попытки отстраниться.
– А то, что это ты положил белые розы на могилу Герофилы! – Я свернула свою когтистую лапку в кулачок и стукнула им по груди Павла. – И не отпирайся, ты об этом уже проболтался!
– Ну и что? – упрямо повторил он.
– Что?! – Я возмущенно всплеснула руками. – Ты еще спрашиваешь – что?! Ты, любитель свежих роз! А то, что лепестками таких же красных роз, как эта, – я кивнула на цветок, увядающий без воды на столе, – была усыпана постель Герофилы и ее Аполлона в соседнем номере! И такие же алые лепестки вчера поутру кто-то рассыпал на тротуаре перед отелем! Да уж не ты ли это сделал?
– Я всего лишь принес розы на ее могилу, – тихо сказал Павел. – И не красные розы. Белые.
Он произнес это так значительно, что я немного растерялась. Белые, красные, да хоть серо-буро-малиновые в крапинку – какая, собственно, разница?
– И что? – нахмурилась я.
– Очень, очень оригинальная реплика! – тут же съязвил мой внутренний голос.
Павел молча одевался. Я закуталась в одеяло и смотрела на него. Зрелище было недолгим – собрался он быстро.
– Ты уходишь. Я тебя обидела.
Поставить отчетливый вопросительный знак в конце предложения мне не удалось.
– Прости! – обернувшись на пороге, нелогично сказал он.
Дверь открылась и закрылась.
С минуту я исподлобья смотрела на нее, все больше мрачнея, потом наградила добрым кулачным ударом многострадальный матрас, с чувством сказала:
– Да пошел ты! – И упала на подушку.
Поворочалась с боку на бок, не успокоилась, отшвырнула в сторону одеяло и встала с постели.
Алая роза, подаренная мне вчера, увяла без воды. Нетронутый кофе в бумажных стаканах на подносе покрылся противной пленкой. Да что же это такое, боже мой, неужели я все испортила?!
– Здоровая самокритика, неужели? – опять съехидничал мой внутренний голос.
– А ну, цыц! – скомандовала я ему и твердым шагом проследовала под душ.
За что я особо люблю недорогие европейские гостиницы, так это за гарантированное отсутствие высокотехнологичных устройств в ванной комнате. У меня были случаи убедиться, что отели одинаковой категории и даже одной и той же сети в старушке-Европе и в молодых амбициозных странах Востока могут очень сильно отличаться по размерам апартаментов, сервису и комфорту. Это, в общем, нормально. Но та космическая душевая в стиле «хай-тек», которой был оснащен мой номер в «пятизвездном» отеле в Дубае, надолго вызвала у меня стойкий комплекс неполноценности! Я уж не говорю о тихом ужасе добровольного участника опасного эксперимента, с которым я всякий раз вступала в наполовину мраморный, наполовину стеклянный куб с гранями, усеянными многочисленными стальными ручками, трубками, воронками и форсунками. Любознательность и гордость не позволяли мне отказаться от исследований, но результат сражения с прирученной (увы, не мной!) водной стихией всякий раз был непредсказуем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});