нечего трепаться о нем прилюдно, вдруг сглазишь.
В один день Базиль пришел в школу невероятно счастливым, что не ускользнуло от внимания Бруно. Он никогда не видел друга пышущим настолько невообразимой жизненной энергией, с огнем в глазах. Лексену не терпелось узнать, что же произошло, на что Базиль таинственно, но нетерпеливо ответил, что по дороге домой он всё расскажет во всех подробностях. Вечером, когда друзья вышли за школьную ограду, Базиль признался Бруно, что у него был настоящий интимный опыт с Шарлин у нее дома. Лексена словно ударили под дых. Он не ожидал такого от друга, не понимая, какие сам чувства испытывает. При этом Базиль без стеснения описывал буквально всё. Бруно был уверен: не будь они на людной улице, Базиль бы и на деле продемонстрировал, что вытворяли они с Шарлин прошлым вечером, сняв брюки и прилипнув к любому дереву. Кто бы мог подумать: Базиль, долговязый, с дурашливым видом, очкастый Базиль станет объектом внимания чуть ли не первой красавицы средней школы да еще и ляжет с ней в одну постель! Бруно вспыхнул, когда Базиль близко наклонился к нему и зашептал на ухо, как Шарлин стонала и плакала от удовольствия. Дальше Бруно отключил слух и подумал: девушка ведь не должна чувствовать боль от любви, она наоборот должна быть счастлива, на что Базиль расхохотался.
— Друг, вот когда попробуешь сам, узнаешь! — Базиль похлопал друга по плечу. — Я что-то сделал ей, когда входил, не сразу получилось. Она сказала, так бывает со всеми девственницами, и это нормально.
Бруно помотал головой. Для него это было открытие: то, когда мужчина преодолевает какую-то невидимую преграду в женском теле, отчего девушке, если у нее это случается первый раз, становится больно. Насколько больно? Настолько, что она дальше всё равно может получать удовольствие? Или становится зациклена на болевых ощущениях, мешающих ее мыслям? Бруно не хотел узнать это на практике. Он вновь поморщился от мысли, что плоть его друга входила внутрь обнаженной Шарлин. А Шарлин, несмотря на то, что призналась, что ей было хорошо с Базилем, плакала.
Лицо плачущей Шарлин стояло перед Бруно в то страшное для него утро. Он смотрел на свое отражение в зеркале с поврежденной рамой, приставленной к столу напротив его кровати, — и видел ее. Девушка двигалась: ее плечи дергались, молодая грудь вздымалась, рот приоткрыт, а глаза полны соленой влаги. На самом деле двигался он, насильно нагнутый Эрне. Бруно лежал на кровати, скрюченный и удерживаемый мощной хваткой пьяного отчима, нависавшего над ним и вдавливающим в кровать, причинявшего боль, унижавшего. Он чувствовал Эрне в своем теле. Бруно стонал от боли и страха. Из глаз текли слезы, когда он смотрел в зеркало, как над ним надругивается Эрне, и не отводил затянутый пеленой взор. Он вспоминал историю Базиля и его плачущую Шарлин. Он сам был сейчас таким. Он был на месте девушки. Лексен на миг закрыл глаза, а когда раскрыл, увидел в отражение в зеркале вместо полуголого отчима Базиля. Дыхание сбилось — легкие словно выпустили весь воздух, стало нечем дышать. В ушах громко стучало сердце. Сзади вдавливал в панцирь кровати Эрне. Из зеркала на Бруно кидал похотливый взгляд Базиль. Это Базиль трогал его бедра. Это Базиль впивался в них, оставляя красные следы. Это Базиль терся о его спину. Это Базиль причинял ему боль. Но Базиль был другом. Базиль не смог бы сделать Бруно зло.
Скверна запятнала его душу и тело. Бруно очнулся от видения и упал лицом на кровать, зарыдав в смятую простыню. Он разрывался от терзающий всё его существо боли.
Базиль, кажется, равнодушно отнесся к той боли, что доставил Шарлин. Разум Бруно метался между двух травм — одну нанес Эрне, другую — Базиль. Не может же быть такого, нет, Бруно не верил, что только через боль можно получать наслаждения. О, вот Эрне его получал сейчас в достатке — Лексен слышал за своей спиной громкие стоны и чувствовал неистовые движения удовлетворяющего свою похоть отчима. Когда Бруно уже замкнулся в себе, то постоянно размышлял: ведь есть — должны быть — на свете люди, мужчины, которые любят чисто, которые не причиняют вреда, которым важно, что чувствует его любимая. Как бы ему, Бруно, хотелось познакомиться с одним из таких, чтобы он вселил в него веру и надежду, что боль не вечна, она уйдет, что положительные эмоции, радость, счастье, можно и нужно дарить только нежно, мягко, ласково.
Бруно уже не мог иначе смотреть на Базиля. Он отмалчивался на его шутки и анекдоты, предложения пойти в парк аттракционов или в кино. Он видел в нем обычного удовлетворителя своих желаний, как Эрне. Любил ли он еще Шарлин по-настоящему, той детской светлостью, когда только понял, что она ему нравится? Когда между ними только вспыхнула искра симпатии, когда они еще не оказались в одной постели, они были так милы, а их ласки были такими осторожными, опасливыми, по-детски дразнящими. А теперь Базиль гордился, Бруно знал и видел, что самый первый в их классе переспал с девушкой, став мужчиной, зная и продолжая изучать женское тело почти каждую ночь. Базиль стал противен Бруно, в котором с каждой новой неделей угасала надежда хоть краем уха услышать историю чистой любви мужчины, не говоря уж о знакомстве с ним. Недели спустя после случая с Эрне Бруно, лежа в своей кровати, размышлял, как мужчина может быть ласков со своей девушкой, когда дарит ей свою любовь, и вдруг представил, как кто-то осторожно, кто мог бы быть чист помыслами и нежен в ласках, обхватил бы его, любовно дотронулся до тела, не спеша подготовил бы к чувственному слиянию двух любящих душ и нежно и осторожно подарил новые ощущения, мягкие и приятные. Разум Бруно распахнулся. Его тело почувствовало невидимое принятие любви. Все его чувства возбудились и обострились. Он ощущал невидимые касания там, где его трогал Эрне, но теперь эти незримые ладони оказались изящными и легкими. Они дарили Бруно удовольствие. Всё закончилось так же внезапно, как и началось. Бруно запаниковал, что не сможет вынести столько нежностей, что разыгрались в его воображении и перенеслись в реальный мир, а потому, вздыхая, попытался быстро успокоиться.
Эти видения и представления помогали ему меньше думать о Базиле, который стал раздражаться на запертого внутри своего сознания друга и часто отвлекался на Шарлин, чтобы не видеться с неблагодарным Лексеном — «Бруно не желает разговаривать, да и черт с ним, сам виноват, что не