не высказывал потенциально “опасные” суждения, не выражал своих чувств и не упоминал компрометирующие факты и действия. В любом случае, завершив отчет о своей аудиенции у папы, он дал бо́льшую свободу чувствам:
«В конце нашей беседы я поблагодарил папу за присланные священные предметы для часовни нунциатуры. Я мог бы воспользоваться этой возможностью, чтобы обсудить с ним другие вопросы, связанные с моей миссией, но вдруг Maestro di Camera [камергер]
монсеньор Ди Сант-Элиа возвестил о прибытии группы немецких солдат, которые надеялись получить благословение. После короткого разговора Святой отец благословил меня и всех моих близких, снова обнял меня и присоединился к служителям, ожидавшим его в покоях со стороны Зала Климента.
Я вышел, миновал немецких солдат, ожидавших в одной из комнат, и отправился в Государственный секретариат. Там я пообщался с минутантом монсеньором Саморе и с монсеньором Сиджизмонди. Затем спустился в кабинет заместителя, монсеньора Монтини. Пока я находился у него, меня представили английскому посланнику при Ватикане г-ну Осборну; я имел удовольствие обменяться с ним воспоминаниями о людях, с которыми познакомился в ходе моих миссий в Египте и Канаде…» Типичный для дипломатов разговор…
«С Монтини я обсудил ряд вопросов, касавшихся нунциатуры и требовавших несколько большего времени. Поскольку нам нужно было рассмотреть эти дополнительные вопросы, он попросил меня вернуться вечером, около 19 часов».
Сентябрь – идеальное время для приезда в Рим. Лето еще не закончилось, но что-то в воздухе дает знать о скором наступлении осени. Древность и современность сливаются в единой гармонии, а в городе так много чего посмотреть! Наслаждаясь красотами города, Кассуло провел довольно насыщенные, но очень приятные каникулы. Вот что он писал: «Во второй половине дня, в 15:30, [полномочный посланник при Святом Престоле] румынский дипломат Папп приехал в Сан-Панталео и предложил мне вместе осмотреть руины древней Остии. Новая дорога, ведущая к морю, памятники, которые мы посетили, новый город, возведенный на этом милом римском пляже. В 18 часов мы вернулись в Сан-Панталео, где я встретил настоятельницу [Конгрегации] Мадри-Пие. В 19 часов я вернулся в Ватикан, где меня уже ожидал монсеньор Монтини. Мы беседовали примерно около часа. Вновь вернувшись в Сан-Панталео, я обнаружил визитную карточку посланника Базилио Григореко, который зашел ко мне ранее. Я расстроился оттого, что не смог с ним увидеться»46.
* * *
Но у всего есть конец, даже у отпуска. Важнейшие вопросы не терпели отлагательства. 15 октября 1941 года Кассуло вернулся в Бухарест. В его кабинет стали приходить многие еврейские семьи, настаивавшие на том, чтобы он встретился с генералом Ионом Антонеску, маршалом и премьер-министром, и Михаем Антонеску, министром иностранных дел. Кассуло организовал аудиенцию, которая состоялась неделей позже при содействии министра Михая Антонеску и маршала Иона Антонеску47. Тогда он узнал о назначении нового министра по делам вероисповеданий. В отчете, отправленном в Рим, он не смог скрыть легкого замешательства:
«Недавно мне сказали, что Александр Кретциано подал в отставку и что его сменил министр Давидеску [sic]… Министр Кретциано всегда проявлял большое уважение к нунцию [т. е. к самому Кассуло] и сотрудничал с ним в поисках решений для самых деликатных вопросов. Очень открытый человек, с острым умом, он взвешенно подходит к самым разным проблемам и добивается умиротворения. Он всегда искренне расстраивается, когда желаемая цель оказывается недосягаемой»48.
О новом же министре Давидеску Кассуло писал так:
«Что до наших многочисленных проблем, то я думаю, что он не обладает преимуществами, которые мы отмечали у Кретциано. Он легко склоняется на сторону инакомыслящего большинства, частью которого является и с которым тесно связан. Вместе с тем со мной он обходителен, и я надеюсь, что мне не придется сталкиваться с трудностями в осуществлении моей миссии. Как и всегда, я буду говорить предельно ясно и недвусмысленно и твердо отстаивать права католической Церкви». Чрезмерное уважение и восхищение, которые Кассуло испытывал к Кретциано, могли объяснить, почему в начале он оставался слеп и глух к двойной игре министра вокруг декрета-закона от 21 марта 1941 года.
В месяцы, последовавшие за его поездкой в Рим и приемом у папы, Кассуло письменно фиксировал все многочисленные уступки, которое правительство делало в отношении обращения и крещения евреев. Он был доволен, что добился вербальной ноты от 21 июля 1941 года, ставшей гарантией безопасности для многих отчаявшихся людей. Этим, по мнению Кассуло, объяснялись просьбы о крещении, начавшие поступать в массовом порядке с конца ноября 1941 года. Но ближе к Рождеству новые обстоятельства и неотложные требования, касавшиеся таинства крещения, вынудили Кассуло снова связаться с Римом. На этот раз он запрашивал у Ватикана четкие инструкции относительно надлежащего толкования канонического права. Ведь даже если ситуация в Румынии сейчас была спокойной, она могла измениться в любой момент. Причина обращения к Риму была в следующем: раньше подготовке к крещению отдельных лиц можно было уделять достаточное время, но теперь «крайняя опасность, которой подвергаются евреи, означает для них кошмарное будущее без всякой надежды выжить, если их, например, отправят в далекие концентрационные лагеря. Креститься хотят очень многие, тем самым надеясь спастись или, по крайней мере, рассчитывая на менее ужасное отношение»49.
Одна из причин, по которым ситуация, казалось, выходила из-под контроля, была связана с возникшими слухами, будто Святой Престол, осознавая нависшую над евреями опасность, распорядился организовать массовое обращение даже без короткой подготовки, которую предполагалось проводить уже после крещения. Кассуло утверждал, что, когда он узнал об этой ложной новости, тут же опроверг ее и твердо придерживался инструкций, полученных ранее из Рима. Кроме того, он лично проверял, как проходил обряд крещения, тогда как «приходской священник в Бухаресте подтверждал, что предусмотренный период подготовки соблюдался, а исключения не допускались»50. Кассуло также встретился с архиепископом, монсеньором Чисаром, который «в прошлом довольно строго относился к крещению евреев». Архиепископ сказал, что раньше подготовка евреев к крещению обычно занимала шесть месяцев. Но, учитывая нынешние обстоятельства, он созвал капитул архиепископства, чтобы решить, что делать с растущим числом евреев, просивших о крещении. «Насколько я смог понять, решение было примерно следующим: для тех, кто подает прошение о крещении, проводить краткую подготовку по догматам католической веры и проверять семейное положение на предмет правильности брака и т. д. После этого их допускают к крещению с обязательством регулярно посещать мессу [регулярно ходить в Церковь] и выполнять все основные требования для доступа к святому причастию».
Монсеньор Кассуло продолжал держать ситуацию под контролем. Попросив Святой Престол рассмотреть этот щекотливый вопрос, он, выдвигая собственные проницательные предложения, заключает: если его руководство одобрит, решение может оставаться полностью на усмотрении священников, которые оценивали бы ситуацию самостоятельно, а значит, продолжали бы крестить евреев: «На самом деле, новым стало то, что эти евреи – служащие, коммерсанты – приходят к священнику в любое время и высказывают готовность пройти религиозную подготовку. Очевидно, что им невозможно отказать по гуманитарным соображениям, но