Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Опять слово «случайно». Оно как паразит в твоем лексиконе.
— Скорее, откровенный паразит в жизни. Так скажи, почему ты не хочешь, чтобы я читала тот рассказ?
Он рукой провел по моей ноге, все еще другой рукой держа мышь. И что он в ней нашел?
Алек явно не хотел отвечать. А это был еще один аргумент, доказывающий его невиновность. Вердикт: помиловать.
Осознав, что под длинной черной туникой нет нижнего белья, он, наконец, отпустил компьютерное животное. Его руки медленно шли по спине, еле касаясь, сквозь легкий хлопок я чувствовала каждый изгиб его ладоней. Мои же руки скользили по ливням волос, терялись возле плеч и уходили ниже. Все легко, завораживающе — в тонких полуприкосновениях, сквозь которые чувствуешь, что происходит под кожей. Ну и вообще, что происходит. Он дотронулся языком за ухом, я чувствовала кожей шеи его нос, а дыхание чуть колыхало длинные соломенные волосы, мои, естественно. Я чуть отпрянула от его тела, посмотрела немного загадочно, схватила стопку бумаг чужой жизни, лежащую на клавиатуре, и кинула прочь. Она рассыпалась, дополнив мой черно-белый ковер, хотя скорее бело-черный, если судить по процентному соотношению цветов.
Со стула мы соскользнули на пол… И там, среди букв, строк и эмоций, откровений и поэтической лжи, рождались новые этюды, пока на уровне сплетения тел, срывающегося белья и прерывистого дыхания, мягких губ и играющих поцелуев… То, что потом дождем упадет на пол… Пока там были мы…
Под утро мы уснули. Но, как известно, стоит только погрузиться в мягкую и нежную полудрему, как тут же что-то нарушит это сладостное молчание… Зазвонил мобильный. На часах не было и пяти. Романович так и не проснулся, а я пошла по литературному ковру искать затерявшийся в белом, снежного цвета, телефон. Это был Макс…
— Ты прочитала? — все тем же улыбающимся голосом спросил он.
— И так тоже можно сказать, — ответила я, нажала на сброс и кинула телефон в сторону, и даже снова уснула. Во сне мне страшно хотелось есть. Все-таки желудок, а не сердце, руководит нашей жизнедеятельностью.
А когда первое зарево, минуя тихий проспект, открылось взору из-за дома напротив, Алек ни с того ни с сего спросил:
— Ты с ним спала?
— С кем?
— Кого ты представила нам с Жанной в том ресторане.
— Почему ты так решил?
— По разговору…
Я улыбнулась и провела рукой по собственному лицу, стараясь остаться в этом молчании…
— Расскажи, как это было… Я хочу знать…
Он сел на край кровати, согнув чуть искривленный позвоночник. Голый, он сидел рядом со мной. Мы были ближе всего друг другу.
На пороге появилась таинственная незнакомка, ее взгляд был прикован к моей груди. Я руками прикрыла свою наготу, стесняясь. В мыслях я крикнула:
«Пошла к черту, только не сейчас, слышишь! Только не сегодня! Уходи, оставь меня. Ты не видишь? Какая же ты страшная. Любовь».
— Пойдем пройдемся, — обратилась я к Романовичу, не заметившему утреннюю гостью.
— А здесь рассказать не можешь?
— Не хочу… Ты уверен, что хочешь это знать?
— А ты расскажи…
* * *Было начало восьмого утра. А может, и конец. Какая разница. Я, как всегда, мало спала и ничего не ела. А зачем мне есть?
На улице был шероховатый утренний воздух, опять серый, глянцевый и немного тучный газ скользил по пыльным дорогам, и странная отчужденность повисла между тем, что называлось небом и асфальтом с редкими оазисами земли. Травы еще не было.
— Когда же, наконец, листья появятся?
— А что тебе до них, ты о себе думай…
— Я просто люблю, когда в городе что-то фотосинтезирует.
Мы шли мимо витрин продуктовых магазинов, не касаясь друг друга, неведомая сила заставила свернуть на маленькую дорожку позади цирка. Казалось, все вокруг отделено от нас стеклянной стеной, и как бы ни хотела я убежать от этого разговора, мне бы это не удалось. Я существовала под странным колпаком, взаперти, в странной кладовке, ключи от которой хранились у нее, девушки, с которой мы на рассвете, наконец, познакомились.
Мы свернули в парк, если, конечно, пару-тройку лысых тополей можно назвать парком. Почему-то страшно захотелось, чтобы проехала рыжая, своей статью чуть похожая на бегемота, поливальная машина, ну или, на худой конец, грузовик «Хлеб». И это не ностальгия. Я вообще стараюсь не вспоминать — что толку. Я же теперь люблю.
Мы были не одиноки. Пожилая женщина в старом твидовом пальто прогуливала своего шпица, все время поправляя огненно-красную беретку и приговаривая: «Миня, не убегай от меня…» Миня. Странное имя. Может, это был Михаил, Миша, а может, в честь Минина и сейчас откуда-нибудь издалека появится Пожарский…
Алек почти никогда не курил, и меня это раздражало, я почему-то все время ждала, что он начнет попрекать меня тем, что я потребляю слишком много никотина. Но сегодня он ни разу не заикнулся об этом, а лишь молчаливо прикуривал… Мальчик-спичка. Мальчик-огонь.
— Давай обсудим корявое описание трамвая, — вдруг предложила я.
— Ну, я не могу себе представить топающий трамвай.
— А не надо его представлять, ты прими на веру…
Романович мне не верит. И раньше не верил.
* * *Зазвонил телефон. И что дальше? А дальше — длинные гудки… Для Макса. А для меня — просто мелодия. Молчания этого пасмурного утра даже телефон не мог нарушить. Только я могла…
— У него маленький, — сказала я резким и немного надрывным голосом.
Мне вдруг почему-то страшно стало рассказать ему правду. Потому как равнодушным он не останется, а помощь я принять не смогу. Врать я не собиралась и в секунду нашла ту самую деталь, к которой можно было прицепиться. Я сказала маленькую, как электрон, часть правды. Значит, не солгала.
— И что?
Алек оторопел и посмотрел на меня со странным укором, как будто я только что оскорбила всю еврейскую нацию.
— Что? Что ты на меня так смотришь? Еще и обрезанный.
— И что?
— Он очень маленький…
— Это и есть твоя беда?
— Да.
Он все не так понял.
— Ты еще столько не знаешь о жизни, девочка моя, — прошипел он надменно и дико, глядя с высоты своего опыта.
Мне хотелось свалиться на колени и все рассказать, но это был плод запретный, больной и нетерпимый. Я ущипнула себя за икру, затесав между ногтями кожу, жестко, почти до крови — физическая боль ненадолго замораживает чувства.
Мы молча вернулись домой, и он даже не поднялся, а просто небрежно, почти не касаясь, обнял и уехал домой. А я уходила обратно в свою непонятную жизнь… И, уже открывая дверь, осознала: хоть он окончательно во мне разочарован, он не предавал.
Никогда.
Больше Романович ничем не поинтересовался.
Сегодня он вообще меня ни о чем не спрашивал. Он исчез. Я дозванивалась до него по несколько раз за день, а странная девушка ледяным голосом отвечала: «Абонент не отвечает или временно не доступен».
Я лежала на кровати, поглощенная пустотой и самым дерзким страданием, сквозь которое можно познать любовь. Это была исповедь, ей не было предела, как и моим грехам.
Напротив стояла она — не оставляющая ни на минуту, без упреков, просто теперь это моя тень. Я научусь с этим жить. Она сжигала глазами грудь, бродила по мыслям.
С ее помощью я закрыла для себя человека, которым давно глубоко внутри дорожила, которого не понимала, и именно этим непониманием Алек занимал в моей жизни пусть и не главную, но какую-то позицию. То сверху, то снизу, то ниже живота. А тут перебрался на полку выше — закрытый талмуд под семью печатями.
* * *Спустя несколько часов слез я решила искать какой-то выход. Я позвонила Кириллу, старательно выискивая номер по общим знакомым, умыла лицо ледяной водой, прислонила дисплей к уху.
— Привет! Ты мне снился.
— Хорошее приветствие!
— А ты не хочешь ко мне приехать? Прямо сейчас.
— Я работаю, ты же знаешь.
— Забей на работу! Вдруг второго раза не будет.
— Что-нибудь привезти?
— Себя.
Он настойчиво звонил в домофон. Я лежала в ванне и не собиралась открывать. Он позвонил раз, два, потом звук перетек в мобильный, а оттуда нырнул в домашний телефон.
— Ты знаешь код. Дверь открыта.
Не говоря больше ни слова — я пустила. Все на самотек.
Встретила его мокрая в темной прихожей и, не дав пройти дальше порога, поцеловала. Острый конец его носа благочестиво касался щеки, а в ухо проникала волна воздуха, теплая, почти горячая, незнакомая, случайная, новая.
— Я, кстати, знал, что рано или поздно это случится.
— Да ладно!
— Ага, — он нелепо обхватил меня руками, по-детски, боязливо.
— Но ты точно не знал, как и когда!
Я еще несколько минут целовала его, кусая верхнюю губу, скидывая с него куртку и кофту. Мы даже не закрыли входную дверь.
Колени коснулись пола. Его ноги чуть уловимо подрагивали. Его руки, незнакомые, собирали волосы в конский хвост. Мы оба не до конца понимали, что происходит. Влажность, теплая влажность. Не зажигая свет.
- Зима в Сокчхо - Дюсапен Элиза Шуа - Современная проза
- Зима в Тель-Авиве - Дмитрий Дейч - Современная проза
- Время дня: ночь - Александр Беатов - Современная проза
- Дверь в глазу - Уэллс Тауэр - Современная проза
- Жизнь способ употребления - Жорж Перек - Современная проза