Читать интересную книгу Батарея - Богдан Сушинский

– Что-то ты слишком либеральничаешь с ними, Гродов!

– Просто у меня своя метода работы с пленными и вообще с врагами.

– Если бы не твоя «метода», этот агрессор, – указал полковник пальцем на Олтяну, – давно лежал бы в могиле еще на своем, румынском, берегу Дуная, а не шастал по нашим тылам.

– Тут уж возразить нечего, – смиренно признал комбат, хотя ему показалось, что Бекетов умышленно напускает на себя суровость, морально готовя командира диверсантов к очень важному для себя допросу.

Они отвели Олтяну на увенчанный двумя валунами пригорок и, поставив перед собой, уселись, как старейшины скифского племени, которым предстояло вершить суд над чужаком.

– Твоя дальнейшая судьба, командир диверсантов, – произнес Бекетов, – будет зависеть от того, насколько правдиво ты ответишь на несколько взаимосвязанных вопросов, которые лично тебя ни к чему не обязывают, поскольку ни с какой военной тайной не связаны.

– Коль уж я сдался в плен, то готов ответить на них, – угрюмо ответил Олтяну.

– Мне доложили, что ты знаком с женщиной, известной всем нам как Валерия Лозовская, она же графиня фон Лозицки или Лозецки, очевидно, проходящая по картотеке германской и румынской разведок под оперативным псевдонимом то ли Баронесса, то ли Графиня. У нас она именовала себя «баронессой», поэтому так и будем называть ее, поскольку привычнее.

– Я действительно знаком с ней, – спокойно подтвердил Олтяну, пожимая плечами, – и не собираюсь превращать это в тайну. Правда, знакомство наше оказалось поверхностным и кратковременным, тем не менее…

– Постарайтесь описать внешность этой женщины.

По описанию черт лица, которые дал Олтяну, обоим офицерам стало ясно: речь действительно идет о Валерии Лозовской, о хорошо знакомой им баронессе. А на вопрос о том, что ему известно о положении Валерии в высшем румынском свете, а также в «свете» Молдовы и Транснистрии, капитан рассказал почти то же самое, что уже сообщил комбату пленный младший лейтенант.

– И все же вы довольно близко познакомились с ней, капитан. Почему вам позволили сделать это?

– Потому что по первоначальному плану нас собирались забросить в вашу страну, в частности, в Одессу, вместе с баронессой. Но поскольку этот город должен со дня на день пасть, то планы изменились. Тем более что пока что румынское командование намерено ограничиться захватом Транснистрии, то есть пространства между Днестром и Южным Бугом, и старается деликатно убеждать германское командование, что не намерено продолжать боевые действия на левобережье Буга.

– Командование румынской армии уже официально объявило об этом? – заинтригованно уточнил полковник.

– Это было оговорено во время встречи Антонеску и фюрера и зафиксировано в каких-то межправительственных союзнических документах. Если учесть, что к сегодняшнему дню почти восемьдесят процентов территории будущей Транснистрии уже находится под юрисдикцией королевского правительства, то не исключено, что очень скоро ваше правительство вынуждено будет подписать договор о признании наших новых границ, и, таким образом, мы с вами перестанем быть воюющими сторонами.

Бекетов решительно заявил, что подобного договора Сталин никогда не подпишет, затем недовольно проворчал что-то насчет того, что успех румынской армии временный и, скорее всего, случайный, а посему тут же потребовал вернуться к личности баронессы.

– Из всего того, что мы с Гродовым услышали, получается, что Лозовская сама сдалась сигуранце и, признавшись, что является агентом советской разведки, сдала обе свои явки и связных?

– Естественно, она сдалась добровольно. С одним уточнением: явилась она не в сигуранцу, а в румынское отделение СД и находится теперь под личной опекой самого бригадефюрера СС фон Гравса, которого называют начальником «СД-Валахии». Кроме того, ей покровительствует какой-то полковник гестапо и, кажется, еще какой-то генерал, только уже от сигуранцы. Никакими сведениями относительно сдачи явок и связных у меня нет и быть не может. А все остальное, мною сказанное, – правда.

Бекетов угрюмо взглянул на комбата, как бы говоря ему: «Дожили мы с тобой, капитан! Дослужились!»

– Если забыть на время, что баронесса прельщает этих красавцев своими женскими прелестями… Почему ее принимают на таком уровне? Ведь этими же прелестями германские и румынские офицеры вполне могут пользоваться и без показной помпезности.

– Не забывайте, господин полковник, что чин у меня всего лишь капитанский, – иронично ухмыльнулся Олтяну, – и бывать на приемах у генерала фон Гравса и адмирала Канариса мне приходилось нечасто.

– Но с генералом СС фон Гравсом вы все-таки встречались.

– Он действительно вызывал меня, принуждая оставить свою дальнобойную батарею и предаться тайнам военной разведки. А баронесса… Нетрудно предположить, что СД и абвер собираются использовать ее уже в нашем тылу, то есть на территории Транснистрии. Прежде всего для борьбы с русской разведкой, с подпольщиками и с диверсионно-партизанскими отрядами, которые уже начали проявлять себя, скажем, на территории Молдовы.

– Но с какой стати этой советской разведчице так быстро и основательно поверили в СД, в гестапо, в сигуранце? – резко спросил Бекетов, нервно закуривая и угощая сигаретой румынского капитана. Он помнил, что Гродов не курит. – Я понимаю, что нередки случаи перевербовки агентов, но это всегда связано с недоверием, с проверками и со всевозможными испытаниями, а тут вдруг…

– Почему же… «советской» разведчице? – неожиданно переспросил Олтяну, и на лице его вырисовалась усмешка с каким-то ехидным оскалом.

Подобная реакция уже была знакома комбату, он сталкивался с ней и во время допроса плененного оберштурмфюрера СС фон Фрайта на плацдарме мыса Сату-Ноу, и во время беседы с пленным Григореску. Можно считать, что к подобным проявлениям он уже привык. Но только он, а не начальник контрразведки военно-морской базы.

– Вы же сами только что утверждали… – начал было уточнять полковник, однако осекся буквально на полуслове. – То есть вы хотите сказать?..

– Я хочу поведать вам, господин полковник, о том, что ваша разведка начала работать с баронессой уже после того, как она была завербована сигуранцей, а также окончила разведывательную школу неподалеку от Бухареста, после чего была передана в ведение абвера. Каким образом она оказалась в подчинении диверсионно-разведывательного отдела Главного управления имперской безопасности, то есть главного управления СД этого я знать не могу и не должен.

Полковник очумело взглянул на пленного, затем на капитана Гродова и вновь – на пленного. То, что он только что услышал, буквально шокировало его.

– Не может такого быть, – неуверенно пролепетал он, столь же неуверенно повертев головой. – Неужели она действительно прошла весь этот путь еще до начала вербовки агентами нашей военной разведки?

– Прошла, причем на удивление быстро и успешно.

– Вы в этом уверены, капитан? Откуда такие сведения?

– В том-то и дело, что поначалу я считал ее обычной советской перебежчицей, а посему отнесся к ней как к возможной напарнице по разведке с недоверием. Но к тому времени Валерия Лозицки уже настолько рассекретилась в высшем свете, что скрывать от меня подробности ее шпионского восхождения не имело смысла. Меня вызвали в управление военной разведки и, чтобы развеять сомнения, в общих чертах поведали о том, о чем я только что поведал вам. Ну а затем уже попутно стали всплывать и некоторые другие подробности.

– То есть хотите подтвердить, что она пользуется полным успехом в высшем свете румынской и германской разведок?

Гродов уловил в голосе полковника какие-то нотки надежды и удивился этому. Очевидно, Бекетов все еще пытался уверять себя, что его любимица Баронесса специально решила сыграть «в открытую». Что таким образом она пытается по-настоящему укорениться в разведке врага во имя выполнения задания. Однако полковнику некуда было деться от того факта, что ни он, ни кто бы то ни было другой не знали, что она уже была агентом то ли абвера, то ли СД и что, прежде чем оказаться на курсах советской разведки, уже прошла подготовку в школах двух иностранных разведок.

– Пользуется. И доверием, и успехом. А вот почему так происходит, этого я не знаю: то ли действительно по-настоящему талантлива как разведчица, то ли прокладывает себе путь ножками. Впрочем, не мне судить.

Когда речь зашла о ножках, Бекетов исподлобья, причем слишком уж выразительно, взглянул на капитана Гродова, как бы говоря: «Ножки – это, комбат, уже по твоей части». Однако вслух проговорил:

– Ножки со счетов, конечно, тоже сбрасывать нельзя. Но что она по-настоящему талантлива, это несомненно. И все те факты, которые только что всплыли… Разве они не свидетельствуют о таланте? Другое дело – насколько талант этот специфичен и как наша аристократка им распоряжается…