родителях, о том, как вы проводите выходные. Я не знаю, что им отвечать.
– Танчик, мне правда некогда, – бурчит он, пробираясь к двери. – Сама придумай мне что-нибудь.
– Нет, так не пойдет. – Я пытаюсь удержать его на пороге. – Если вы хотите построить серьезные отношения, придется рассказать о себе. Когда вы сможете заполнить анкету?
– Не скоро.
– Но мне нужны ваши ответы! Я отказываюсь работать дальше, пока не получу всю необходимую информацию.
– Может, тебе и свой детский фотоальбом завезти? – Он полон сарказма и пытается врываться.
– А почему бы и нет? Только не забудьте подписать, кто есть кто: сама я не разберусь.
Василий пару раз трясет рукой, потом крутится из стороны в сторону, но я не отпускаю. Оценив серьезность моих намерений, он меняет тактику: притягивает меня к себе, обхватывает своей ручищей. Наши лица оказываются близко-близко. В его глазах пляшут чертики, а я вдруг чувствую смущение. Мое тело странно реагирует на эту внезапную близость с едва знакомым мужчиной: дыхание перехватывает, в груди разливается волна жара. А еще кожа на спине, кажется, покрывается мурашками.
Организм, дорогой, ты что творишь?
Присев, я выскальзываю из объятий, отхожу на пару шагов. Василий смотрит на меня с усмешкой, как будто понимает, отчего я смутилась.
– Почему вы не хотите рассказать о себе? – строго спрашиваю я. – У вас фобия, что ли, какая-то?
– У меня просто дел много.
– Вранье!
Василий хмурится. Я стойко выдерживаю его тяжелый взгляд, смотрю с вызовом.
– Ладно, – наконец сдается он. – Давай так: часов в семь пришлю за тобой кого-нибудь, подъедешь ко мне, пообщаемся. Обсудим и анкету твою, и девочек.
Мне, конечно, удобней было бы дома с ним побеседовать, но я не спорю. Я рада уже тому, что он мою анкету не отложил до выходных.
Василий выходит из квартиры, а я возвращаюсь на кухню. Немного прибираюсь, а потом сажусь допивать чай. Только я удобней устраиваюсь на стуле, подношу ко рту бутерброд – в прихожей тренькает звонок.
Хм… С чего это Кузнецов решил вернуться? Я неохотно возвращаю бутер на тарелку и топаю к двери, открываю с ехидной улыбочкой на лице:
– Забыли что-то?
За дверью стоит совсем не Кузнецов. За дверью – та самая бабуля, которая записала Сониных детей в кружок. Вот только сейчас она больше напоминает разъяренного бульдога, чем приветливую женщину. Она стоит, широко расставив ноги в шерстяных носках, мечет взглядом молнии. В ее жилистых руках самый настоящий топорик.
– Что же ты, голубушка, так меня подвела? – цедит бабуля, упирая свободную руку в бок. – Я ради тебя людей напрягла, а ты вот так, да?
Я пытаюсь захлопнуть дверь, но бабуля ставит ногу на порог. Мне становится страшно, я понятия не имею, что у нее в голове. Возможно, она вообще со справкой, тюкнет меня сейчас топором, и ей за это ничего не будет.
Немного подумав, решаю, что лучше не убегать, а оправдываться.
– Извините, – мямлю я. – Я не специально. У меня тут случилось… Такое случилось…
В голове от страха совершенно пусто, я морщу лоб, кусаю нижнюю губу, но никак не могу придумать убедительное оправдание. Бабуля вдруг сама приходит мне на помощь:
– Детки заболели?
– Нет, – поспешно отвечаю я. Мне стыдно врать про Сониных детей. Вроде я не суеверная, а все равно неприятно объявлять их больными.
– А что тогда? – Бабуля потрясает топориком, как грозная амазонка.
– Я с мужем поругалась, – выдумываю я. – Прямо вдрызг. Он детей забрал и к родителям своим умотал.
– Да ты что! – Глаза бабули округляются. – Это вы прямо в субботу, что ли, поцапались?
– Ну да. Пока по магазинам ходили.
– А когда помирились?
– Мы не мирились, – бурчу я, не разглядев подвоха.
Бабуля напрягается, смотрит на меня недоверчиво.
– А я видела твоего сейчас во дворе. Он в машину садился – довольный такой, насвистывал там себе что-то.
У меня даже в ушах начинает шуметь от волнения. Вот ведь глазастая старушенция: заметила Кузнецова! Дай бог моей бабуле такое замечательное зрение.
Я решаю добавить своей истории красок:
– Мой Вася приезжал сказать, что на развод подал, что собирается детей отсудить.
– Отсудить детей? – Бабуля смотрит на меня с сочувствием. – Ну и гад! А с виду вроде приличный мужчина.
Я энергично киваю:
– Вот и я когда-то думала, что приличный, а оно вон как. Всю жизнь мне отравил, скотина, все нервы вымотал.
Вообще-то, врать я совсем не умею, но в этот раз организм мне даже подыгрывает. Из глаз сами собой брызжут слезы, голос дрожит.
– Но-но, не раскисай мне тут, – бабуля хлопает меня свободной рукой по плечу.
– Да как не раскисать, если он кровиночек моих забрал?
– Как забрал, так и вернет. Надо тебе, голубушка, просто найти хорошего адвоката. Такого, чтобы суд в бараний рог скрутил, чтобы размазал мужика твоего по стеночке. – Ее глаза вдруг загораются нездоровым энтузиазмом. – Слушай, а у меня ведь как раз племянник занимается разводами. Я тебя сейчас к нему запишу, его контора тут рядом. Он тебе по знакомству еще и скидку хорошую сделает.
Бабуля зажимает топор под мышкой, выуживает из кармана сарафана телефон.
– Не надо меня никуда записывать! – вскрикиваю я. – Не надо. Я не хочу разводиться!
– Как это – не хочешь?
– Я лучше помирюсь со своим Васенькой, лучше уговорю его вернуться.
– Он же тебе жизнь испортил! – напоминает бабуля.
– Ну да, – понуро киваю я. – Но вот люблю его, гада, сил нет.
Бабуля убирает телефон:
– Так-то правильно, конечно. За семью надо бороться! Тем более Вася твой видный мужик, на такого мигом охотницы найдутся, а ты локти кусать будешь.
Мы несколько секунд многозначительно молчим, а потом мое природное любопытство выходит из-под контроля, и я чуть ли не против воли спрашиваю:
– А зачем вам топор?
Бабуля улыбается:
– Сестры из станицы приехали, половину барашка мне привезли. А мне его как в морозилку затолкать? Он не лезет. У меня там пельмени еще, укропчик мороженый. – Ее голос наполняется нежностью. – Смотрела я на этого барашка, смотрела и поняла, что надо его порубить. Своего топора у меня нет – пришлось к Нинке из второго дома идти.
– А на обратной дороге вы, значит, ко мне решили зайти.
– Ага. Увидала мужика твоего – вспомнила про кружок. – Бабуля наконец убирает ногу с порога. – Жаль, конечно, что у вас тут неурядицы.
Я шмыгаю носом, горестно вздыхаю.
– Но, вообще, милые бранятся – только тешатся, – замечает бабуля. – Как помиритесь, ты деток-то приводи на шахматы.
– Конечно! – не моргнув глазом, вру я. – Приведу.
– Ну до свиданья, значит. До скорой