тот человек, что, находясь за спиной триумфатора, едущего в колеснице, постоянно напоминает ему, что он всего лишь смертный и ему не следует слишком гордиться.
– Ты мудр, август! – заключил Клавдий Помпеян. – Хвала тебе!
Прежде чем начать разговор с Эклектом, Пертинакс вовремя вспомнил, что лучше бы Клавдию Помпеяну покинуть триклиний вслед за грамматиком, а то сенатор, вспомнив слухи об убийстве Коммода, может начать задавать Эклекту неудобные вопросы.
– Друг мой, – сказал Помпеяну император, – думаю, пора тебе всерьез поговорить с Галеном о своем здоровье. Он известный, превосходный лекарь, да ты и сам слышал о нем! Я распоряжусь, чтобы он сейчас пришел, поговорил с тобой и осмотрел.
– Да я уж к разным лекарям обращался! – возразил Помпеян. – Все без толку.
– Нет, Гален наделен божественной силой Эскулапа! Лучше его никого нет.
– Ну, хорошо, – покорно и грустно проговорил Помпеян. – И правда, я задержался за столом намного дольше обычного. Беседа с лекарем перед сном успокаивает нервы и желудок. Вот еще бы суставы не болели после этого.
– Гален творит чудеса! – сказал Пертинакс, подзывая рабов. – Твоя спальня на сегодня рядом с моей, мой друг. Я обязательно зайду к тебе перед сном, и ты расскажешь, что тебе посоветовал Гален.
Как только Клавдий Помпеян ушел и на стол подали сладкие пирожки, Пертинакс немедленно перешел к делу:
– Эклект, я буду говорить с тобой откровенно.
Суровый тон императора не предвещал ничего хорошего, и потому смотритель дворца побледнел и весь напрягся.
– Надеюсь, август, я не прогневал тебя?
Оставив вопрос Эклекта без ответа, Пертинакс продолжил:
– Перед аукционом все дорогостоящее имущество Коммода было описано дворцовыми вольноотпущенниками в присутствии нескольких сенаторов, казначея и тебя. Я пришел несколько позже и также принял в этом участие. Сенатор Марк Силий Мессала, наблюдавший за описью, а после того дня тяжело заболевший простудой и только на днях выздоровевший, вчера сообщил мне в письме следующее. Он был свидетелем, как во время описи ты, Эклект, заявил, что золотой кубок с изображением танца амазонок, который, по преданию, был привезен из Скифии и принадлежал скифским царям, Коммод за день до смерти подарил тебе.
– Но ведь так все и было! «Сенатор Мессала пишет правду, и истинную правду», – сказал я тогда и повторяю сейчас. Коммод мне действительно его подарил.
– Но Мессала утверждает, что до начала описи ты об этом не упомянул, более того, сенатор видел, как ты сунул одному из вольноотпущенников в руку горсть ауреусов, и тот громко подтвердил сказанные тобой слова.
– Не понимаю, о чем говорит сенатор! – твердо ответил Эклект и с достоинством выпрямился.
– Я поговорил с тем вольноотпущенником, и он подтвердил этот факт.
Пот выступил на лбу Эклекта. Марция сразу же слегка отодвинулась от мужа. Флавия Тициана с нескрываемой усмешкой следила за супружеской парой.
– Прости меня, август! – Эклект сразу сник. – Умоляю всеми богами, прости! Просто мне нужно было, чтобы кто-то мог подтвердить мои слова, так они выглядели весомее.
– Так значит, ты продолжаешь настаивать, что Коммод подарил тебе кубок?
– Да, подарил! Он видел, как я всегда смотрю на него. Какая тончайшая работа по золоту! Одежды амазонок словно прозрачные, под ними угадываются прекрасные девичьи фигуры, их танец – словно живой, они того и гляди сорвутся со стенок кубка!
Пертинакс улыбнулся. Эклект как истинный грек был тонким ценителем настоящего искусства.
– Но все же твои действия, засвидетельствованные сенатором Мессалой, со стороны выглядят крайне подозрительно. Еще эта грубая взятка вольноотпущеннику. К тому же никто не может подтвердить, что Коммод тебе подарил кубок. Марция, может быть, ты была этому свидетелем?
Марция не хотела участвовать в разоблаченной лжи мужа, лучше говорить правду и тем самым заработать больше благосклонности у императора.
– Нет, август, я, как ты сам прекрасно помнишь, находилась в опале у Коммода, он не хотел меня видеть и потому я, хотя и жила на Вектилианской вилле, не знаю о подарке.
– Так разве Эклект тебе, своей жене, не показывал столь красивый и драгоценный кубок?
– Мы женаты всего несколько дней, август, я еще не успел, – униженно промямлил Эклект.
– Так вот, я думаю, раз ситуация с кубком выглядит более чем двусмысленной, – продолжал Пертинакс, жестом предлагая Эклекту съесть сладкий пирожок с ягодами, – тебе необходимо заплатить за это скифское чудо, словно ты купил его на аукционе. И кубок останется при тебе, и справедливость будет восстановлена, и императорская казна сделается богаче.
– Я сделаю все, как ты прикажешь, мой господин!
Глава шестая
Кубикул Марции находился рядом с комнатой ее мужа Эклекта во дворце Августов, совсем недалеко от той части дворца, где жил император. Марция не вошла, а влетела в свою комнату, громко захлопнув за собой дверь прямо перед лицом Эклекта. Кудрявые черные волосы смотрителя дворца растрепались, на высоком лбу выступил пот, дрожащие руки сжимали скифский кубок. Эклект, переведя дыхание, отворил дверь и вошел в кубикул. Марция снимала с себя шелковые одежды, отвернувшись к зеркалу из обсидиана.
– Дорогая моя! – умоляющим голосом проговорил Эклект. – Вот посмотри на этих амазонок! Тебе они понравятся, ведь ты тоже амазонка!
Марция резко повернулась к мужу, обнаженные прекрасные груди качнулись, дразня Эклекта.
– Не называй меня амазонкой! Слышишь, никогда! – гневно сказала она. – Только Коммод мог меня так называть. Я для него была амазонкой, но не для тебя, идиот!
– Почему ты ругаешься, я же показал тебе кубок!
– Думаешь, я его раньше никогда не видела? Убери его! Своей глупостью, Эклект, ты чуть было не поставил наши судьбы под угрозу!
– Чем это? Я не понимаю…
– Император за твое наглое воровство мог просто выгнать тебя из дворца, а заодно и меня. Думаешь, он всерьез воспринял твои дешевые оправдания про подарок? Я вышла за тебя замуж и плачу тебе своим телом, чтобы жить во дворце. А сейчас мы могли просто вылететь отсюда!
Эклект стоял, как оплеванный.
– Лучше сразу признайся мне, что ты наворовал, или в чем еще за время переезда сюда тебя можно уличить, и мы заранее подготовимся вместе, чтобы, если вдруг Пертинакс снова спросит с тебя, ты мог бы выдать что-то правдоподобное и внятное.
Марция в гневе была так величественна и безумно желанна, что Эклект простил ее оскорбления, и гордый тем, что такая женщина принадлежит ему, смотрел на нее, очарованный и на все согласный.
Марция полностью разделась, показав удивительно красивое тело, пышущее здоровьем и похотью. Она села в кресле напротив Эклекта и взяла баночку с ароматическим маслом.
– В наказание за твою глупость сегодня ты можешь только смотреть