как-то натянуто и передала пахучие капли.
— Бабуль, я же не маленькая. Я вижу, что ты знаешь больше, чем говоришь. Почему ты скрываешь некую правду, которая касается и меня тоже? От которой, может быть, зависит моя жизнь?
Бабушка села на стул, вздохнула:
— Он сам должен рассказать.
— Кто? — спросила Аня, но тут же сама догадалась, о ком речь. Чтоб заполнить паузу, сунула в рот ложку с пряными каплями и проглотила одним махом.
— Вы, молодые, не верите ни в Бога, ни в черта, а они есть на земле. Я тоже такая была, — она грустно улыбнулась и продолжила. — В старину, когда дом ставили, под каждый угол подклад клали. Монеты или иные предметы, травы, обереги. И заговаривали их, чтоб нечистая сила или люди недобрые войти не могли. Так у нас в округе каждый дом, почитай, построен. И будь то лиху, или иной пакости, не проникнуть сюда.
— Но черная тень стояла рядом, как тогда, в первый раз. Готова поручиться, что мне не показалось, — упрямо продолжала внучка.
— Зла эта тень не желает, — утешила бабушка. — Раз круг обошла и в избу вошла, значит нужно ей что-то здесь.
Аня опустила голову и потерла виски. Она тут же вспомнила ту ночь, когда “черный человек” явился в первый раз. Он погладил ее по щеке и сказал, даже как-то ласково, что похожа она на Нюрку. Разве так поступают с тем, кого собираются погубить? Едва ли. И после, когда лихо напало в палисаднике, тень была там и оттолкнула к забору, а затем отвлекала тварь на себя. Выходит, этот призрак охраняет ее? Похоже на то. Впервые столкнувшись с паранормальным, она не подумала о том, что оно может не нести угрозы.
— Почему ты не боишься? — спросила она бабушку неожиданно.
— Теперь не боюсь, твоя правда. Ничего оно нам не сделает, лихо это.
— Как? Ведь оно уже убило человека. Того рыбака на озере, наверняка это было оно.
— Ох, да! Когда вы уехали я позвонила Клавке в Карасевку, ее сын Игорь в райцентре следователь. Ты его помнишь? — Аня кивнула и рассказала о коротком разговоре с утра. Бабушка продолжила, — Нельзя ему конечно трепать, но чтоб мать успокоить, проговорился: то рыбаки из города на нашем озере отдыхали. Выпили, как водится, а затем драка у них спьяну началась. Один толкнул, второй неудачно упал и с берега высокого на корягу напоролся. Первый начал вытаскивать, да только хуже сделал. Со страху в бега пустился, да уже нашли и раскололи. Вот и все. Люди страшнее черта, иной раз.
Аня потерла глаза и устало выдохнула, — вновь сказка оказалась жестокой прозой жизни.
— Но ведь лихо могло их заколдовать, чтоб драку начать? — спросила она.
— Отчего же? Могло! Да вот только нельзя разбудить в человеке то, чего в нем нет. И коль друг с кулаками идет на друга, видать, не все средь них ладно. Лиху оказалось за что зацепиться, а они противиться не смогли, — пояснила бабушка Маша. Затем протянула руку и ласково погладила внучку по голове. — Ты устала, пойдем, ляжешь в моей комнате на диване. И коли морока страшишься, оставь лампу гореть.
Приглушенные стеной голоса вырвали Аню из крепкого сна, пришедшего только с рассветом. Она решила, что это телевизор, и нет ничего зазорного поспать еще пару часов. Перевернулась на другой бок, повыше натянула одеяло и попыталась снова задремать.
— Прямо сейчас? Хорошо, я разбужу ее, — громко воскликнула бабушка за стеной.
"Нет, не телевизор" — удрученно подумала Аня, осознав, что доспать не получится. И в тот же момент ее наполнила тревога. Она поднялась и как есть, в пижаме, и вышла.
На кухне сидела бабушка Кристины, с красными опухшими глазами. Баб Маша рядом участливо держала ее за руку.
— Что…Что случилось? — осипшим голосом спросила Аня.
Соседка всхлипнула и сказала:
— Кристина попала в аварию. Она в больнице в райцентре. Состояние плохое. Рентген сделали, от удара сильного кровоизлияние случилось. Говорят операция сложная нужна, а шансы пятьдесят на пятьдесят, — она прервалась и утерла хлынувшие слезы. — Может после и не проснуться.
У Ани задрожали коленки и подкосились ноги. Ухватившись за дверной косяк, все же смогла выстоять и не упасть. Бабушка Маша вздохнула и начала утешать:
— Из райцентра в Москву перевезут. Там врачи, оборудование. Все будет хорошо, слышишь?
— Анют, — продолжила соседка. — Днем ее отправят в город на операцию, а пока она в сознании в реанимации лежит, уснуть ей не дают. Девочка моя очень просила, чтоб ты пришла к ней. Не знаю, что между вами произошло, но прошу, съезди. Прямо сейчас.
— Конечно. Одеваюсь и выезжаю немедленно!
Вадик тоже решил ехать, едва получил сообщение, краткое, отправленное ему в процессе сборов. Его отец согласился отвезти их в районную больницу, хотя было не по пути. Это конечно быстрее и удобнее, чем бежать на станцию и прыгать в электричку. В машине молчали. Водитель не выдержал, и через десять минут пути прервал его тихим бубнением радио, которое на самом деле не слушал никто.
Аня ковыряла заусенцу, та никак не хотела отваливаться, но безумно раздражала своим существованием. Так было даже лучше, ведь боль надорванной кожи немного отвлекала от тревожных мыслей. Вадик всю дорогу стучал пальцами то по стеклу, то по коленям. Им обоим стало бы легче, если бы они обсудили несчастье, случившееся с Крис. Но не могли: отец Вадима ничего не знал о злоключениях свалившихся на молодежь за эту неделю, да и, будучи жестким прагматиком, ни за что бы не поверил. Таким образом, дорога занявшая менее получаса, тянулась для них двоих будто пару часов.
Им повезло, возле главного входа больницы курил отец Кристины. Он провел в реанимационное крыло мимо строгой медсестры в роговых очках, которая зорко следила за тем чтобы никто посторонний, да ещё без бахил и халата, не просочился на вверенную ей территорию.
Палата была общая и более одного посетителя за раз туда не впускали, потому пришлось ждать своей очереди. Через напряженные десять минут дверь распахнулась и в коридор вышла Кристинина мама: прежде видная, статная женщина, теперь