– Что наверняка потребовало мужества от вашей светлости – ведь вам сейчас не до гостей.
Грустная улыбка стала признанием этому комплименту.
– Очень радей – пролепетала вдова, снова усаживаясь в свое кресло и указывая взмахом веера, что ему следует занять соседнее. Пока молодые участники обеда вели между собой довольно вымученную беседу, вдова изо всех сил старалась перед мистером Шоли. К тому времени, когда пришел лакей возвестить, что обед ожидает в соседнем зале, мистер Шоли узнал, сколь многочисленны и ужасны перенесенные ею страдания и как мужественно она держалась под ударами судьбы. Он узнал даже, каких усилий ей стоило предпринять путешествие в Лондон в условиях крайнего дискомфорта, и он был потрясен настолько, насколько ей этого хотелось. Он посчитал чудовищным, что знатной леди явно слабого здоровья пришлось трястись по скверной дороге в громоздком экипаже, да еще без единого всадника, способного защитить ее. Он заверил, что почел бы за чисть, или бы ему позволили доставить ее обратно в Фонтли в его собственной карете.
– Без всяких там трусливых прохвостов, миледи, – сказал он ей. – Она подрессорена не хуже любой из тех, в которых вы ездили, да так оно и должно быть, учитывая, сколько я за нее заплатил. И отличные, выученные в Хаунслоу форейторы, в этом можете не сомневаться, потому что Джонатану Шоли подходит только все самое лучшее.
За обедом он с внушавшей тревогу энергией вникал в планы ее светлости относительно Бата, предлагая не только устроить, учитывая все детали, ее путешествие, но и немедленно отправить в Бат смышленого молодого парня из своей конторы, чтобы выяснить, какие дома в городе сдаются внаем. Леди Линтон прерывистым голосом сказала, что не смеет доставлять ему лишние хлопоты, но он заверил ее, что для него будет удовольствием, а вовсе не хлопотами избавить ее от утомительных поисков дома. Уже начинало казаться, что бедную даму выпроводят в Бат и поместят, помимо ее воли, в любое здание, выбранное для нее смышленым молодым парнем из конторы; но как раз в тот момент, когда она бросила страдальческий взгляд на своего сына, мисс Шоли без обиняков сказала:
– Леди Линтон предпочитает сама выбрать для себя дом, папа.
– И у ее светлости есть два сына, чтобы помогать ей, сэр, – весело прощебетал Ламберт. – Да будет мне позволено так себя называть!
Говоря это, он бросил на Вдовствующую лукавый взгляд, что побудило ее любезно улыбнуться мистеру Шоли и сказать, что она ему очень признательна, но уверена Уиммеринг сумеет уладить ее дела.
– Еще бы! – согласился мистер Шоли, добавив с улыбкой:
– Это такая продувная бестия! Уж он позаботится о том, чтобы вы не остались в накладе, миледи. – Он увидел, что его замечание вызвало напряженность, и бодро сказал:
– Вовсе незачем краснеть, милорд: Вам также не стоят утруждать себя этим делом – предоставьте мне и Уиммерингу устроить все как надо! Ручаюсь, мы поймем друг друга так, как вам ни за, что не удалось бы!
Избавив семейство от смущения столь мастерским способом, он затем обратил свое внимание на Шарлотту. Его проницательные глаза оглядели ее с одобрением, но разговор между ними не клеился. При всем огромном желании разговаривать с ним любезно, чрезмерная утонченность заставляла Шарлотту смотреть на Шоли с таким же нервным удивлением, которое она испытывала бы, если бы к ней обращался туземец. Мистер Шоли обращался с молодыми дамами в шутливой и покровительственной манере. Он был убежден, что они любят, когда им делают комплименты по поводу их внешности и подшучивают насчет их кавалеров, но подобные комплименты вгоняли Шарлотту в краску, а когда он отпустил озорное замечание по поводу ее предстоящей свадьбы, предсказывая, что, когда новость огласят, будет множество разбитых сердец, она в изумлении подняла глаза на него, не в состоянии скрыть, насколько ей не по вкусу эта неуклюжая галантность. На выручку пришел Ламберт, шутливо ответив за нее. Его усилия занять мистера Шоли получили достойную оценку, но попытка подобрать верный тон привела к тому, что он стал вести себя примерно так, как человек, добродушно сюсюкающий с ребенком, и потому вскоре получил достойный отпор.
Мисс Шоли была спокойна, но весьма немногословна – обстоятельство, по поводу которого ее отец иронизировал, когда они ехали обратно на Рассел-сквер. Она сказала:
– Просто мне больше нравится слушать, чем говорить. Но я разговаривала, папа, с милордом и с мисс… Шарлоттой! Она попросила так себя называть.
– Огромное одолжение с ее стороны! – проворчал он. – Как ты с ней ладишь? Она из гордячек, да?
– О нет! Она была очень добра и хочет меня полюбить, что по-настоящему хорошо, я думаю, она не хочет; чтобы милорд женился на мне. Она изо всех сил старалась выглядеть радостной. Мне хотелось сказать ей, что я понимаю, как она должна себя чувствовать, но я недостаточно хорошо ее знаю, и, наверное, это было бы не вполне уместно.
– А теперь, Дженни, скажи мне, – потребовал мистер Шоли, положив руку ей на коленку, – ты не хочешь пойти напопятную, девочка моя? Учти, я тебя не неволю.
– Нет, я не хочу этого делать, – ответила сдержанно дочь.
Он снова уселся в углу кареты, заметив, что рад этому.
– Уже не говоря о положении, которое у тебя будет, – а этого не так легко добиться, согласись! – мне нравится его светлость. Это не значит, что он со мной одного поля ягода или что я хотел бы вести с ним совместное дело, но он такой, каким я представляю себе настоящего джентльмена. А что касается его семьи, уверен, что его матушка – милая дама, горемычная душа! Мне самому не понравилась эта сестра, но если она обращается с тобой так, как и подобает, – а ты говоришь, что так оно и есть, – пусть себе строит из себя недотрогу, коли хочет, мне все равно. Если сложить все плюсы и минусы, семья его светлости нравится мне больше, чем я ожидал.
К несчастью, семья его светлости не отвечала взаимностью на эти сантименты. Леди Линтон, с таким видом, словно она не падает в обморок лишь благодаря частому прикладыванию к своему флакону с нюхательной солью, умоляла объяснить, что она сделала, чтобы заслужить такую напасть, как мистер Шоли, а Шарлотта, заламывая руки, воскликнула:
– О, мой дорогой Адам, тебе следовало нас предупредить! Какой удар для бедной мамы! Мы никак не ожидали, что он настолько вульгарный!
– Да будет вам! – смеясь, сказал Ламберт. – Это естественно, что вы так думаете, но я могу вам сказать, что бывают еще хуже! Хотя, должен сказать. – Он осекся, встретившись со взглядом Адама, поморгал, а потом довольно поспешно закончил:
– Прошу прощения! Бывает, язык сболтнет невесть что!