– Я предоставляю судить тебе, дорогой, насколько это было мудро. И уверена, ты сделал то, что считал правильным, потому что не беру в расчет собственные неудобства!
– Но ты могла подыскать наемных форейторов и приехать в почтовом дилижансе, мама! – возразил Адам.
Уж лучше бы он промолчал, потому что ему мигом припомнили все его недостатки – особенно черствость, позволявшую ему хладнокровно относиться ко всем тем опасностям, которым подверглась бы его мать, доверь она себя наемным форейторам. Пока читалась эта нотация, у Адама было время вникнуть в детали ее туалета, и он, как только остался наедине с сестрой, спросил, не собирается ли мама нанести визит на Рассел-сквер одетая в гофрированный кресс единственным своим украшением – большой траурной брошью с изображением в серых тонах на перламутре женщины, горестно склонившейся над могилой.
– А кстати, почему Лидия не поехала с тобой? Шарлотте пришлось признаться, что Лидия сама этого не пожелала.
– Она так сильно к тебе привязана, что ей казалось, она не вынесет… то есть она…
– Понимаю тебя, – перебил он. – Однако она ошибается. Мисс Шоли очень славная девушка. Думаю, Лидии она понравится. Надеюсь, что понравится, потому что если нет, то это вызовет размолвку между нами, что очень бы меня огорчило.
Она склонила голову, но рискнула заметить:
– Позволь хотя бы раз сказать тебе, дорогой брат, как глубоко я осознаю приносимую тобой жертву! Когда я размышляю о том, что, обладая твоей решимостью…
– Шарлотта, не будь дурочкой! Ты не участница трагедии! О, я знаю, что у тебя на уме! Но такого вопроса – жениться мне или оставаться холостым – не стояло. Прошу тебя, не нужно устраивать из этого целое событие! – Он слегка обнял ее, и это сказало ей больше, чем все его слова. – Мама уже решила, где она хочет жить? Она останется в Фонтли или по-прежнему думает о Бате?
– Думает о Бате, и… ах, Адам, меня это так беспокоит, я не могу избавиться от чувства, что, возможно, мой долг – сопровождать ее! Но Ламберт считает, что стоит мне поехать в Бат, как мама снова станет противиться моему замужеству. Я в ужасной нерешительности и хочу, чтобы ты дал мне совет!
– Ты конечно же выйдешь замуж за Ламберта. У мамы будет Лидия, чтобы составить ей компанию. А также тетя Брайдстоу. Почему ты колеблешься?
– Ну, если ты не считаешь, что это дурно, – ведь мама совсем недавно овдовела! – произнесла она, запинаясь.
Он заверил ее, что вовсе не считает, от чего она тотчас повеселела, а он впоследствии удостоился сердечного рукопожатия мистера Райда, который сказал ему:
– Вдовствующая леди подает тревожные признаки того, что готова взять обратно свое согласие на брак. Вся штука в том, старина, что теперь, когда ты так удачно устроил все дела, эта партия нравится ей не больше, чем прежде, – поведал он. – Дай ей только увезти Шарлотту в Бат, и она будет находить то один, то другой предлог, чтобы удерживать ее там!
– Понимаю! Ну, если моя мать настаивает на том, чтобы ехать туда немедленно, нам лучше всего назначить твою свадьбу неделей позже моего… нашего с Дженни возвращения из Гемпшира.
Эта договоренность так и не получила одобрения Вдовствующей. Она сказала, что две столь поспешные свадьбы в одной семье произведут очень странное впечатление.
– Я должен признаться, что считаю: было бы лучше отложить замужество Шарлотты на несколько месяцев, – согласился Адам. – Если и ты того же мнения, то не переезжай в Бат до осени! У тебя, если на то пошло, вообще нет для этого никакой причины.
– Дорогой, тебе не следует просить у меня слишком многого! – возразила ее светлость. – Если мое дальнейшее пребывание в Фонтли могло бы принести тебе пользу, я бы, собрав последние силы, осталась, чтобы подавить мучительное чувство, непременно возникшее бы при виде на моем месте посторонней женщины. Но я ничем не смогу тебе помочь, мой бедный мальчик.
Это не сулило ничего хорошего от предстоящего визита на Рассел-сквер; но он, похоже, насколько Адам мог судить, прошел вполне благополучно. Леди Линтон и Шарлотта застали мисс Шоли и ее компаньонку доме, но поскольку они наносили утренний визит, то не повстречали хозяина дома. Шарлотта считала, что мисс Шоли приятно удивила маму, потому что хотя та и сожалела о невзрачности ее лица и предсказывала, что она растолстеет прежде, чем ей исполнится сорок, но сказала, когда они с Шарлоттой возвращались обратно на Албемарл-стрит, что она, по крайней мере, рада, что ей не придется краснеть за манеры своей невестки.
– И в самом деле, Адам, я считаю ее очень естественной и милой и уверена, что научусь относиться к ней хорошо, – благородно пообещала Шарлотта.
Суровую критику леди Линтон припасла для миссис Кворли-Бикс, которую описывала как противную и навязчивую. По ее словам, худшего испытания, чем быть вынужденной терпеть общество этой особы, невозможно себе представить. Но это было до того, как она познакомилась с мистером Шоли.
Встреча состоялась в отеле «Лотиан» и носила неофициальный характер; задачу пригласить семью Шоли на обед доверили Адаму. Леди Линтон, готовясь к этому скромному празднеству с мужеством мученика, умоляла его сделать все возможное, чтобы исключить из числа приглашенных миссис Кворли-Бикс, но весьма великодушно заранее сняла с него вину, сказав, что нисколько не надеется на успех, поскольку такие бесцеремонные особы непременно влезут туда, где их меньше всего ждут. Тем не менее все было с легкостью улажено мистером Шоли, который, выразив свою благодарность за то, что ее светлость, как он выразился «снизошла до них», добавил:
– Только смотрите, ни слова миссис Кью-Би, потому что я уверен: вашей светлости ни к чему ее бесконечные жеманные улыбки и кривляния.
Соответственно в назначенное утро в отель Лотианд появились только Шоли, и их провели в покои леди Линтон. Драгоценности мисс Шоли были слишком уж броскими и для ее возраста, и для такого повода. Но ее платье из сиреневого шелка было безупречно; и если панталоны и сверкающая заколка на галстуке ее родителя больше подходили для придворного торжества, нежели для праздничного обеда в семейном кругу, этот старомодный стиль не оказал ему плохой услуги в глазах Вдовствующей.
Хотя ее сын смотрел на атрибуты скорби матери с некоторой тревогой, на мистера Шоли они оказали немедленное воздействие. Он низко склонился к протянутой ему хрупкой ладони и сказал, что это очень любезно с ее стороны – пригласить его на обед. И добавил:
– Что наверняка потребовало мужества от вашей светлости – ведь вам сейчас не до гостей.
Грустная улыбка стала признанием этому комплименту.