Читать интересную книгу Спартанский лев - Виктор Поротников

   — Я согласен с Леонидом, — кивнул Клеомброт. — Более удобного случая, чтобы раз и навсегда разделаться с Аргосом, трудно себе представить. Ах, если бы знать, как умалить гнев Талфибия!

   — Эфоры велели отыскать могилу персидских послов, чтобы перезахоронить их останки в Азии со всеми почестями, — с небрежной усмешкой проговорил Леонид. — Как будто это что-то может изменить.

   — Эфорам ведь надо же что-то делать, брат, — не удержался от усмешки и Клеомброт. — Вот уже два месяца спартанцы не могут получить ни одного благоприятного оракула! А тут ещё нелепые смерти феора и глашатая Доримаха во время торжества в честь Немейских игр. Всё это явные признаки гнева богов.

   — Я вот что надумал, Мегистий. — Леонид приблизился к прорицателю и положил ему руку на плечо. — Тебе предстоит отправиться в страну молоссов[95] к оракулу Зевса Додонского. Причём отправиться немедленно!

   — Он сумел убедить в этом и эфоров, — словно извиняясь за брата, жаждущего войны, сказал Клеомброт.

   — С какой просьбой я должен ехать в Додону? — спросил Мегистий, не выразив ни удивления, ни огорчения.

   — Постарайся узнать, что надлежит сделать спартанцам, чтобы избавиться от свалившегося на них проклятия Талфибия. — Леонид вздохнул. — Я очень надеюсь на тебя, друг мой. Ведь у тебя есть друзья и гостеприимны среди додонских жрецов.

   — Я сделаю всё, что смогу, царь. — Мегистий чуть склонил голову.

Вскоре Леонид и Клеомброт ушли.

Мегистий позвал своего единственного слугу и велел ему привести с пастбища двух мулов для дальней дороги. А сам принялся складывать необходимые вещи в кожаные торбы, соединённые широким ремнём, благодаря которому их можно было легко навьючить на осла или мула. Собираясь в путь, Мегистий был совершенно невозмутим, как будто ему предстояло ехать не на север Греции за десять тысяч стадий, а совершить двухчасовую поездку в соседний городок. При этом он вёл беседу с Симонидом, который был в восторге от кушаний, подаваемых в доме Астидамии. Поэт спрашивал, из чего готовят блюда, после которых престарелый мужчина вдруг чувствует себя моложе лет на тридцать.

   — Ты пробовал нечто подобное, живя в Спарте?

   — Конечно, пробовал, — ответил Мегистий, — и не раз. Местные женщины большие мастерицы в приготовлении таких блюд. Поскольку я вдовец, то некоторые овдовевшие спартанки часто пытаются завлечь меня в свои сети. Признаюсь, в постели были хороши все, с кем мне довелось провести ночь. Однако своенравия у каждой было хоть отбавляй, а мне властные женщины не по душе, скажу честно.

   — Ты интересовался, из чего готовятся такие изумительные кушанья?

   — Интересовался, — кивнул Мегистий, сворачивая в несколько раз тёплый шерстяной плащ перед тем, как засунуть его в торбу.

   — Так рассказывай же! — Глаза у Симонида загорелись. — Не тяни.

   — Всех способов приготовления таких кушаний я не знаю, — начал Мегистий, — но наиболее распространённые могу назвать. Прежде всего чесночная похлёбка с приправой из свежей петрушки, салата и сельдерея. Эту похлёбку даже врачи рекомендуют мужьям, у которых молодые жёны. Затем хороша тыква с луком, чесноком и кориандром, которую следует тушить в оливковом масле на небольшом огне. Едят её в холодном виде.

   — Да, да! — воскликнул Симонид.— Тыкву я ел. Отлично помню! Продолжай, друг мой.

   — Ещё есть чисто спартанское блюдо: вымоченные в мёду лепестки дикой розы и календулы, — продолжал Мегистий, наполняя необходимыми в дороге вещами торбу и туго завязывая тесёмками её верх. — Это блюдо ты пробовал у Астидамии?

   — Нет, не пробовал. Зато Астидамия угостила меня кушаньем из тёртого козьего сыра с маслом и мелко нарезанными дольками какого-то корня. Было очень вкусно.

   — Знаю, — отозвался Мегистий, вытряхивая мусор из второй торбы. — Это тоже чисто лаконское кушанье. Оно готовится из сыра, молочного соуса и корня пурпурного ириса. Причём нельзя использовать дикий ирис, поскольку в нём содержится сильный яд. В пище пригоден только специально выращенный садовый ирис. Корень надо добыть на третьем году жизни растения, желательно после продолжительных дождей, потом разрезать на мелкие кусочки и высушить на солнце.

   — Поразительно! — восхитился Симонид. — Кто бы мог подумать, что корень обычного цветка имеет такую силу!

   — Поживёшь в Спарте подольше и не такое узнаешь, — рассмеялся Мегистий, складывая во вторую торбу головки сыра, ячменные лепёшки, чеснок и сушёную рыбу. — Здесь и законы, и сам образ жизни направлены исключительно на физическое совершенство граждан, на отменное здоровье их жён и детей. Телесная крепость — вот главный идол, которому со времён Ликурга поклоняются в Лакедемоне. — Мегистий сел на скамью, чтобы переодеть сандалии, и вдруг расхохотался. — Однажды я на спор затеял борьбу с одной спартанкой, уже имевшей внуков. Так ты не поверишь, Симонид, я не смог её одолеть. И проиграл спор.

Неудивительно, — промолвил Симонид, присев рядом. — Более тренированных женщин, чем здесь, я нигде не видел. А я, как ты знаешь, объездил всю Грецию...

* * *

Гостем Леонида в этот солнечный весенний день был Агафон, сын Полиместора, спартанец очень древнего рода, отмеченного в прошлом славными воинскими доблестями. С Агафоном Леонид был дружен с самого детства. Поэтому именно ему царь поручил дело необычайно опасное: под видом торговца проникнуть в Аргос и разведать, в каком состоянии ныне находится войско.

Агафон провёл в Аргосе без малого месяц и сумел раздобыть нужные сведения. Кое-что ему удалось увидеть даже своими глазами.

Послушать Агафона пришли также Клеомброт и Сперхий, муж Дафны. Пожаловали двое преданных друзей Леонида, военачальники Пантей и Эвенет.

Среди гостей в это утро был и Леарх, который благодаря усилиям своей сестры и матери стал на днях «младшим возлюбленным» мужа Горго. Леарх, в душе более тяготевший к Леотихиду, не стал противиться воле матери и почти каждый день приходил домой к Леониду, чтобы слушать его беседы с родственниками, друзьями и просто просителями, дабы обрести со временем умение сочетать в своей речи краткость содержания и глубину смысла.

В Спарте не любили длинных пространных речей и старались избегать пустопорожней болтовни. Юношей и девушек здесь приучали к тому, чтобы они сначала думали, а потом говорили, — по возможности кратко.

Когда Леонид обедал дома, а не в кругу сотрапезников в доме сисситий, то Леарх непременно сидел у него за столом, где обязательно велись беседы о доблести, скромности и добродетельных поступках. К себе на обед Леонид обычно приглашал тех граждан, которые были известны в Спарте как люди честные и добродетельные.

Вот и сегодня собравшиеся гости слушали рассказ Агафона перед тем, как перейти к утренней трапезе. В соседней комнате рабы заканчивали накрывать на стол.

Дафна, пришедшая навестить Горго, вдруг зашла в мужской мегарон и поманила к себе Леарха из-за дверной занавески. Леарх нехотя вышел в коридор, ведущий в поварню. Он решил, что у Дафны к нему какое-то срочное дело. Она же, ухватив брата за руку, увлекла его за собой в женский мегарон.

Во внутреннем дворике Леарх сердито высвободил свою руку из цепких пальцев сестры.

   — В чём дело? Куда ты меня тащишь?

   — К Горго, куда же ещё, — раздражённо ответила Дафна, вновь схватив брата за руку. — Она соскучилась по тебе. Ты не виделся с нею три дня! Это никуда не годится.

   — Я обязательно навещу Горго, но не сейчас, — взмолился Леарх. — Я хочу послушать Агафона. Скажи ей, что...

   — Никаких отговорок, братец! — Дафна была неумолима. — Я обещала Горго привести тебя к ней и сделаю это. А то, что Агафон занимает своими россказнями Леонида и остальных его гостей, так это нам только на руку. Вернее, вам. Никто не помешает обниматься и целоваться. Идём неё!

Дафна рванула брата за руку и потащила дальше за собой. В ней чувствовалась немалая сила, хотя она была стройна и женственна на вид.

Леарх подчинился, понимая, что сестру ему не переспорить. Пользуясь возрастным старшинством, Дафна всегда главенствовала над младшим братом, это повелось ещё с детских лет.

Горго изнывала, не видя Леарха, как только может изнывать женщина, все мысли которой изо дня в день заняты любимым человеком. Каждый день разлуки с Леархом казался пыткой: она ничем не могла занять себя, как ни старалась. Леарх и всё, связанное с ним, было для чувствительной Горго единственной отрадой и жизни. Потому-то в последнее время она заметно отдалилась от всех своих подруг кроме Дафны, которой Горго частенько поручала приглядывать за братом и доносить, чем он бывает занят, с кем дружит, к кому ходит в гости. Даже маленький сын гораздо меньше занимал мысли Горго, нежели возлюбленный. Плистарх очень походил на Леонида, а это не нравилось царице, и потому она была почти равнодушна к мальчику, вверив его заботам кормилицы.