Читать интересную книгу Спартанский лев - Виктор Поротников

Леотихид патетически взмахнул рукой.

Леарх слушал, забыв про чашу с вином. Таких речей он ранее не слышал!

   — И вот сильнейшее в Элладе государство пребывает в постоянной изматывающей его граждан тревоге, — продолжил Леотихид тоном сожаления. — А всё из-за чего? Из-за того, что после всех кровопролитных войн с аргосцами спартанцы так и не добились полной победы. Аргос так и остался непокорённым. Не сдался нам и Флиунт. Не покорилась Тегея. Нашим дедам удалось завоевать Мессению и обратить мессенцев в рабов. Однако страх перед восстанием покорённых мессенцев, как это уже было в прошлом, держит Лакедемон в постоянном напряжении. А ведь ещё есть лаконские илоты, которых гораздо больше, чем мессенян, и которые несут на себе ещё больший гнёт. Если от Мессении Спарту отделяет горный хребет, то лаконские илоты живут бок о бок со спартанцами, их селения разбросаны по всей равнинной Лаконике. Сколько было случаев, когда илоты тайком убивали спартанцев, подстерегая их в пути или на охоте. Сколько ещё будет таких случаев, известно только богам.

Потому-то спартанские эфоры, принимая власть, каждый год объявляют войну илотам. Потому-то спартанские юноши, достигшие совершеннолетия, рыскают с мечами по полям илотов и тайно убивают самых сильных из них, тем самым отдавая кровавую дань государству. И мне приходилось участвовать в том узаконенном злодеянии, и всем моим друзьям тоже. Да и тебе, Леарх, я знаю, не удалось избежать этого.

Леарх никогда прежде не задумывался над тем, что он делает, выполняя повеления своих наставников по физической подготовке и военному делу. Ему приказывали терпеть боль, когда секли розгами на алтаре Артемиды Орфии, он терпел. Приказывали не щадить соперников в кулачном бою, и он не щадил. Приказывали убивать ни в чём не повинных илотов, и он убивал. Теперь же, слушая Леотихида, Леарх был полон смятения. В его голове был полный сумбур из самых противоречивых мыслей. Но одно несомненно радовало: наконец-то он встретил человека, который не одобряет существующие в Спарте порядки и чаяния которого во многом совпадают с чаяниями Леарха.

   — А знаешь ли, милый друг, за что спартанская знать погубила царя Клеомена? — Леотихид понизил голос и подсел поближе к Леарху.

Леарх в растерянности потряс головой.

   — Известно, что Клеомен, желая вновь утвердиться в Лакедемоне, собрал большое войско в Фессалии и Пелопоннесе, — тихо продолжил Леотихид, сделав заговорщическое лицо. — Однако мало кто знает, что Клеомен помимо этого рассылал своих людей среди илотов, намереваясь поднять их на восстание и обещая гражданские права. Именно это до смерти перепугало спартанскую знать, которая без сопротивления уступила Клеомену царскую власть, лишь бы не доводить дело до военного столкновения. Ведь стоило только подняться лаконским илотам, как их немедленно поддержали бы мессенцы, а также порабощённые Спартой жители Кинурии и Скиритиды. Никакое мужество не спасло бы спартанцев в случае такого всеобщего восстания государственных рабов.

   — Спартанская знать предпочла уничтожить Клеомена путём тайного заговора, дождавшись, когда он распустит своих союзников по домам, — мрачно подвёл итог Леотихид и поднёс к губам кубок с вином.

Неожиданно в комнате, где беседовали хозяин и гость, появилась Дамо, супруга Леотихида.

Судя по её лицу, она явно не ожидала увидеть здесь Леарха. Посыпались бурные восторги и слова благодарности.

   — О, милый Леарх! Я схожу с ума по тебе! Свидетель Зевс и все боги! Да и Леотихид может подтвердить это, — тараторила Дамо, подскочив к Леарху и схватив его за руку. — Я столько раз упрашивала Леотихида пригласить тебя к нам в гости. Бесчисленное множество раз! И наконец-то ты пришёл к нам. О мой бог! Благодарю тебя за такой подарок!

Дамо принялась покрывать жадными поцелуями руки и плечи Леарха.

От такого проявления чувств юноша и вовсе смутился.

Леотихид ободряюще кивнул Леарху и с улыбкой произнёс:

   — Это верно. Моя жена с утра до вечера только о тебе и говорит.

Дамо потянула Леарха за собой, причём с такой силой, что тот не смог устоять на месте.

   — Извини, Леотихид, но я забираю у тебя гостя, — молвила она мужу. — И предупреждаю сразу, что верну не скоро.

Не ожидавший ничего подобного Леарх открыл было рот, чтобы возразить против такого хода событий. Однако Леотихид просительно предложил Леарху не огорчать Дамо своим отказом.

   — В какой-то мере твой отказ огорчит и меня. — Леотихид мягким толчком подтолкнул гостя к двери, куда его усердно тянула раскрасневшаяся от волнения Дамо.

И Леарх сдался. Дамо привела гостя в женский мегарон и поспешно разделась, не выказывая при этом ни малейшего смущения. Ею двигала сильнейшая страсть, которую она хотела поскорее утолить с человеком, образ которого занимал её воображение последние несколько месяцев. Это Дамо без стеснения поведала ещё по пути на женскую половину. Простота женщины и её наивная пылкая непосредственность совершенно обескуражили Леарха, который был более высокого мнения о дочери Амомфарета, известного в Спарте военачальника. Руки Дамо добивались многие, но гордый Амомфарет отдал свою единственную дочь в жёны Леотихиду, когда у того расстроилась помолвка с Горго, дочерью Клеомена.

Дамо имела довольно крупное телосложение, у неё были пышные груди с большими тёмными сосками. Леарх не смог отказать себе в удовольствии, взобравшись сверху на супругу Леотихида, поласкать эти огромные мягкие полушария, ещё не утратившие своей упругости. Тело Дамо имело красивые округлые формы, нежная кожа была тёплого оливкового цвета. В податливости, с какой она отдавалась, было столько томности и нежной покорности, столько очарования, что сластолюбивый сын Астидамии мигом забыл про неловкость и угрызения совести — такой любовницы у него ещё не было!

Распростёртая на ложе Дамо вдруг показалась Леарху самой чудной женщиной на свете. Её большой рот уже не казался ему некрасивым. Наоборот, Леарх только сейчас увидел, что этот рот с чувственными алыми губами полон крепких белоснежных зубов, которые по форме напоминают миндальный орех, такие же удлинённые, с закруглённым нижним краем. Крупный нос Дамо вблизи поразил Леарха своей строгой законченной формой, он словно был создан именно для этого лица. Но более всего восхитили её глаза, имевшие цвет тёмного ультрамарина. На фоне ослепительно белых белков и чёрных изогнутых ресниц эти блестящие тёмно-синие очи, словно вобравшие в себя чистоту неба и глубину моря, взиравшие на Леарха с неподдельной любовью, показались юному олимпионику зеркалом, и которое он был бы рад глядеть всю свою жизнь.

Леарха захлестнули нежность и вожделение. Он соединил свои уста с устами Дамо в долгом поцелуе. Этот страстный поцелуй пробудил ответную реакцию. Она с таким неистовством обняла Леарха, что у того даже хрустнули позвонки. Тренированная дочь Амомфарета обладала невиданной для молодой женщины силой.

Заметив, что у юноши от её объятия перехватило дыхание, Дамо ослабила тиски своих гибких и в то же время очень сильных рук.

Леарх пробыл в спальне Дамо целых три часа. Когда, наконец, он вернулся в покои Леотихида, там его ждала записка на восковой табличке. В этой записке хозяин извещал гостя, что неотложные дела заставили его отправиться в герусию. Далее Леотихид писал, что он всегда и в любое время будет рад видеть Леарха в своём доме, И что тот может обладать его женой когда и где захочет.

«Жизнь коротка, поэтому ни к чему отравлять её глупой ревностью», — такими словами завершилось послание.

ГНЕВ ТАЛФИБИЯ

Спартанские феоры, вернувшиеся из Дельф, привезли такой угрожающий оракул, что эфоры немедленно собрали в герусии царей и старейшин. Надо было обсудить создавшееся положение и возможные начальные последствия, если предсказание пифии сбудется.

Эта причина и заставила Леотихида покинуть своего гостя, впервые навестившего его, и поспешить на зов эфоров.

Оракул, привезённый феорами, гласил:

Печься о бедах родосцев забудь, дерзновенная Спарта!Гнев олимпийцев, как чёрная туча, скоро накроетГраждан твоих, погубивших лидийских посланцев[92].Тяжкое зло, совершенное в прошлом, нынеПосевом зловещим взойдёт как возмездие свыше.

Всем присутствующим в герусии был понятен намёк, прозвучавший в изречении пифии Дельфийского храма. Действительно, семь лет тому назад в Спарте были умерщвлены послы персидского царя, пришедшие требовать от спартанцев покорности. Символами покорности персы издревле считали землю и воду, которые они принимают от покорённых ими племён и хранят у себя. Небольшой сосуд с водой из реки или озера и горсть земли с пашни значат для персов очень много, они считают, что все люди на земле сотворены богами из земли и воды. Передача покорённым народом персам земли и воды есть священный акт, ибо это означает, что и местные боги переходят под власть высшего божества персов — Ахурамазды.