Но и такие мысли не трогали сердца юного варвара. Он замерз, потому что ветер дул постоянно, сильно, навстречу ему. В полудреме он подтянул колени к груди, руками обнял себя, и в этой позе летел еще долго, изредка вспоминая о Майло, но сразу отвлекаясь иною думой, призрачной, нелепой, вялой.
Внезапный яркий свет ослепил его, вырвал из вязкого тумана забытья; а вслед за тем — всего-то долей мгновения позже — он с головой ушел под воду, едва не захлебнувшись от неожиданности.
Вряд ли то были Серые Равнины. Эта мысль, пришедшая первой и бывшая вполне здравой, успокоила и даже рассмешила Конана. Конечно, на Серых Равнинах нет рек, озер, морей и наузов (если верно говорили старики в Киммерии), и посему он — жив и очень — очень! — голоден.
Пробкой вылетев на поверхность, он завертел головой в поисках берега, узрил желтоватую полоску, видимую пока что размыто из-за пелены в глазах, и поплыл к ней, тревожась за верный свой меч. Его надо было немедленно вытереть насухо, а потом смазать, иначе ржавчина покроет его, как панцирь железного идола… Конан уцепился рукой за мраморный окаем науза (он понял уже, что плавает в наузе), подтянул тело, легкое в воде и тяжелое в воздухе, рывком перевалился на пол. Теперь, не теряя времени на отдых и обсушку, следовало осмотреться и заняться мечом.
— Ы-ы-ы…
Услышал киммериец знакомое мычание, согревшее душу быстрее, нежели тело согрела бы теплая меховая куртка. Обернувшись, он увидел Майло, который его путем вылезал сейчас из воды, скользя когтями передних лап по гладкому мрамору. Выглядел он плачевно: если не считать того, что обращение уже почти завершилось и несчастный был теперь все же зверем, а не человеком, он пробыл под водою немногим дольше варвара, а потому едва дышал, со свистом и хрипением выбрасывая из себя мокроту. Шерсть его намокла и прилипла к телу, отчего бугры мышц сразу выделились; в зеленых глазах, мутных, с растекшейся точкой зрачка, читались ясно обреченность и снова понимание происходящего с ним и вообще; острые уши дрожали, прижимались к голове, торча над затылком как два рожка.
Конан наклонился, ухватил товарища под мышки, с удивлением ощутив его неимоверную тяжесть, и вытянул на мраморный пол. Пока Майло отфыркивался, тер лапами морду, жалобно поскуливая, киммериец оглядел помещение. Был ли это зал замка-яйца Тарафинелло, определить сейчас казалось невозможным. Никаких признаков живого тут не наблюдалось. Совершенно пустой громадный прямоугольник с неким возвышением у противоположной наузу стены освещался снопом искр, горящим под потолком в каждом из четырех углов. Как они там крепились, Конан видеть не мог, так как высотою зал был куда больше всех тех, что приходилось ему видеть прежде: едва ли тройка слонов, вставших друг на друга, достигла бы потолка, даже если б верхний слон вытянул хобот. Подняв голову, дабы рассмотреть снопы искр, варвар обнаружил огромную черную дыру прямо над наузом — по всей вероятности, они вывалились сейчас именно оттуда.
Ничего пока не понимая, Конан толкнул оборотня концом ножен, веля встать и идти за ним, и направился к возвышению — ему показалось вдруг какое-то движение за ним.
— Ы-ы-ы-о! — встревоженно сказал Майло, обгоняя товарища. — Ы-ы-о!
— Ну? — Киммериец остановился.
— Ы! Ы! Ы!
— Проклятие! — разозлился Конан. — Почему это ты должен быть впереди?
— Ы! — настаивал монстр. — Ы! Ы! Ы-ы-ы-o-o! Ы-о-о!
С вывороченных губ его на пол капала слюна, желтая и тягучая; когти скребли шерсть на груди; в глазах отражалась фигура киммерийца, многократно уменьшенная, но от этого не менее грозная. Как в зеркало посмотрев на себя в мутную зелень Майловых глаз, Конан махнул рукой, позволяя спутнику идти впереди него. Про себя он решил, что оборотень хочет первым найти ублюдка Тарафинелло и перегрызть ему, наконец, глотку, и таковое желание счел похвальным и вполне понятным — он и сам предпочитал расправляться с врагами собственной рукою, не привлекая посторонних. Интересно, знает ли прагилл о произведении чар своих, что идет сейчас вперевалку на кривых, поросших густой шерстью лапах по мраморному залу? Помнит ли о нем? Приятно ли ему будет сдохнуть от клыков его?
— А вот и ты, красавчик! — Низкий бархатный голос сразу ответил варвару на первые два вопроса.
* * *
Майло словно стал выше ростом, узрев врага. Спина его выпрямилась, плечи расправились, и он чуть не полностью закрыл от Конана небольшую фигурку прагилла. Слава Крому, который не забыл беспокойного сына своего: только киммериец хотел сделать шаг в сторону и хорошенько разглядеть ублюдка, как тут же вспомнил слова хона Буллы, велевшего ему прятаться за Майло, чтобы не обратиться в камень подобно бедным наставникам парня. Вот почему он требовал пропустить его вперед… Конан благодарно посмотрел в затылок товарища, покрытый поредевшими и свалявшимися белыми волосами, первый раз хваля себя за то, что не прогнал его тогда, в зале с железными идолами, обнаружив ужасное его превращение… Но все-таки кто он — зверь или человек?
— И кто же ты теперь? Зверь или человек?
Конана передернуло оттого, что ублюдок повторял его мысли вслух.
— Гр-р-р… — ответил Майло, не двигаясь с места.
— Не понимаю, — Тарафинелло с сожалением покачал головой. — Увы! Еще раз — увы! Но я ждал тебя, красавчик. Кольцо принес?
В мгновение варвара прошиб холодный пот, стоило прагиллу напомнить про кольцо. Где оно? Если в его мешке — то он остался у подножия мраморного яйца, а если в мешке Майло — то вот он висит у него на плече… Нет, кажется, все-таки у Майло…
— Думаю, что принес, — не услышав ответа, ублюдок успокоил себя сам. — Ты отдашь мне его, да? Я знаю, ты умный… О-очень умный… Ты не захочешь умирать в муках. Я обещаю тебе смерть приятную и скорую, но только отдай сначала кольцо…
Замерев за спиной Майло, ставшего недвижимо между ним и Тарафинелло, варвар едва не выдал себя язвительным смехом: прагилл явно боялся его товарища, видимо, памятуя о том, как он еще ребенком чуть не перегрыз ему глотку. Недаром не решался просто отобрать кольцо, а пытался выторговать его.
— Что же ты молчишь? Ах да, я и забыл, что ты не умеешь говорить… — Прагилл хихикнул. — А твоя сестрица умеет, и совсем неплохо…
При этих словах Майло, бессмысленным взором сверливший врага, вздрогнул всем телом, как будто вспомнив об Адвенте, и Конан за его спиной неминуемо был бы раскрыт, если б и он не вздрогнул от того же одновременно с товарищем.
— Хочешь посмотреть на нее? — между тем продолжал издеваться Тарафинелло. — Погоди немного, она сейчас подойдет. А пока послушай: твой дед, отвратительный и гнусный колдунишко, барон Дамарлик, украл у меня магическую формулу, на основе коей я намеревался создать свой собственный город, похожий на Прагьяндо. Проклятый вор! Он понятия не имел, для чего она нужна!.. — Низкий ровный голос прагилла зазвенел — он явно нервничал, вспоминая обиду. — С помощью ее он попытался вывести новую породу лошадей!!! О, грязный недоумок… Громкий титул, известное имя, а за всем этим — тупой и невежественный крестьянин, чернь! Конечно, из его затеи ничего не вышло, а формула пропала. Навсегда! И я решил отомстить… Я прибыл в Немедию под видом знаменитого туранского астролога, способного предсказать судьбу целого колена на сто лет вперед. Ах, как я был несчастлив, узнав о безвременной гибели мерзкого барона… Да, красавчик, твой дед упал с лошади и разбился, когда тебе едва исполнилось три года. Великолепный план мести сорвался! Но — у меня оставался ты. Пусть он не знал тебя и знать не желал, но в тебе течет его кровь, дорогой Майло (потому-то мой взгляд и не смог превратить тебя в каменную куклу). Сначала я травил тебя издалека… Ты был капризен и раздражителен, а твой глупый приемный отец приписывал сие недостатку воспитания. Потом… Потом я хотел сделать с тобой еще кое-что, но тут родилась Адвента… Она была нужна мне больше, чем ты. Родинка в форме звезды на левом колене означает для истинного прагилла многое: богатство, славу, власть… А в соединении с кольцом старой карги все возможности увеличиваются вдвое — нет, втрое! Причем совсем не обязательно иметь родинку на своем собственном колене — достаточно постоянное присутствие рядом такого человека…