- Я испытывала сильный гнев,- поделилась воспоминанием Франческа.- И стыд. У меня было ощущение, что я недостойна иметь ребенка.
Она закусила губу.
- Ты достойна,- успокоил ее Чарли.- Вы оба достойны. У вас еще будет ребенок. Помни, Господь на вашей стороне.
- Знаю,- вздохнула Франческа и посмотрела на мужа.- Правда, дорогой?
- Да,- сказал Руперт, чувствуя, что этот ответ будто вырвали у него изо рта калеными щипцами.- Господь на нашей стороне.
Однако Бог не был на его стороне, Руперт это знал. Когда они вышли из дома и направились к церкви Святой Екатерины, расположенной на небольшой площади в Челси, в десяти минутах ходьбы, Руперт начал отставать. Он хотел бы тащиться так медленно, чтобы отстать совсем, чтобы на него перестали обращать внимание и забыли о нем. Однако мечтать об этом не приходилось.
В церкви Святой Екатерины никогда ни о ком не забывали. Любой, кто хоть раз отваживался переступить ее порог, немедленно становился членом семьи. Даже случайных посетителей здесь встречали с улыбчивым радушием, заставляли чувствовать себя нужными и любимыми, уговаривали заглянуть еще разок. Тем, кто не поддавался, звонили по телефону и бодрым голосом сообщали: «Нет-нет, ничего, просто хотим убедиться, что у вас все в порядке. Вы ведь нам не безразличны». Скептиков привечали еще больше, чем истово верующих. Скептикам разрешалось выступить и открыто изложить свои сомнения, и чем серьезнее были доводы колеблющихся, тем шире расплывались в улыбках слушатели. Члены общины церкви Святой Екатерины улыбались много и часто, несли свое счастье, как знамя, излучали сияющий ореол уверенности.
Именно эта уверенность и привлекла Руперта в церковь. В первый год адвокатской работы, снедаемый отчаянием и неверием в собственные силы, он познакомился с Томом Иннзом, тоже барристером. Том был общительным и дружелюбным, вел активную общественную деятельность, связанную с церковью Святой Екатерины. Он знал ответы на все вопросы, а если готового ответа не было, Том знал, где его искать. Руперту он казался счастливейшим из всех, кого ему доводилось встречать. И Руперт, который в то время считал, что уже никогда не испытает счастья, с почти безумным пылом окунулся в круг интересов Тома, в христианское вероучение, в построение семьи. Теперь его жизнь приобрела размеренность, определенный смысл, в котором он находил удовольствие. В браке с Франческой он прожил три безмятежных года; в доме царил уют; карьера продвигалась успешно.
Никто не знал о его прошлом. Об Аллане. Руперт не рассказывал об этом ни единой душе. Ни Франческе, ни Тому, ни викарию. Ни самому Господу Богу.
Том ожидал их у дверей. Как и Руперт с Чарли, он был одет по-деловому: хорошо пошитый костюм, рубашка от Томаса Пинка, шелковый галстук. Все мужчины в общине церкви Святой Екатерины носили одинаковую одежду, одинаковые прически, одинаковые массивные золотые печатки. По выходным они надевали легкие брюки и скромные рубашки от Ральфа Лорена, либо загородные костюмы из твида.
- Руперт! Рад тебя видеть. Все готово к службе?
- Конечно.
- Молодец!
Том улыбнулся Руперту, и у того по спине пробежала дрожь. Точно такое же впечатление он пережил, когда впервые встретил Тома.
- Надеюсь, ты не откажешься быть чтецом в следующей группе изучающих Библию?
- Разумеется! Какая тема выбрана?
- Обсудим это позже.
Том вновь улыбнулся и отошел. Как ни странно, Руперт испытал легкое разочарование.
Впереди Франческа и Сью теплыми объятиями приветствовали знакомых; Чарли энергично тряс руку старого школьного приятеля. Куда бы Руперт ни глянул, повсюду толпились стильно одетые люди, имеющие хорошую работу и хорошую зарплату.
- Я просто спросил Иисуса,- услышал Руперт позади себя.- Я спросил Иисуса и назавтра проснулся с готовым ответом в голове. Я вернулся к клиенту и сказал ему…
- Не понимаю, почему люди не могут себя контролировать! - горячо говорила Франческа. В ее глазах появился блеск, а в голосе слышались резкие нотки.- У матерей-одиночек не хватает средств даже на себя!
- Не забывай, из какой они среды,- с деланно-любезной улыбкой ответила ей блондинка в пиджаке от Армани.- Мы должны поддерживать и наставлять их, а не осуждать.
- Я знаю,- пробормотала Франческа,- хотя это очень сложно.
Она бессознательно приложила ладонь к своему плоскому животу, и Руперту стало ее жаль. Он догнал жену и поцеловал ее сзади в шею.
- Не волнуйся,- шепнул он ей на ухо,- у нас будет ребенок. Надо только чуть-чуть подождать.
- А вдруг Господь не хочет, чтобы у меня был ребенок? - Франческа обернулась и посмотрела на мужа.- Что тогда?
- Хочет.- Руперт постарался произнести это с уверенностью.- Я не сомневаюсь.
Франческа вздохнула и опять отвернулась.
Рупертом овладела паника. Он не знал ответов. Да и где их найти? Он утвердился в христианской вере позднее, чем Франческа, хуже знал Библию, занимал более низкое положение и даже денег зарабатывал меньше, чем она. Тем не менее жена беспрекословно его слушалась, по собственному желанию дав обет подчиняться.
Постепенно толпа поредела, прихожане расселись по скамьям. Некоторые опустились на колени, другие выжидательно смотрели перед собой, кое-где еще болтали. Многие шуршали бумагой, приготовившись делать записи. Сумма пожертвований, собранных в церкви Святой Екатерины за одну службу, примерно равнялась годовому сбору в маленькой корнуолльской церквушке, которую Руперт посещал мальчишкой. Здесь паства могла позволить себе щедрые даяния, ни в чем себя не ущемляя. Они все так же ездили на дорогих машинах, ели изысканную пищу, путешествовали за границу.
Готовая целевая аудитория, мечта рекламщиков, подумал Руперт. Даже если продать место на стенах церкви под размещение рекламы, и то можно озолотиться. По лицу Руперта промелькнула невольная усмешка. Фраза в духе Аллана.
- Руперт! - его размышления прервал Том.- Иди, твое место впереди.
- Да-да.
Руперт сел на приготовленный для него стул и обвел взглядом паству. На него смотрело много знакомых лиц, он поймал несколько приветливых улыбок. Руперт попытался улыбнуться в ответ. Оказавшись в центре внимания, под взглядом пяти сотен христианских глаз, он вдруг почувствовал себя неуютно. Кого они в нем видят? Что думают? Руперту стало по-детски страшно. «Все считают меня таким же, как они,- внезапно дошло до него.- Но я не такой, как они. Я другой».
Заиграла музыка, все встали. Руперт тоже поднялся и послушно опустил глаза на желтый листок бумаги, который держал в руках. Мелодия церковного гимна была светлой и радостной, слова - жизнеутверждающими, однако Руперт не чувствовал радости, а, наоборот, ощущал, как по венам растекается яд. Он не мог петь, не мог разорвать круг, по которому двигались его мысли. «Они все думают, что я такой же, как они,- вертелось в голове.- А я не такой. Я другой».