Статистика преступности снижается, и в целом это мудрый ход: процент вынесения приговоров по-прежнему низок, но, по крайней мере, пойманные преступники в какой-то мере выплачивают свой долг перед обществом. Прекратившие свое существование фермы были восстановлены, и Южная Африка превратилась в массового экспортера товаров. Общество все еще не имеет единогласного мнения по поводу этого вопроса, но первоначальное возмущение похоже сошло на нет, вместе с торговым дефицитом.
Кирстен прокручивает ленту вниз. Табиле Сичека, министр здравоохранения, находится в Швеции для получения какой-то награды. В Южной Африке в прошлом были сомнительные министры здравоохранения, включая отрицающих существование ВИЧ, которые обещали, что сальса из свеклы и оливкового масла вылечит даже самый тяжелый случай СПИДа. Сичеке даже не обязательно добиваться успехов в своей работе, чтобы быть лучшим министром здравоохранения в истории.
Всем известно, что у нее было тяжелое начало жизни. Оба ее родителя и их родители умерли от СПИДа, ей пришлось покинуть школу в одиннадцать лет, чтобы присматривать за своими младшими братьями и сестрами. Когда "HI–Vax" оказался в разработке, она пробивала все препятствия на его пути. Она нашла финансирование, когда оно было необходимо, привлекла экспертов, ускорила процесс тестирования. Для того чтобы попасть в массовое распространение у вакцины могло уйти двадцать лет: Сичека сократила это срок до четырех лет. Она превратила ВИЧ/СПИД из болезни, становящейся самой частой причиной смерти в Южной Африке (кроме москитов), в такую же легкую болезнь, которую можно избежать, как и коэффициент материнской смертности.
У АНК есть несколько сильных министров, но в целом их лидерство не выдерживает давления со стороны народа. Слишком много бедных людей, бедных слишком долго, слишком мало богатых, и широкая зияющая дыра между ними. Добавьте к этому дефицит обслуживания, забастовки, наносящие вред экономике, панику из-за нехватки воды и неустанные насильственные преступления, и становится неудивительно, что всякие мудаки готовы вытащить АК-47 из-за любого засранца, который скажет что-то не то. Южноафриканцы недовольны, и это находит отражение во всех сферах жизни. Очевидно, Кирстен не единственная с пустотой внутри, там, где должно быть ее сердце. Где эта Магия Мессии, когда она так нужна?
Запись в журнале13 февраля, 1988, Вествилль
В новостях:…мне все равно.
Со мной происходит что-то странное. Что-то сжимается внутри. У меня есть все, что я хочу, замечательный муж, красивый дом, два драгоценных младенца, но у меня это странное ощущение из страха и грусти. Когда я просыпаюсь утром, я не хочу вылезать из постели. Я измотана и просто хочу проспать весь день. Когда я все же встаю, я как зомби. Иногда П приходит домой, а я сижу перед телевизором в своей пропотевшей пижаме, даже не смотрю ничего, не по-настоящему, а дети плачут в их комнате. Он становится зол на меня, но пытается не показать этого, пытается быть понимающим. Когда он так злится, то со мной не разговаривает. Не хочет показывать своих эмоций. В этой ужасающей каменной тишине он занимается детьми, переодевает их, заканчивает глажку. Мне не должно быть так безразлично, но со мной что-то не так.
Он не понимает. Дни просто слишком длинные.
Я потеряла аппетит, еда больше не выглядит привлекательной. Я существую на бесконечном количестве чашек чая. Чай иногда помогает мне почувствовать себя лучше. Не уверена, дело в самом чае или просто в чем-то, к чему стремиться: угощению, перерыву в дне, простирающемуся передо мной. И бисквитам, если они есть. Горячая чашка чая и бисквит, как маленький, исходящий паром, проблеск надежды. Если и выдается (редкий) момент, когда мои руки свободны, первое, что я делаю, вместо мытья и уборки кухни, пью чай.
У меня нет энергии ни для чего, что не является абсолютно жизненно необходимым: мытье моих волос кажется невыполнимой задачей. Мысль о том, чтобы поднять руки на такое долгое время, просто кажется выматывающей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
П обнимает меня и говорит, что любит меня, но, что мне нужно "освободиться от дурного настроения", ради деток. Он что не знает, что если бы я могла, то уже сделала бы это? Он думает, что Я ХОЧУ быть такой?
Я чувствую себя так, будто меня больше ничто не волнует. Не вижу смысла ни в чем. Я подавлена.
Может быть, я несу наказание за разрушение брака П. Разрушение приводит к разрушению. Я могу винить только себя.
Иногда я ловлю себя на мысли, что хочу, чтобы мы никогда не заводили близнецов. Они такие родные мне, правда, и я люблю их всем своим сердцем, но иногда я просто не хочу, чтобы они существовали. Хочу, чтобы мы вернулись назад в прошлое, когда были только я и П, и мы бы ходили на концерты и ужины, спали и занимались сексом, когда хотим. Иногда, когда дети требуют внимания, мне хочется ущипнуть их. Сильно, чтобы оставить след. Или просто шлепнуть их, когда они не перестают плакать. Я представляю красный след, который моя рука оставит на их бледных ножках. Конечно же, я никогда не причиняю им вреда, никогда не причиню. Но эти темные мысли не покидают меня. Заставляют меня ужасно себя чувствовать. Ужасной матерью.
Меня поглотило отчаянье.
Цветы, что я посадила, погибли. Они были фиалками.
Глава 14
ТимбилдингЙоханнесбург, 2021
Фиона и Сет лежат обнаженными в постели отеля. Они лежат на спине, смотря в потолок, позволяя воздуху из кондиционера остудить их разгоряченную кожу. Сейчас вторая половина пятницы, и им полагается быть на тимбилдинге, но вместо этого они в третьем отеле в их списке: "Пятилистном клевере". Они решили испробовать все лучшие отели в Йобурге: осталось еще тридцать шесть.
Фиона обожает отели. Ей нравится подходить к менеджеру, возбужденной и запыхавшейся и снимать комнату на час или на полдня. Ей нравится оставлять комнату в беспорядке, красть мелкие вещицы и выходить из номера через несколько часов, с блестящими глазами глубоко удовлетворенной женщины.
Сет ожидал, что она будет другой: застенчивой на регистрации в номере, заправляющей постель перед уходом, расправляющей полотенца по пути на выход, но она удивила его и себя саму. Она хихикает, наполовину раздевается и произносит что-то в духе: "Боже мой, что со мной случилось?", подразумевая: "Что ты со мной сделал?".
Она все еще носит шелковые блузки в горошек, но сменила свое практичное белье на дорогое и изысканное, которое покупает ей Сет, или теперь она сама себе покупает. На ее лице все еще красуются невинные веснушки, и она часто краснеет, но она без колебаний опускается перед ним на колени в его офисе, если дверь заперта, а камеры прикрыты.
Сет держит ее за руку, в ее руке медальон, который девушка носит не снимая. Медальоны снова в моде: даже некоторые мужчины, следящие за модой, носят их, но у Сета есть ощущение, что Фиона носит свой задолго до того, как они стали снова в тренде.
― Что в медальоне? ― спрашивает он. В наши дни их используют для различных целей хранения: таблеток, флэшек, никотиновых пластырей, шагомеров, зеркал, камер, ключей, ID, номеров телефонов.
― Он винтажный, ― говорит она. ― Там лишь несколько фотографий.
― Дай посмотреть, ― просит он, разгибая ее пальцы, держащие медальон.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
― Нет!
― Почему нет? Что ты прячешь?
Фиона хихикает.
― Ничего.
― Прячешь, ― произносит он, целуя ее в нос. ― Что там? Фото бывшего? Твои файлы для КГБ? Твоя настоящая личность?
Она смеется снова.
― Нет, глупый.
Она уступает и позволяет ему открыть медальон. На него оттуда смотрят две кошки.
― Это Кхалиси, ― показывает она. ― А это Киллмауски. У меня теперь есть и третья кошка, но здесь нет ее фотографии.