— Во всяком случае, для тяжелых работ, — говорил он. — В вопросах торговли он бы был настоящим бедствием. Чего стоит один его вид. Эта кепка и вставные зубы. А уж пока он произносил бы слово «бе-бе-бе-бегония», давно наступил бы «о-о-о-обеденный пе-пе-пе-рерыв».
Да, господин Кабульке, к сожалению, очень сильно заикался и имел неаккуратные, большие вставные зубы.
Но зато у него была добрая душа, а его кепку я находила очень симпатичной. Он носил ее и зимой и летом, и я подозревала, что только его жена знает, что у него под головным убором. Ему было шестьдесят шесть лет, но он был в прекрасной форме. Всю свою жизнь он проработал простым «бу-бу-бухгалтером», но в садоводстве разбирался хорошо. Недаром долгое время на общественных началах управлял кассой небольшого садоводческого товарищества.
Сейчас он был занят тем, что перекапывал компост и распределял его по оранжереям и клумбам. Только клумбы с травами не требовали на сегодняшний день внесения удобрения, но это Кабульке знал не хуже меня.
— Все в порядке, господин Кабульке? — крикнула я ему вместо приветствия, проходя мимо.
Помимо всего прочего, он был еще и туговат на ухо.
— Эта тачка определенно не из ка-ка-картона, — прокричал он в ответ. — Но мы уж как-нибудь о-о-одо-леем ее.
— В этом я абсолютно уверена, — громко ответила я. — Так он отвечает всегда, — сказала я тише, обращаясь к Эвелин. — Милый, не правда ли? Впрочем, это же господин Кабульке. Пойдем, ты обязательно…
— Мы уже представлены друг другу, — прервала меня Эвелин на полуслове. — Милый маленький человечек.
— Да, я тоже его обожаю. Он работает не покладая рук, даже если над ним не стоять и не подгонять его. А его жена потом ругается с нами, когда он не хочет уходить с работы, чтобы пойти с ней на какой-нибудь танцевальный вечер для стариков.
Но Эвелин не была склонна продолжать обсуждение достоинств и недостатков господина Кабульке.
— Знаешь, твои оранжереи и питомники мне понравились. Они чем-то напоминают те, что показывают в старых английских фильмах. И у тебя, похоже, действительно дар выращивать цветы. А за домом следить у тебя желания совершенно нет. Ты, похоже, не очень любишь там находиться?
— Для меня лучше, если я прихожу туда только спать, — честно ответила я и открыла дверь в оранжерею номер четыре.
— Да, я тебя понимаю, — ответила Эвелин. — Этот дом действительно угнетает. Из всего, что мне доводилось видеть, — это, наверное, самое ужасное жилище. Собственно, и для сна он совсем непригоден, и другими вещами там заниматься не захочется.
— Какими другими вещами?
— Сексом, к примеру, — уверенно сказала Эвелин. — В этих апартаментах даже настроения не возникает думать об этом.
Нет? Это меня очень обрадовало.
— Но до сегодняшнего дня у нас, во всяком случае, проблем с этим не было, — сказала я.
Эвелин презрительно шмыгнула носом.
— Вот тут позволь тебе не поверить. Один лишь взгляд на обои может в один миг сделать импотентом. Гостевая комната, в которой я сплю, оклеена какими-то безвкусными огромными орхидеями.
— Фиалками, — уточнила я.
— Фиалками, не смеши меня! Я вообще не понимаю, как вы так долго можете жить в этом доме и не свихнуться. Сегодня ночью мне хотелось оказаться в моей собственной спальне, как еще никогда в жизни.
Я ничего на это не ответила. Она во всем была права. С ее роскошной квартирой наш дом можно было сравнить так же, как какую-нибудь женскую тюрьму в Сибири.
— Как, черт побери, вы можете переносить все это так долго, ничего не меняя?
Я пожала плечами:
— Мы кое-что изменили. Крышу пришлось перекрыть и отопление подремонтировать. И сантехнику, чтобы из кранов текло что-то более приемлемое, чем ржавая вода. Но на этом деньги закончились, и косметические работы пришлось отложить. Садовое хозяйство для нас сейчас важнее.
Но Эвелин не хотела сдаваться.
— Разве ты не могла заменить эти безобразные обои, — сказала она? — Это стоит не бог весть каких денег, но хотя бы спать было бы уютнее.
— В темноте не видно, какие на стенах обои, — снова пожала я плечами.
— О, не скажи, — настаивала Эвелин. — Именно в темноте от взгляда на эти цветы приходишь в ужас. Ведь начинают сниться кошмары. Я не представляю, как перенесу это на протяжении шести месяцев.
— Тогда спи на диване в гостиной, — предложила я. — Там на стенах вообще нет никаких обоев.
— Ага, зато вместо них темно-зеленый кафель. — Эвелин поморщилась. — И объясни, почему плитка в вашей гостиной положена кое-как?
— Об этом стоит спросить прежнего владельца дома, — ответила я.
Этот вопрос я и сама задавала себе бессчетное число раз. Я не могла представить себе, что в гостиных вообще кладут на стены плитку. Штефан предположил, что это помещение могло когда-то использоваться как сауна. Тогда становился объясним и потолок из сосновых досок.
— Можно было бы отделать ее деревом, — мечтательно произнесла Эвелин. — В полвысоты стены, знаешь, в таком стиле дачного домика. Очень подошло бы тебе, учитывая род твоих занятий. И было бы совсем не так дорого. А немного белой краски для потолка вообще ничего не стоит.
— Все стоит денег, — возразила я.
Значит, Эвелин считает, что мне подходит дачный стиль. Определенно, ее стилем это не было. Что ж, я уже давно находилась в бесплодных поисках своего собственного стиля. Элизабет всегда повторяла, что моим стилем было вообще не иметь никакого стиля. Но это мне не очень нравилось. Я хотела спросить Эвелин, не относятся ли мои старые потрепанные джинсы к этому самому дачному стилю и не стоит ли мне еще добавить на ноги поношенные кеды.
В этот момент господин Кабульке вкатил в оранжерею тачку, доверху наполненную издававшим чудный аромат компостом. Я улыбнулась ему. Он любил свою работу точно так же, как я. А к какому стилю относилась его выдающаяся кепка, пожалуй, не смог бы определить никто.
— Ну что ж, поплевав на руки, примемся за дело, — произнес Кабульке.
— Точно, — ответила Эвелин. — Я могла бы немедленно поехать в строительный супермаркет.
— Но у нас нет времени для чего-то подобного, — удивилась я.
— Найдем, — ответила Эвелин. — А вдвоем дело пойдет куда быстрее.
— Но мне нужно заниматься космеями в пятой оранжерее, — сказала я. — Если хочешь, можешь мне помочь.
— Гм, — произнесла Эвелин и повернулась к господину Кабульке. — Скажите, господин Какабульке…
— Кабульке! — зашипела я.
— …Вы умеете обдирать обои со стен?
Господин Кабульке выглядел обиженным.
— Это умеет делать каждый ре-ре-ребенок, — сказал он.