— Филиппин!.. — со смехом воскликнул он, схватив руку Евы. — Я выиграл! И знайте, что потребую многого.
Раньше чем она опомнилась, Фритьоф в несколько прыжков догнал экипаж.
Филиппин! Ева растерянно улыбалась. Подруга нетерпеливо заглядывала ей в глаза, всем своим видом говоря: «Ну? Я сгораю от любопытства!»
Ева нехотя рассказала, что перед отъездом в Гренландию этот самый Нансен был у них дома. И есть такая глупая игра: двое съедают по половине одного грецкого ореха, и тот, кто при следующей встрече первый успеет сказать «Филиппин», считается выигравшим и может требовать любой подарок…
— Он писал тебе оттуда? Да?
— Несколько строчек с дороги…
— А по-моему, он от тебя без ума!
— Глупости! — вспыхнула Ева.
Все это произошло летом 1889 года, а немного позднее, в дождливую августовскую ночь, сводную сестру Фритьофа разбудил сильный стук в дверь. Было далеко за полночь — время не очень подходящее для визитов. Поэтому муж сестры, раньше чем открыть дверь, распахнул окно и гаркнул:
— Какого черта! Кто это беспокоит людей по почам?
Под окном стояла длинная серая фигура.
— Фритьоф? Ты?
— Я. Впусти.
Наверное, произошло какое-нибудь несчастье. Сестра дрожащими руками зажгла лампу. Вошел Фритьоф в обвисшем мокром костюме. На полу тотчас образовалась лужа.
— Боже мой, Фритьоф, что случилось?
Фритьоф, поглубже засунув руки в карманы, сказал:
— Решено — я женюсь на Еве!
Муж сестры выругался, прежде чем поздравить жениха. Затем он пошел за вином. Начался ночной пир. Фритьоф не был особенно откровенным с сестрой и сказал коротко, что и сам не заметил, как полюбил Еву, и что Ева тоже любит его. Так почему бы им не быть счастливыми!
Сестра в душе не одобряла выбор Фритьофа. Ева была младшей в семье, ее баловали с детства. Она привыкла к поклонникам, к успеху на сцене. А Фритьоф всегда по горло занят своими делами. Или, может, Ева заставит его взяться за ум и получить солидное, спокойное место?
Вскоре Нансен известил о помолвке с Евой друзей. Свердруп, зайдя поздравить друга, долго вздыхал и наконец решился:
— А Северный полюс — ко всем чертям?
— Нет, старина, что ты! — Нансен взял его за плечи. — Я сказал ей все. Понимаешь? Я предупредил ее, что должен пойти туда.
— И она?..
— Она — настоящий человек!
Перед свадьбой Евы старая Марен Сарс пролила немало слез: Фритьоф сначала отказывался венчаться в церкви. Мать Евы долго уговаривала его, напоминала о религиозности отца, говорила о сплетнях, которые, конечно, тотчас поднимутся вокруг брака, не освященного церковью. Пусть он подумает не только о себе, но и о Еве, о будущих детях…
Молодой и уже знаменитый путешественник женится на молодой и уже известной певице! В церкви была давка. Фритьоф страдал от духоты. Ему хотелось скорее на воздух. Накрахмаленный воротничок давил шею.
Вместо веселого свадебного путешествия молодые поехали на географический съезд в Лондон. Съезд тянулся неделю. У Евы Сарс, теперь Евы Нансен, было достаточно времени, чтобы в одиночестве поразмыслить о некоторых неудобствах жизни с таким человеком, как Фритьоф.
Когда съезд кончился, Ева взбунтовалась и сказала, что если Фритьоф намеревается и дальше целыми днями просиживать со своими учеными, то она немедленно купит билет на пароход и вернется домой. И чтоб никаких корреспондентов: они отняли столько часов у нее и Фритьофа!
Фритьоф со смехом покорился. И три недели в Лондоне, а затем в Париже они ранним утром уходили из гостиницы, чтобы до ночи бродить по бульварам, паркам и музеям.
Осенью на торжественном заседании Шведского антропологического и географического общества в Стокгольме король вручил Нансену высшую в стране географическую награду — медаль «Веги». Только пять человек получили ее до Фритьофа — сам Нордеишельд, капитан «Веги» Арнольд Паландер, русский путешественник по Африке Василий Васильевич Юнкер, американский путешественник Генри Мортон Стенли и всемирно известный исследователь Центральной Азии Николай Михайлович Пржевальский.
Лондонское королевское географическое общество позже тоже присудило Фритьофу свою высшую награду — медаль Виктории. В дипломе несколько высокопарно было сказано, что медаль доктору Нансену присуждается за то, что он первым перешел через материковый лед Гренландии; за то, что он, стоя во главе крайне опасной экспедиции, проявил наилучшие качества путешественника-исследователя; за то, что при всех испытаниях и трудностях он сделал много астрономических и метеорологических наблюдений, выполнив долг деятеля науки; за то, что он пролил свет на физический характер внутренних областей Гренландии и вообще достиг своей экспедицией многих ценных научных результатов.
Крючок в губе
Вернувшись в Кристианию после поездок по странам Европы, Нансен прежде всего заглянул в скромный дом Марты Ларсен.
— Ты опять пришел ко мне?.. — Старушка крепко расцеловала своего любимца. — Приводи ее, и живите пока у меня. Или она привыкла к роскоши, а?
В тот же вечер Нансены перебрались к Марте Ларсен. Она недавно открыла небольшой пансионат.
В доме все было старомодным, крепким. На окнах цвела розовая герань. В расписанном красными и зелеными узорами буфете красовалась оловянная посуда. Возле старого просиженного кресла Марты стояла корзина с цветной шерстью для вязания.
Марта выросла в деревне, где на земляных крышах кустилась полынь и закрома в амбарах пустовали с середины зимы. «Железные ночи», когда внезапные заморозки губили посевы, часто оставляли семью без хлеба. Уйдя из деревни на заработки, Марта поступила в прислуги к матери Фритьофа, да так и прожила в этой семье большую часть жизни, нянча ребят и заправляя всем несложным хозяйством. Фритьоф жил у нее в доме перед защитой диссертации. Она ухаживала за ним, как за сыном. В памятное майское утро, когда Кристиания встречала героев Гренландии, Марта стояла на крыльце своего дома и глядела на приближавшийся по улице Карла Иохана торжественный кортеж. Она увидела Фритьофа, который был с важными господами. И что же? Фритьоф подбежал к крыльцу, обнял ее, простую служанку, и расцеловал на глазах у всех.
Старушка прослезилась, рассказывая об этом Еве. Ева не была растрогана. В обществе, к которому она привыкла, слуги были слугами, и их не обнимали. Ева вообще предпочла бы жить либо у матери, либо в хорошей гостинице. Но стоило ли перечить Фритьофу?
Старушка относилась к ней доброжелательно и сердечко. Однако Еве порой казалось, что старой Марте хотелось бы видеть жену Фритьофа несколько иной — может быть, более привязанной к дому, более простой и работящей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});