Читать интересную книгу Куколка (сборник) - Марсель Прево

Силуэт моей незнакомки отражался со спины, и я невольно залюбовался пышным, красивым цветком ее бюста, расцветшем на тонком, гибком стебельке ее талии. Себя же я увидел en face и был поражен и унижен плачевным видом этого чуть не плачущего ребенка, готового упасть на колени и молить о пощаде. Да, я был поражен и унижен подобным видом, и тотчас же мне пришел на ум девиз дядюшки де Теней: «Всегда быть корректным и никогда – смешным». Я тотчас же выпрямился; мое лицо приняло серьезное выражение, преисполненное чувства собственного достоинства, и, несмотря на сильное внутреннее смятение, я принял облик молодого, хорошо выдрессированного дипломата на затруднительной аудиенции.

Не знаю, заметила ли моя собеседница перемену, происшедшую со мной, и если заметила, то чему приписала ее; во всяком случае, она успокоилась, в том смысле, что ей не грозила безотлагательная опасность.

И, словно желая еще сильнее расхолодить мой пыл, она сказала:

– Имейте в виду, что мы здесь далеко не в безопасности: мой муж страшно ревнив; он не спускает с меня взора, и весьма возможно, что и теперь велел кому-нибудь выследить меня.

Ее муж! Это роковое слово было произнесено и внесло новую смуту в мое поколебленное душевное равновесие. Мадлен расхохоталась и смеясь промолвила:

– Что с вами? – спросила она.

– Мне тяжело и неприятно, что вы замужем, – откровенно ответил я. – Меня мучает сознание, что существует человек, имеющий законное право быть возле вас, оберегать вас, любить, ласкать… Ну, одним словом – я ревную!

Мадлен расхохоталась и, смеясь, промолвила:

– И напрасно! Ревновать можно только к любви, а я не люблю своего мужа. – И, сделавшись вдруг серьезной, она продолжала: – Я не люблю его именно за то, что он женился на мне. Он знал – ведь он очень умен – что он вовсе не подходящий для меня муж, во-первых, потому что он гораздо старше меня, во-вторых, потому что морально между нами не было никаких точек соприкосновения, и я отнюдь не скрывала от него, что я не люблю его. Разве при этих обстоятельствах можно было ждать счастья?.. А при своей опытности он должен был предвидеть, что обрекает меня на страдание.

– Но почему же он, несмотря на все это, женился на вас? – спросил я.

– Да потому, что я физически пришлась ему по вкусу, и он не захотел упускать меня. Этот человек очень любит доказывать себе свою неотразимость и свою власть и превосходство над всеми окружающими.

Моя возмущенная совесть с жадностью ухватилась за эти сведения, чтобы усыпить себя относительно активного протеста, который мы собирались учинить против этого деспота и тирана-мужа, исключительно занятого мыслью доказать себе и всем окружающим свою неотразимость и свое превосходство.

Мне показалось недостойным меня, если я покажу себя недостаточно решительным в глазах его жены. Я решился встать, взять ручки Мадлен, заставил ее подняться со стула и обвил ее гибкий стан, тихо, но страстно привлекая ее к себе.

– Пойдемте! – тихо, но решительно шепнул я.

Она стала слабо сопротивляться, но я мягко, хотя и настойчиво повлек ее к кровати, дерзко сверкавшей среди комнаты своей белизной.

Мы стояли перед кроватью, и Мадлен позволила мне целовать ее глаза, щеки, вдыхать одуряющий аромат ее пышных волос. Когда же я припал горячим поцелуем к ее губам, она задрожала, как от сильного электрического тока.

– Это безумие! – прошептала она. – Это нехорошо!..

Что она хотела этим сказать? Не она ли только что заявила, что не любит мужа?

Она стала нервна и беспокойна. Я снова дважды ловил ее взгляд, устремленный на часы. Я уже окончательно утратил всякие понятия о морали и приличиях. В ту минуту мне было бы вполне безразлично: корректен ли я, или нет, и смешон ли? Я был весь охвачен властным желанием уничтожить последние сопротивления моей чудной незнакомки.

Как я взялся за это? Какой таинственный наставник преподает юношам, грезящим со школьной скамьи о своих будущих возлюбленных? Во всяком случае, смело утверждаю, что я оказался далеко не неловким и очень быстро и легко разобрался в целой системе кнопок и тесемок и ловко освободил от брони дивный торс, которым я так любовался три дня тому назад.

Набравшись храбрости, я усадил Мадлен на край кровати и, вставши на колени, стал расстегивать ее ботинки. Будь я опытнее, то вероятно не преминул бы обратить внимание на ту безжизненность, с которой она принимала мои услуги; но я был так молод и так охвачен своей первой страстью, что не дал себе труда раздумывать над этим явлением, а, снявши ботинки, намеревался обхватить эти стройные ножки, затянутые в черные шелковые чулки. Но мне это не удалось: Мадлен быстро вскочила, выскользнула из моих рук и подбежала к камину, оставив меня стоять на коленях перед пустой кроватью.

«Только бы не быть смешным!» – подумал я. Я тотчас же вскочил с колен и постарался принять более подходящую осанку; вероятно забота о последнем и помешала мне поинтересоваться узнать, чем объясняются бегство моей красавицы и ее явный интерес к каминным часам?

Наступали сумерки, но наши глаза уже привыкли к ним и мы еще довольно хорошо различали все предметы.

– Задерните занавеси! – сказала Мадлен.

Я повиновался. В комнате наступила полная тьма, придающая храбрость самым нерешительным влюбленным.

Бывало, в бессонные ночи, прислушиваясь к безмятежному храпу почтеннейшего дона Галиппе, несшемуся из соседней комнаты, я с замиранием сердца мысленно представлял себе возможность наступления подобной теперешней минуты; я старался представить себе свое положение, окружающую нас обстановку. Но все эти представления лишь заранее сильно запугивали меня как необходимой в данном случае дерзостью, – по крайней мере мне так казалось, – так и боязнью оказаться неловким или еще того хуже – смешным.

Мадлен велела задернуть занавеси, и наступившая темнота как нельзя более способствовала устранению пугающей неловкости. Ведь мы оба ничего не видели.

Ободренный легким шорохом снимаемых возле меня одежд, я – на мой взгляд – совершил очень значительный поступок: снял свою манишку и галстук.

Но в это мгновение сразу умолк шорох спадающих одежд, и я замер на месте, с булавкой от галстука в руке. В передней раздался резкий, властный звонок.

– Кто здесь? – спросил я вполголоса. Ответом на мой вопрос последовал энергичный стук в двери. Я быстро подошел к окну, откинул занавес и при мутном, сумеречном освещении увидел склоненную фигурку полураздетой Мадлен, сидевшей на кровати.

В то же мгновение в комнату ворвался целый сноп света, и в нее вошло несколько штатских, сильно смахивавших на приказчиков. У одного из них был в руках электрический фонарь. За этой простоватой группой виднелся элегантный господин с седеющими баками. По внешности он походил на сановника.

При виде входящих Мадлен кинулась к своему котиковому жакету и прикрылась им, насколько это было возможно, я же двинулся навстречу неизвестным гостям: предо мною расступились, и я очутился лицом к лицу с господином с седеющими баками. Рядом с ним стоял незамеченный мной толстый господин в визитке.

– Господа, – обратился я к ним, – не потрудитесь ли вы объяснить мне?..

– Простите, – вежливо прервал мою речь толстяк, – я здесь во имя закона: я – полицейский комиссар этого участка, приглашенный господином Делесталь… супругу которого мы застали здесь с вами.

С этими словами он сперва сделал жест по направлению седеющих бакенбардов, а потом по направлению котикового жакета.

Пока он говорил, я вернул себе свое самообладание и почувствовал себя хозяином всех этих плохо одетых субъектов, якобы явившихся сюда представителями закона. Мне было только неприятно сознавать себя без манишки и без галстука. Трудно себе и представить, насколько это обстоятельство смущало меня, и как мне благодаря этому было трудно выдержать властный тон, которым я обратился к личности, указанной мне под именем господина Делесталь.

– Сударь, – с величайшим достоинством произнес я, – даю вам слово, что здесь ничего не произошло между…

Но он прервал меня и полуотвернувшись промолвил:

– Поверьте, я у вас не требую никаких объяснений… Закон сделает свое дело.

«Закон» в лице своего представителя тотчас же приступил к исполнению своих обязанностей, обратившись к сидевшей женщине.

– Вы действительно супруга господина Делесталь?.. Вы признаете, что вас застали с господином… Ваше имя? – обратился он ко мне, – с господином д'Алонд?..

Комиссар тем же деревянным, безразличным тоном задал Мадлен еще три-четыре официальных вопроса, тогда как другой, по-видимому, секретарь, быстро заносил весь этот диалог на бумагу. Когда он кончил, то подал эту бумагу комиссару, а последний, лениво пробежав ее, протянул ее в свою очередь мне.

– Подпишите это, – равнодушно промолвил он.

Я отказался.

Комиссар не настаивал, а, слегка пожав плечами, передал бумагу Делесталь, который и подписался под нею.