— Пойдем, поищем ее, — предлагаю я, стараясь не поддаваться панике.
Мы быстро одеваемся, но перед выходом я возвращаюсь назад и обвожу лучом фонаря всю спальню. По спине, громко топая, пробегают мурашки, когда выясняется что кровать Дрю пуста.
— Что? — тут же рядом материализуется Крис. — Ты думаешь? —Она испуганно замолкает на полуслове, будто боясь, что если произнесет свой вопрос вслух, то он обязательно окажется истиной.
— Необязательно, — я пытаюсь ее успокоить, но сама себе не верю. Готовясь выцарапывать наступающий ужас из самых потайных мест своей головы, о которых даже не знала.
Ведь не может же Дрю быть таким идиотом, неужели он и вправду думает, что на этот раз сможет выйти сухим из воды.
— Так что будем делать? — Кристина чуть не срывается на крик из-за переживаний за подругу.
— Искать.
Мне самой хочется заголосить, но кто-то должен оставаться спокойным. Сегодня это моя прерогатива. Мы выходим в пустынный коридор и спускаемся в самый низ «Ямы», решив начать поиск со спортивной площадки. Первый час мы еще пытаемся бороться с паникой, но когда доходим до лазарета, и обнаруживаем там на койке Дрю, нехороший червячок подозрений превращается в огромную кобру фактов: Дрю без сознания и ничего выяснить у него нельзя, а дежурившая медсестра говорит, что когда она заступила, парень уже был здесь. Мы обшариваем все уголки фракции и решаем уже звать на помощь, когда одна мыслишка, посещает мой похмельный мозг.
— Идем, — тяну я Кристину за руку, и поясняю, поймав вопросительный взгляд, — доктор Стивенс должен был видеть того, кто привел Дрю, может, сможем что-либо узнать у него.
Протарабанив по двери дока, я невольно усмехаюсь, когда Роджер выскакивает почти одетым и с походным чемоданчиком.
— Что опять? — недовольно вскидывается он, готовясь бежать в спальню неофитов.
Мы с трудом его останавливаем и, получив втык по полной, все-таки выясняем, что Дрю привел вечером Фор.
— Пойдем к нему? — даже как-то немного смущается Крис. — А, может, они там того…
И только тут до меня доходит, какое «того» она имеет в виду. Вот, значит, как, меня чуть не заклеймили за якобы связь с лидером, а сами уже инструктора заклеили. Ишь какие!
— Пойдем конечно, — с нажимом говорю я. — Нужно все доводить до конца. Если она у Фора, то спокойно отправимся досыпать.
Кристине эта идея очень не нравится, но я непреклонна, как никогда, и расплачиваюсь за это сполна, когда на лестнице, ведущей на этаж с расположенными там комнатами бесстрашных, нам встречается одна сисястая знакомая. Весь ее растрепанный видок дает ясно понять, что ночка у нее была бурной.
«Ну вот» — расстраиваюсь я. — «Теперь все встало на свои места».
— Эта та, которая сосалась с Эриком? Да? — шипит Крис мне в ухо, на что я лишь киваю. — Так, у тебя было что-то с ним, или как? — не отстает она, находя эту ситуацию удобной, для того, чтобы, наконец, все выяснить.
— Или как, — огрызаюсь я. — Отстань.
Злиться на Кристину было не за что, но я злюсь, отказываясь признавать, что вытащенная напоказ интимная жизнь лидера, меня не просто задевает за живое, она пробивает брешь насквозь.
Наконец, найдя комнату Фора, мы тихонько скребемся в дверь, памятуя, как навешал нам люлей Док за слишком громкую долбежку, поднявшую его по тревоге. И, увидев смущенное лицо инструктора, мы все понимаем без слов. Он что-то порывается нам сказать, но мы, уже кивая, на манер китайских болванчиков, спиной отступаем назад. С облегчением поняв что воробушек живая, а у нас еще есть время покемарить.
Утро выдается тяжелым, мы сидим за столом и вяло ковыряемся в тарелках. Физических тренировок сегодня нет, а, значит, неофиты могут позволить себе позавтракать. У меня кусок не лезет в горло, я отчаянно зеваю, допивая остывший чай. Уснуть после ночных поисков мне не удалось, перед глазами так и стояла картина милующейся в коридоре парочки. Намучившись вдоволь, я складываю все свои глупые чувства в маленький сундучок, запираю на крепкий замок и прячу в самые дальние закрома своего сознания, на затворки ноющей души.
Запрещаю себе думать об Эрике.
Так будет лучше, иначе мне никак не выбраться из этой тьмы. Черт. Я люблю его и ненавижу, даже не зная, какое из чувств сильнее сжигает меня в прах и сводит с ума. И винить кого-то бессмысленно, за все расплачиваться все равно придется самой. А что будет дальше? Не знаю. Я живая, я свободная, но душа моя и стонет и дрожит, ощущая, что захвачена в плен фальшивых иллюзий. Ревность, обида, грусть, падают слезами с ресниц.
Хватит!
Это просто смешно. Я не хочу быть собачонкой, жмущийся к ноге благодетеля.
Не хочу. И не буду.
— Трис, — вскрикивает Кристина, заставив меня оторвать взгляд от темной жижи, плескающейся в железной кружке. — Что случилось?
Воробушек идет к нам, пробираясь между расставленных в ряд столами бесстрашных. На ее бледном личике отчетливо проявляются следы побоев, а великоватый на несколько размеров мужской свитер явно с чужого плеча. Она садится между ребятами, будто ища поддержки и защиты, костяшки пальцев содраны, из чего становится ясно, что вчера ей пришлось туго.
— Рассказывай, — сурово требует Уилл.
Наши ночные подозрения оказываются не беспочвенными: когда вчера Трис возвращалась в спальню, на нее напали трое, избили и попытались скинуть в пропасть. Подоспевший Фор отлупил двоих нападавших, которыми оказались Дрю и Андре, а третьему удалось сбежать, оставшись неизвестным. Трис не видела его лица, но подозревает Питера.
— Это не он, — уверенно отрезаю я. — Когда вечером мы вернулись в спальню, Питер храпел как трактор.
Крис тоже вспоминает, что швырялась в него ботинками, чтобы он заткнулся и дал уснуть. Хоть Питер идеально подходит на роль нападавшего, но с фактами не поспоришь, у него железное алиби, и мы тому свидетели. Так и не придумав, кому еще могло понадобиться покушаться на Трис, мы решаем, что, скорей всего, это один из урожденных неофитов, боявшийся вылететь к изгоям.
Я стою без обуви в центре города, возле старых построек, которые до сих пор никто не захотел снести. Земля перед домами плотно утоптана. Такая теплая… так приятно постоять на ней босиком… Жмурюсь на солнце, чувствуя кожей легкий ветерок. Но поверхность под моими ногами с треском рассыпается, на маленькие, неровные кусочки, уходящие, падающие вниз, утаскивающие меня за собой. Безжалостно таща в пучину, закручивающуюся из обломков зданий, камней, мусора и сырой земли, с характерным запахом. Мне кажется я теряю сознание, или это какой-то вязкий и тяжелый сон, потом наступает оглушительная тишина. Холодно, и очень душно, я пытаюсь открыть глаза, но земля и сор засыпают их, не давая проморгаться. Казалось все тело налито свинцом, голова сильно кружится, запах, отдающий нотками разложения становится невыносим, мешает дышать.
Нестерпимая боль отступает, я пробую пошевелиться. Но руки оказываются словно ватные, а онемевшие пальцы не хотят слушаться. С большим усилием воли я открываю глаза, вокруг меня темнота, такая черная, будто я ослепла.
«Где я?»
Мысли путаются в голове туманом, сложно сконцентрироваться.
«Мне холодно. Очень холодно».
Паника нарастает все больше и больше, хочется закричать, но с губ слетает едва слышный стон. Сознание постепенно возвращается ко мне, и чем больше, тем страшней мне становится. Я отчаянно ощупываю дюйм за дюймом пространство вокруг себя, камни, куски бетона, обломки деревьев и земля, больше ничего. И грудь сдавливают тиски ужаса, перераставшего в безумие, я снова пытаюсь закричать, но пересохшее горло саднит нещадно.
В висках стучит, сердце в груди бьется глухо и тяжело. По лбу стекает пот, меня сильно знобит. Вокруг была давящая на уши тишина.
«Никто не поможет».
«Нужно самой выбираться, пока не поздно».
Я начинаю разгребать сырую землю перед собой, кожу на руках раздирает об острые обломки. Не знаю в какую сторону нужно продвигаться, возможно, я только сильнее себя закапываю, но остановиться — это значит погибнуть. Я двигаюсь вперед до тех пор, пока не пробиваюсь на солнечный свет…