были другие. Но артистичность остается. <…> Очень хорошо, что я сделала что-то, что теперь стало классикой. Эти все откинутые позы. А я все это слышала у Чайковского. И огромную разницу между Одеттой и Одиллией. Одетта – королева лебедей, заколдованная девушка. Она действительно не лебедь, она заколдована. Поэтому у нее человеческая душа, человеческие отношения, а внешне – облик птицы. <…> За все мои новшества меня сильно ругали. Теперь делают многое именно так, как раньше я. В том же “Лебедином озере” я любила делать все больше положенной нормы. Широкие движения рук, корпуса, шеи; ноги стала поднимать высоко». И это сработало!
После первых парижских гастролей в 1961 году Университет танца и Институт хореографии в Париже присудили Майе Плисецкой премию имени Анны Павловой за исполнение партии Одетты-Одиллии в «Лебедином озере». «Первая советская балерина является лучшей в мире исполнительницей роли Одетты-Одиллии», – написала тогда французская газета «Экспресс».
За премией имени Павловой стоял Серж Лифарь – солист «Русских сезонов» Сергея Дягилева, сделавший имя не только как дягилевский танцовщик, но и как самобытный французский хореограф. В 1984 году Плисецкая станцует Федру в его одноименной постановке. Но покорила она Лифаря именно тогда, в 1961 году: «Майя – прекрасная дочь Терпсихоры. Я зачарован ее искусством, ее незабываемым исполнением “Умирающего лебедя”. Только одна Анна Павлова достигала такого художественного воплощения, граничащего с волшебством, когда Жизнь и Смерть, Тело и Дух – в неразрывном сплетении – воспевали единство и излучали Тайну нашего Искусства в поисках Идеала и Красоты!» – не скупясь на заглавные буквы, восхищался Лифарь.
«Лебедь» был для Плисецкой своего рода вызовом: случалось, она бисировала этот номер по три раза за вечер. И всякий раз делала это иначе: «Я не люблю танцевать одинаково. Это скучно. К тому же никогда не помню, как танцевала в прошлый раз. Могу сказать, что “Лебедь” твердо у меня не поставлен. Безусловно, есть определенная хореографическая канва номера, но нет раз и навсегда зафиксированных поз и положений. <…> Я ведь выходила и спиной к зрителям, и лицом, и из правой кулисы, и из левой. А вот волнообразные руки в нем родились случайно. Мне сказали: красиво. И я – давай стараться. Ведь была совсем девчонкой и на такие похвалы откликалась с усердием. Зато после этих рук в “Лебеде” в “Лебедином” они уже были продуманы. Эффекта колышущейся воды, то есть создания образа не только лебедя, но и самого озера, я добивалась вполне сознательно. “Уплывая” со сцены, сначала изображала крылья, потом зыбь воды, которая успокаивалась, стихала по мере моего приближения к кулисе». А еще, отыскивая новые краски для образа, который танцуешь тысячный раз и, кажется, ничего нового найти уже невозможно, Плисецкая внимательно вслушивалась в музыку: «Мне было всегда очень важно, какой инструмент играет. Как можно не обратить внимание на то, что играет скрипка, или виолончель, или флейточка. Понимаете, у каждого инструмента свой характер. Тогда совсем другая птица будет, и по-другому танцевать надо. Если не обращать внимания на это, можно и “под сухую”. На открытых грузовиках танцевала “Лебедя” для воинов, для армии. С двух или трех грузовиков снимали борты – это была сцена. А в Будапеште на Втором молодежном фестивале сцена была на траве. В те годы можно было танцевать на чем хочешь, и там я станцевала “Лебедя”. В конце туфли были зеленые, ну, потому что об траву покрасились. Но, вы знаете, в этом что-то было, мне это было интересно. Мне многое было интересно, особенно все новое». Запомните эти слова про новое: для Плисецкой это «все новое» – как путеводная звезда, очень многое объясняет в ее творческой биографии: никогда не останавливаться, делать то, что другие еще не делали, а если даже повторять что-то поставленное не для тебя, сделать это так, чтобы затмить первую исполнительницу (как это случилось, например, с «Болеро» Бежара).
Борис Акимов вспоминает:
– Я был свидетелем того, как за границей она танцевала «Умирающего лебедя» и бисировала очень часто, ее не отпускали. У нее был свой лебедь. Он был какой-то и нежный, и трепетный, и гордый. У нее там столько было нюансов. И она еще что была? Она стихийная была эмоционально. Могла вдруг… вот она репетировала, а на спектакле что-то другое, шла в такой импровиз… Но импровиз в правильном направлении, шедший изнутри в данный момент: у нее возникали эмоции изнутри, и она их воспроизводила. И эти моменты всегда были интересны. И поэтому ее было интересно смотреть на каждом спектакле. Потому что это было чуть-чуть по-другому, в зависимости от ее эмоционального состояния.
Удивительно, что «Лебедь» – номер короткий, драматичный, камерный, в котором так важны нюансы, – собирал стадионы во многих странах мира. Такова была слава Плисецкой, что люди приходили увидеть ее.
– Майя – изумительная. Изумительная. Я помню спектакль – то ли на Филиппинах, или это было в Париже, точно не могу сказать, – вспоминает Валерий Лагунов. – Она танцует «Умирающего», и дождь пошел. И она продолжает. Зрелище было фантастическое. Вот если заснять – она в луже, дождь капает – кап-кап-кап, сильнее, сильнее. А зрители начали открывать зонтики и шуметь – тук, тук, тук, тук. Она продолжает. И они видят, что она танцует, и стали закрывать зонты. Все промокли до нитки и орать ей стали. Ну, у кого такое признание? Ни у кого. Слава богу, что мы ее видели.
Это воспоминание – сродни библейскому апокрифу: мне рассказывали про этот случай (стадион, «Лебедь», дождь, открывающая и закрывающая зонтики публика) разные артисты, и каждый утверждал, что был там, и видел это лично, называя разные страны и города. И это наверняка было, хотя бы однажды. Например, в 1971 году на театральном фестивале в Авиньоне. Говорят, среди зрителей, открывавших и закрывавших зонтики, был и Пьер Карден – с этого фестиваля началась их многолетняя с Майей дружба, ставшая, как и «Лебедь» под дождем, легендой. Как и многое другое, связанное с Плисецкой.
«Умирающий лебедь, которого танцую с предвыпускного класса, гибнет. Но он борется со смертью до последней секунды, и этот поединок учит стойкости и воспевает ее. Оптимизм не в том, чтобы человек знал, “как весело смеяться”, а в том, чтобы он знал о жизни и смерти все, и делал все для утверждения жизни на Земле, для утверждения взаимопонимания людей, гармонии красоты. В этом моя собственная задача в искусстве, которую я стремлюсь решить», – говорила Плисецкая в 1985 году в интервью журналу «Музыкальная жизнь». Когда в 2002 году у нее спросили о любимом сценическом образе, она ответила: «Умирающий лебедь». А