уж, с этой ревностью надо что-то делать.
— У тебя потрясающая улыбка, — мужчина осторожно касается ладонью моей щеки, кончиком большого пальца поглаживает краешек губ. — Не представляешь, как я завидовал всем, кому ты так улыбалась. Мне такая улыбка досталась только однажды — у нас тогда Соболевский лежал, ты выходила из его палаты.
— Вёл бы себя по-другому, и тебе бы тоже улыбалась, — говорю ворчливо, и он отводит взгляд.
Хочу спросить его, почему он так третировал меня все эти месяцы, но Никита сбивает меня с мысли.
— Тогда я бы не утерпел, и первый поцелуй у нас случился бы значительно раньше, и не так, как сегодня, — фыркает.
— Он и так случился значительно раньше, — хмыкнув, ляпаю, не задумавшись.
— В каком смысле… — он ошарашенно смотрит на меня. — Аня?
— Э-э, — отступаю назад, — может, ты уже пойдёшь в душ?
Никита откладывает на кровать халат и двигается ко мне.
— Нет уж, пока ты не объяснишь!
— Да нечего тут объяснять, — пячусь к выходу из комнаты, но мужчина, естественно, оказывается значительно быстрее и ловит меня у самой двери. Смотрит внимательно, перебегая взглядом от глаз к губам и обратно, а потом прижимается лбом к стене рядом с моей головой.
— Значит, всё-таки я что-то сделал, когда выпил лишнего, — стонет обречённо. — А ведь спрашивал, стоит мне извиняться или нет.
— Это был всего лишь поцелуй, — говорю успокаивающе.
— Самое ужасное не в этом, — он стоит с закрытыми глазами, — а в том, что я так ничего и не помню.
— Ты был… — запинаюсь, но продолжаю, — вполне нормальным. И вёл себя прилично. Ну, почти.
— Давай, добивай, — Никита открывает глаза и косится на меня.
— Да не собираюсь я тебя добивать, — возмущаюсь вполне искренне. — Подумаешь, ну поцеловал, что тут такого.
— Ты не понимаешь, — он берёт моё лицо в ладони. — Это был наш первый поцелуй, а я не помню.
— Ты из-за этого расстроился? — я и в самом деле удивлена, мужчинам обычно такие вещи безразличны. — Не беспокойся, — обвиваю руками его шею, — наверстаешь!
И мы действительно начинаем навёрстывать так успешно, что пиццу привозят раньше, чем Никита добирается до душа. А после еды навёрстываем в душе, решив, что нет смысла идти туда по очереди. Ну а затем возвращаемся в спальню, где он действительно даёт мне делать всё, что хочу, и я обстоятельно мщу ему за его неторопливость несколько часов назад.
— Знаешь… что… — сообщают мне хрипло, с трудом отдышавшись после моей последней «атаки», — я, наверное, даже не против ещё пары-тройки провалов в памяти… если потом мы будем так их компенсировать!
— Компенсацию я тебе и без провалов в памяти организую, — говорю ехидно, — у меня к тебе мно-ого претензий накопилось. Целый список. Будешь отвечать за каждый пункт.
— Не надо за каждый, милая, — Никита тянет меня к себе под бок, прижимая покрепче, — я такого не переживу.
— Ничего, ты крепкий, — глажу его по кубикам мышц на животе, — справишься!
Он целует меня в макушку, я прижимаюсь к его груди, и сама не замечаю, как засыпаю.
Проснувшись утром, потягиваюсь под одеялом, как кошка, и, повернувшись к мужчине, вижу, что он уже лежит на боку и разглядывает меня.
— Доброе утро, — говорит тихо.
— Доброе… — улыбаюсь ему. — Ты давно не спишь?
— Недавно проснулся, — он тянется ко мне, — иди сюда.
Обнимает, и я нежусь в его руках.
— У меня всё тело ломит, — жалуюсь Никите.
— Не у тебя одной, хотя я вообще-то считаю себя довольно спортивным, — фыркает весело. — Но, похоже, это совсем другой тип нагрузки.
Ещё какое-то время лежим молча. Мне так хорошо, что вставать совершенно не хочется. Но понимаю, что надо.
— Ладно, отпускай меня. Пора возвращаться к реальной жизни, — тяну расстроенно и вожусь, планируя выбраться из крепких объятий, которые неожиданно становятся просто железными.
— И что это значит? — слышу помрачневший голос.
— Что нам с тобой пора на работу, где ты — заведующий отделением, а я — старший ординатор и твоя подчинённая, — развернувшись в руках мужчины, смотрю на него внимательно. — Или ты планировал появиться в больнице со мной за руку?
— Скажи сейчас, пожалуйста, что мне показалось, — он мрачно сводит брови, и я узнаю того самого Добрынина, который регулярно рычит на всё отделение. — Ты хочешь, чтобы мы с тобой делали вид, что между нами ничего нет?
Осторожно прикасаюсь пальцем к его переносице, веду вверх, расправляя морщинку на лбу.
— Не хмурься так, — прошу ласково, и мужчина вздыхает, перехватывает мою руку, целует ладонь.
Кожа покрывается мурашками, и я ёжусь, но продолжаю:
— Если ты как следует оценишь все последствия обнародования вот этого, — выразительно указываю глазами на нас, лежащих в обнимку, — то сам будешь настаивать на осторожности.
— Нет. Нет, и не проси!
Вот ведь упрямый.
— Твои аргументы, — забираюсь на него сверху, укладываюсь, положив руки ему на грудь, а подбородок сверху. Тут же чувствую, как кое-что начинает расти прямо под моим животом.
— Ч-что? — наглые ладони уже устраиваются на моей пятой точке.
— Аргументы, говорю, предъявите, Никита Сергеевич, — ёрзаю, спускаясь пониже и устраиваясь поудобнее. Мужчина сдавленно охает.
— Аннушка…
— М-м? — слегка двигаюсь, трусь всем телом.
— Это нечестно, — стонет мне в ответ.
— Хорошо, — быстро скатываюсь с него, так, что он не успевает среагировать, сажусь на другой стороне кровати, завернувшись в одеяло.
— Куда?!
Не удерживаюсь от смешка — в голосе такое разочарование, как будто у ребёнка из-под носа торт забрали.
— Ты уж определись, что тебе надо, — ехидно говорю тяжело дышащему мужчине.
— Тебя! — он тянется ко мне, но я не поддаюсь.
— Никит, ну давай поговорим, как взрослые люди? — протягиваю руку и взлохмачиваю ему растрепавшуюся чёлку. Он со стоном откидывается на подушку, прикрывая глаза рукой.
— Я тебе сейчас обрисую, как всё будет, — усаживаюсь поудобнее. — Мы сегодня приедем и заявимся в отделение вместе. Ты пожелаешь мне хорошего дня, поцелуешь на глазах у медсестёр и врачей и отправишься к себе в кабинет. Спустя два… хотя какое там два, спустя полчаса вся больница будет гудеть и обсуждать наш с тобой роман. Тебе припомнят всё твоё прошлое и всех бывших, начиная с университета — даже тех, кого ты в глаза никогда не видел. Про меня вспомнят, что я слишком рано получила статус старшего ординатора, и припишут путь к должности через постель — твою, прошлого зава, главврача и ещё неизвестно кого. А коллеги женского пола, которые до этого момента рассчитывали привлечь твоё внимание, добавят к этим слухам все гадости, которые только смогут придумать. Ты этого хочешь?
— И что ты предлагаешь? — Никита смотрит на меня скептически.
— В больнице