Уже на пороге Сиф ощутил, как кто-то мимолётно коснулся его плеча. Он резко повернул голову и заметил Тиля, застрявшего перед дверями. Тиль как-то грустно улыбнулся и отступил в сторону, пропуская идущих, а когда, выйдя, Сиф обернулся, человека-наброска уже не было видно.
Внутри стало грустно и пустынно, как на усадебном чердаке в дождь, когда серая, гремящая по крыше стена отгораживает весь мир от тебя, забравшегося куда-нибудь у окна с ногами и глядящего на залитую водой улицу. Сыро, промозгло стало на душе. Ни солнца, ни безумной пляски языков огня…
Может, и не было никаких ссор, кто знает… Может, никто никогда ни с кем не ссорился. А главное – все всё равно друг друга простили. И простят ещё, как очень хотелось верить…
Но что бы Сиф ни твердил себе, дождь всё тянется и тянется, и хочется раскрасить жизнь – какими угодно красками. Хоть – Сиф снова мимолётно коснулся визитки в кармане – «приветами» из прошлого.
Глава 3(9). Контраст
Мой друг, давай сойдём с ума в один прекрасный день,
Мы будем счастливы, когда падёт на разум тень.
Мы тихо сядем у огня, а третьим будет бред,
Мы будем вместе пить коньяк. А сукинсыны – нет.
Тэм Гринхилл
Сообщение, что на русского Великого князя было совершено покушение, разлетелось по всему новостному миру вкупе с кадрами «попорченной» машины. Прогремело, словно взрыв – о безумцах-русофобах заговорили и сеть, и газеты, и журналы, и телевидение со всеми волнами радио. Официальные издания, передачи с новостями твердили, что подрывники – сумасшедшие, маньяки, но чем дальше от официальных источников новость доходила, тем больших разброс мнений получала. Находились и сторонники, и яростные противники и нейтралы, уклончиво твердящие про демократичное общество XXI века.
– Пожалуй, меньше всего мне нравится, что появляются нейтралы, которым на нас с колокольни Ивана Великого, – пробормотал Заболотин, копаясь на компьютере в новостях сети. – А, спасибо, Сиф.
Его ординарец поставил чашку с чаем рядом с клавиатурой и взглянул на лежащий под специальным стеклом лист бумаги. Обычный альбомный формат, самый что ни на есть стандартный шрифт…
«Нам не надо России. Империя принесла войну, а мы жаждем мира!»
Ни подписи, ни отпечатков пальцев. Всё, что известно об авторе, или, вернее, о том, кто это печатал – это то, что к струйному принтеру использовались картриджи забольской фирмы «Радужица».
– Ваше высокородие, так я могу идти к Тилю? – задал, по-видимому, уже не первый раз вопрос мальчик.
– Иди, часика на три с учётом дороги, больше не выйдет, – кивнул полковник, пробуя чай. Смак! Умеет Сиф чаи заваривать.
– Хорошо, – согласился Сиф. – Тогда ждите через три часа! – и тихонько выскользнул в прихожую, не желая ни мешать Заболотину, ни, тем паче, нарваться на какое-нибудь «поручение перед выходом».
Накинув на плечи куртку-ветровку, которая скрыла погоны и нашивки на рубашке – не белой парадной, а обычной, светло-зелёной, юный офицер вышел из номера, как обычно робея при виде пышного ковра, застилающего пол в коридоре этажа. Жалко было наступать на это тёмно-вишнёвое великолепие пыльными уличными ботинками.
– Ты куда? – раздался знакомый голос.
Сиф огляделся по сторонам. В окно било струёй фонтана солнце, уже слегка окрасившее свои лучи в сторону закатно-огненного, и от этого сидящая на подоконнике девушка казалась силуэтом, вырезанным из чёрной бумаги и наклеенным на стекло.
– Друга одного проведать, – Сиф подошёл к окну и тоже присел на край подоконника. Вблизи силуэт вновь стал короткостриженой девушкой в чёрных бриджах и белой рубашке.
– Нашёл старых друзей? – спросила девушка с хитринкой в голосе.
– Одного только, – мальчик краем глаза заметил, что Алёна с любопытством разглядывает его лицо, но когда повернул к ней голову, девушка смутилась и отвела глаза.
– Ты всё-таки не пропадай надолго, – попросила вдруг она, ероша себе шевелюру.
– Не пропаду, – Сифу забрела вдруг в голову шальная мысль, что когда волосы у Алёны совсем короткие, они, наверняка, на ощупь почти как бархат.
– А то знаешь, тот взрыв… Вдруг, он только первый? – Алёна поёжилась, вспоминая гранату, и Сиф очнулся от своих дурацких мыслей:
– Не волнуйся. Всё равно всё путём будет. Вряд ли они хотят убить нас, – он постарался приободрить девушку, впервые столкнувшуюся с взрывами. Для неё это страшно, для Сифа – только неожиданно и досадно…
Сиф ощутил лёгкое превосходство – вот, в чём-то он опытнее Алёны, которая старше его лет на… пять? Шесть?.. И она его сейчас внимательно слушает, не из вежливости, не свысока. Это было здорово, это было приятно.
– Хорошо было бы, Сиф. А то мне это совсем не по нутру, – пожаловалась Алёна.
Неприятная заминка, что тяготила их вчера, за ночь исчезла без следа. Всё было так легко, спокойно, «без напряга», что хотелось вздохнуть и позволить отношениям течь своим ходом.
Да и как ей, Алёне, и в голову могло прийти тогда, что Сиф может над ней посмеяться? Сиф не такой… Он офицер, пусть и маленький. Настоящий имперский офицер – честный и благородный.
«Мечта, от которой тают все женщины от двенадцати до семидесяти двух», – усмехнулась она про себя, но эта ехидная мысль быстро куда-то спряталась на задворки сознания, чтобы гадить издали, но довольно безуспешно.
– Всё будет в порядке, – уверенно сказал Сиф, улыбнувшись, и вскочил: – Если уж сам Дядька всерьёз намерен с этим разобраться!
– Твой полковник, конечно, это здорово, – не слишком уверенно вздохнула Алёна, – но знаешь, каково было увидеть этот треклятый лист на стекле машины!
– Он – Дядька, – коротко буркнул Сиф, чувствуя, что его задевает недоверие девушки. – Он со всем на свете справится… Ладно, я пойду, удачи! Вернусь часа через три.
Он взмахнул рукой и, ускоряя шаг, направился к лифту, жалея, что лестница только для обслуживающего персонала. От каждодневно укрепляемой привычки сбегать по ступенькам с одиннадцатого этажа было сложно враз отучиться.
На улице было совсем по-летнему жарко, словно солнце забыло утром поглядеть в календарь и решило прижарить город по-настоящему. Впрочем… в Заболе всегда было жарко. Деревья вдоль тротуара изредка лениво встряхивали листьями и вновь замирали, поникнув. В центре города движение по улицам было слабое, неторопливое – течение важной, полной собственного достоинства реки. Люди, по привычке пряча друг от друга глаза, шли вдоль витрин, щурясь на солнечные блики, и у каждого был свой маршрут, своя цель впереди. Стараясь уберечь себя от чужих переживаний, люди сосредотачивались на этой своей цели и шли очень довольные.