Заболотин-Забольский ощутил странный укол ревности, когда осмелевший Тиль собственническим жестом потрепал своего младшего товарища по белобрысым вихрам. Полковник захотел одёрнуть, сказать: «Что вы себе позволяете!», но строго себе напомнил, что Сиф всё равно его ординарец, а друга, быть может, никогда не увидит больше, ну а жесты… Мало ли, разные манеры бывают у творческих людей.
– Ладно, хватит, – Сиф слегка отступил назад, когда палец Тиля оказался на его лице, пробежал по бровям, по переносицы, и движение осталось незаконченным, так и повисло где-то в районе середины носа.
– У меня привычка смотреть не только глазами, но и пальцами, чтобы понимать форму того, что рисуешь, – оправдался Тиль. – Ну… или даже просто разглядываешь… ну… Сива!
– Дурак ты, Тиль, – глубокомысленно заявил Сиф. – А косишь под умного.
– Дурак, – легко согласился художник. – Кошу. Но привычка существует, правда! Ну вот честно-честно! – с неожиданным, беспричинным жаром добавил он.
– Верю. Но если есть такая привычка, засунь руки в карманы и не вынимай оттуда, – предупредил Сиф. – Мне, может быть, неприятно, когда кто-то лицо трогает.
– А раньше…
– Тиль!
– Только давай не ссориться, – предупредил Тиль, послушно засовывая руки в карманы джинсов – разумеется, столь же угольно-чёрных, как и пиджак.
– Хорошо, ссориться не будем. Ссоры только портят встречи, – рассудительно заметил он, но продолжить не успел. Заболотин глянул на часы и строго заметил по-русски:
– Пора закругляться. Нас ждёт Великий князь.
– Загляни вечером, – умоляюще сказал Тиль и сунул в руки Сифу белый прямоугольник самой обыкновенной визитки, какие заказывают небольшими партиями за смешные деньги: прямоугольник с текстом, безо всяких изысков. – Поговорим в спокойной обстановке. И без тво…
– Не говори, – перебил Сиф. – А то опять попробуем поссориться. Я буду стараться заглянуть.
– Только обязательно-обязательно!
– Постараюсь…
– Ну обязательно, Сив… Приходи… – Тиль обнял Сифа, прижал и долго не хотел отпускать. Наконец мальчик выпутался и сердито отошёл на шаг:
– Ну что ты как ребёнок, Тиль! Вон, он уже ушёл, – Сиф мотнул голой в сторону уходящего Заболотина, развернулся и бросился его догонять.
Полковник торопился к князю – пусть тот и остался на попечении Краюх, но… но ещё со времён войны Заболотину осложняла жизнь его врождённая недоверчивость. Он даже на собственных бойцов иногда не мог положиться, хотя понимал умом, что всё это – просто его фантазии.
С Великим князем всё было, разумеется, в порядке: он вместе с президентом прогуливался вдоль стендов, а следом шагали неразлучные Краюхи, на которых уже лица не было от политических разговоров. Завидев в зале Заболотина, близнецы чуть слышно вздохнули от облегчения, разумеется, хором – словно приласкала слух команда «Вольно».
Заболотин безмолвно приблизился к Иосифу Кирилловичу, и Краюхины отступили на два шага, так что Сиф, подошедший следом, оказался ровно между братьями, очень довольный таким положением дел.
Мимо них быстрым шагом прошёл Тиль, человек-набросок, которому создавший его художник случайно посадил на грудь красную кляксу – выглядывающую из-под пиджака футболку. Молодой человек вышел, перекинувшись парой слов с контролёром и показав ему свой бэйдж участника выставки.
Все его движения был порывистые, словно со щелчком сменялись кадры в гигантском проекторе. Сиф нащупал в нагрудном кармане рубашки визитку и улыбнулся. Пусть они через слово начинают ссориться, но разве устоишь перед соблазном ещё раз увидеть Тиля, этот живой рисунок углём по бежевой бумаге?
И тут у мальчика зазвонил телефон, не требовательной трелью звонка от «начальства» – да и к чему командиру звонить, если их отделяет шаг, – а тихой песенкой. На душе стало светло и тепло, будто солнцем залило лесную лужайку. Совсем не как с Тилем – безумный, жаркий огонь…
– Да? – чуть помедлив, поднёс телефон к уху Сиф.
– Ты как? – выпалила в трубку Раста. На заднем плане чирикали птицы – видать, сидит где-нибудь в парке, плетёт венки из подвернувшихся под руки цветов, чаще всего одуванчиков. Раздался чих и обиженный голос Каши:
– Зачем цветком мне по носу возюкаешь? Апчхи, – он ещё раз чихнул, – щекотно!
– Чтобы нос был жёлтый, – хихикнула девочка. Так и есть, балуется с одуванчиками. И тут Раста переключилась обратно на разговор: – Почему не пишешь, Спец?
– Некогда, – виновато вздохнул Сиф. – Я нашёл… – он замялся. Врать ему было противно, бунтовало всё офицерское воспитание, – брата… двоюродного. Случайно совершенно! – Сифу не понравилось, как гладко прозвучала ложь, как ловко сорвалась с языка. С другой стороны, вся их дружба была пронизана этим полуобманом, полутайной…
Но иногда на душе становится по-настоящему гадко.
– Да-а?! – восторженно вскрикнула Раста, не подозревая ни о чём. – Это же здорово! А где ты сейчас? И где он?
– В картинной галерее мы. Он – художник…
– А не в той ли, куда сегодня сам наш Великий князь собирался пожаловать? – подал голос Каша. – Комарики вчера телек смотрели, там говорили.
Сиф стрельнул взглядом по сторонам и убедился, что даже самым стойким репортёрам, которые до сих пор стайкой их сопровождали, его не увидеть между двумя рослыми Краюхами.
– А я-то думал, отчего столько народу в первый зал набилось, – как можно равнодушнее произнёс он. И тут Раста и ощутила неладное:
– Подожди… Тебе разве не интересно поглядеть на самого Великого князя? Ты же такой, монархист… Помаши в камеру какому-нибудь телевизионщику, а мы вечером на тебя посмотрим…
– Не слишком интересно, – смутился Сиф. – Да и махать зачем? Вернусь и вернусь, правда, скоро ли – не знаю. Ваше дело – ждать!
– Странный ты, – проницательно заметил Каша. – Обычно не такой.
– Да какая разница, какой я! – Сиф почувствовал, как внутри зашевелилось что-то странное и незнакомое. Раздражение? – Ну всё, я пойду. Как-нибудь напишу, а звонить необязательно. Звонки дорогие.
– Ты… – начала было Раста, но вдруг голос у неё стал недовольным и очень грустным одновременно – диковинная смесь полыни с колокольчиком: – Не хочешь говорить сейчас? Ладно, удачи тебе. Будем ждать.
И повесила трубку. Неужели они впервые поссорились? Нет, нельзя же так… И звонить тоже нельзя – что он им может рассказать?
Всё-таки, даже самая капелька лжи отравляет дружбу, заметно это или нет. А воспалённая от этой лжи дружба раздражается на малейшее неосторожное, чересчур грубое прикосновение.
Внезапно Сиф понял, что они остановились в своей прогулке по залу. Иосиф Кириллович уже прощался с президентом, вся пёстрая толпа сопровождающих стекалась к ним, как весенние ручьи к пруду, и Краюхи напряглись, недружелюбно сверля взглядами подошедших слишком близко к Великому князю. Если бы взглядом можно было работать вместо дрели, в половине сопровождающих президента людей красовались бы очень круглые дырочки. И не по одной. Как в дуршлаге. Всё-таки, в охране Императорской Семьи работали всегда очень аккуратные люди.