на бога зимы и стужи. Его седые волосы в этот момент встали дыбом, и с них сыпал искрящийся снег. Сейчас хозяин туристического агентства снова напоминал того неприветливого, угрюмого старика, который шатался по лесам и полям, и которого так боялись встретить люди на Руси.
В помещении резко похолодало, словно бы в какое-то мгновение открылись двери, напустив с улицы морозного воздуха.
Студенец крякнул по-стариковски, пригладил волосы, стряхнул с них снег ладонями и сурово погрозил пальцем Метле:
– Не люблю я этого, поняла?
Метла слабо пошевелила в ответ оледенелыми прутиками.
Напуганная Василиса бросилась с пола поднимать рассыпавшиеся конфеты и осколки разлетевшейся вдребезги кружки. Нашла она и конфетницу, которая, к счастью, уцелела.
– Не трогай, порежешься, – уже более покладисто произнёс Мороз Иванович. – Сейчас веник принесу.
– А что с ней будет? – осторожно спросила баба, поглядывая на примерзшую подружку.
– К утру оттает, – насмешливо ответил древний бог, возвращаясь из туалета с веником и совком.
– Дай уж я… Мне, бабе, сподручнее с уборкой-то! – Василиса повернулась к хозяину.
– Эх… царская дочка… Раньше-то рук белых не марала! – усмехнулся он.
Баба замерла, горделиво вскинула подбородок и сказала глухо, но с достоинством:
– Сам знаешь, что не от хорошей жизни.
– Ты посиди. Я тут управлюсь. Как-никак ты у меня в гостях, царевна, – он замел осколки, выкинул их и включил робот-пылесос, чтобы тот вымыл пол с расплескавшимся чаем.
Рассказ Деда Студенца
Василиса некоторое время следила, как неведомая штука катается по полу, оставляя после себя мокрый след, но она уже почти не удивлялась волшебным вещам в этом Мире.
– Скажи мне, сосед, сам-то тут как оказался? Ты же древний бог Зимы и Стужи… а пол метёшь.
Старик усмехнулся, достал ещё одну кружку, снова налил бабе чай.
– Я же у себя дома никому не нужен был. Меня все ненавидели и боялись. Придёшь, бывало, в деревню… Перед носом двери запирают, да печи как можно жарче топят. Боялись, что выстужу все избы.
– Так ты же и так и делал, – осторожно напомнила баба.
Она-то знала, что целые деревни в суровые зимы вымерзали.
– Я тогда озлобился. Все звали меня ненавистным Студенцом… Холод и смерть всегда рядом со мной ходили…
– Так что же случилось, если ты стал не таким как прежде?
– Я тебе сейчас покажу. У меня даже подборка открыток и фотографий по моему прошлому сделана, – старик подошел к компьютеру, включил его, развернув монитор в их сторону.
Василиса уже видела картинки и видео на планшете Маруси и телефоне Витька, потому не сильно удивилась, когда экран озарился.
Мороз Иванович нашел нужную папку, запустил показ слайдов.
– Каким я был, ты помнишь, – сказал он.
Первый кадр был сделан, как настоящая лубочная картинка. На ней Студенец изображался именно так, каким его знала по детским рассказам Василиса. Он был всклоченный, худой и страшный. Шел Студенец в длинной белой рубахе, босиком в сторону крестьянских избушек на опушке зимнего леса.
Картинка сменилась другой, тоже в технике лубка. На ней Мороз Иванович уже был одет как зажиточный крестьянин в богато-вышитом кафтане. С его бороды и волос летели снежинки.
– На самом деле всё изменилось не так давно… Чуть больше двух веков назад я приобрел Волшебное Зеркало, а через него в этот Мир и попал. Как выбраться обратно, я тогда не ведал. Растерялся, как ты сейчас. Но если говорить начистоту, я и раньше бывал в этом Мире, да давненько в него не захаживал. А тут застрял. Здесь меня, бога древнего, совсем забывать стали. Стужу помнят, а что я её хозяин – нет. А для нас, древних, забвение и есть настоящая смерть… Так бы и помер я в безвестности, если бы не князь Владимир Фёдорович Одоевский. Он написал сказку «Мороз Иванович». Меня в ней прописал как мудрого и справедливого старика. Вот какого, – дед махнул рукой на картинку. – Сказка его возьми да и стань популярной в народе… И пошла гулять из уст в уста. Про меня все заговорили. Вот так великая сила искусства и вдохнула в меня жизнь заново, за что я очень благодарен Владимиру Фёдоровичу. Правда, тогда я никакого отношения к Новому году не имел.
На следующей картинке Студенец уже приобрел черты богатого русского боярина в красивой шубе, которого окружали симпатичные детки с крыльями за спиной.
– А с Новым годом меня связали чуть позже. В западных странах, не в России, на праздник к детям приходил святой кудесник – Николай Чудотворец, дарил подарки. На Руси это было не принято. Люди и подумали, что обычай неплохой – деток за хорошее поведение поощрять. И тогда попытались совместить образ Мороза Ивановича, придуманного князем Одоевским и самого Святого Николая. Так и появился я – боярин Морозко… Многие звали проще – Мороз… точнее, Дед Мороз, – Студенец улыбнулся, обнажив свои кривые зубы. – Как Деда Мороза меня все ребятишки полюбили. Знаешь, Василиса… Впервые в жизни моего прихода стали ждать, как настоящего праздника, как чуда.
– А это что за детки с крылышками?
– Ангелы. В конце девятнадцатого века в этом Мире было принято, что они вместе с Дедом Морозом на Рождество приходят. Вот так вера людская соединила то, что казалось совсем несовместным.
Дальше пошли картинки про Студенца в окружении малышей, как раздает он им подарки.
– Хорошее было время… Но наступил двадцатый век. В России сменилась власть и запретила отмечать Новый год… А раз запретили, то меня снова забывать стали.
Очередной слайд был уже черно-белой фотографией.
– Вот! – торжественно сказал Мороз Иванович. – Эпохальный момент, с которого всё и началось. Меня, уже без ангелов, без всей этой рождественской атрибутики встречают в Харьковском Дворце Пионеров! Это было в тридцать пятом году в прошлом веке. А через два года я объявился в Доме Союзов здесь, в Москве. Это была главная ёлка страны! – Студенец сменил слайд и довольно улыбнулся. – Страну тогда не Россией звали, а СССР. Было принято: как в Москве скажут, так везде повторить надо. Так и стал я самым известным дедом Советского Союза… Конечно, после дедушки Ленина. За ним в популярности было не угнаться. Богом меня никто не называл, считали сказочным персонажем… Но мне-то какая разница от того? Любая вера – все же лучше забвения.
Василиса смотрела разные фотографии – сначала черно-белые, после – цветные. Она не узнавала Студенца. Он был счастливый и радостный. Даже кривые зубы его совсем не портили.
– Тут, Василиса, меня любят, – хвастаясь, произнёс старик. – Ласково называют Дедушкой Морозом. Ждут