мстителен и злопамятен до паранойи. Монгольская знать его уважает, и слово его в монгольских кочевьях весит немало. Из того что может мне пригодиться: жаден, озабочен идеей пустить великий шелковый путь через Золотой Сарай, своего племянника Сартака, скорее всего, искренне ненавидит.
Про Сартака такой ясности не было, и я подлил своему гостю еще кумыса.
— И что Сартак так и будет мириться с тем, что дядюшка копает под его трон⁈
Мой вопрос заставил Турслана бросить на меня подозрительный взгляд, но по инерции он все же ответил.
— Пока Батый жив, никто из них друг друга не тронет, а вот когда хана не станет, тогда… — Он поднял глаза к небу. — Только великий Тенгри ведает о грядущем!
Сказав, Турслан вдруг отставил пиалу в сторону и уже другим более строгим голосом произнес:
— Сартак хочет посмотреть, как стреляет твой подарок и приказывает тебе завтра с утра быть у Сухого распадка. — Еще один суровый взгляд, и он добавил: — Чтобы ты не заблудился, я провожу тебя.
С утра, как и обещал, Турслан заехал за мной, и мы втроем двинулись в путь. До этого Сухого распадка доехали минут за двадцать и теперь вот уже три часа ждем нашего сиятельного «друга».
Кинув осуждающий взгляд в сторону дремлющего нойона, я вновь двинул по кругу, и тут Прошка взволнованно вскрикнул.
— Глянь, консул! Кажись, едут!
Поднимаю глаза и вижу показавшуюся на гребне холма группу всадников. Минута-другая, и уже можно различить, что Прохор не ошибся, это действительно Сартак и его приближенные.
* * *
Осадив коней, Сартак и его свита окружили меня полукольцом. Заранее, дабы не провоцировать голубую ханскую кровь, склоняюсь в глубоком поклоне. Слышу вокруг чавканье лошадиных копыт, смешки и плохо разбираемый гомон. Терпеливо жду, что дальше⁈
Наконец, слышу уверенный, привыкший повелевать голос.
— Покажи мне, как пользоваться твоим оружием!
'Ни тебе здрасьте, ни до свиданья! Что за манеры! — Бурча про себя, воспринимаю этот приказ как разрешение говорить и поднимаю голову. Мой взгляд встречается с глазами примерно сорокалетнего мужчины с ухоженной бородкой и традиционно жидкими монгольскими усиками. Широкие азиатские скулы, в узких прорезях отражается надменность и презрение.
Понимаю, что это и есть Сартак, наследник и старший сын Батыя. Молча жду, когда один из тургаудов свиты спрыгнет с седла и принесет мне ружье. Получив его в руки, не торопясь осматриваю и поднимаю вопросительный взгляд на Сартака.
Тот недовольно кривит губы.
— Что еще⁈
— С ружьем были еще два мешочка, где они? — Спрашиваю, а сам думаю в этот момент о том, что из этого ружья стреляли раз пять всего. Я сам ни разу, но помню, что из тех пяти два раза была осечка.
«Хорошо бы повезло в этот раз!» — Мысленно прошу у небес удачи, потому как понимаю, что от этого выстрела много чего зависит.
Пока свита суетится и ищет в поклаже мешочки с порохом и пулями, я вытаскиваю шомпол и на всякий случай прочищаю ствол. Сартак внимательно следит за каждым моим движением.
Зарядив ружье, поднимаю взгляд на Сартака.
— Если тебе, хан, не жалко, то пусть твой телохранитель снимет панцирь и поставит его вон к тому камню. — Показываю рукой на здоровенный валун в двадцати шагах. Специально выбираю такое малое расстояние, потому как дальше полет пули уже настолько непредсказуемый, что попадание становится делом случая, а не меткости.
На такой дистанции и лучник врага достанет, поэтому я и упираю на убойную силу, мол один выстрел — на одного бойца у врага меньше. С лука за это время можно и десяток стрел выпустить, а результат?!. Все десять в щит, а у врага ни одной царапины!
По указанию господина, один из всадников начинает снимать легкий кольчужный доспех, но я отрицательно качаю головой.
— Нет, не этот! — Киваю в сторону другого тургауда в арабском пластинчатом панцире. — Вон тот!
Такой доспех ни один лук не возьмет, и даже арбалет не со всякого ракурса одолеет. Это знаю я, это знает любой из стоящих вокруг всадников. На то и делается ставка!
Монгольский воин не торопится снять дорогую броню, но злой взгляд Сартака подстегивает его к действию. Через минуту он уже прислоняет его к камню и отходит.
Я насыпаю порох на полку, взвожу курок и прицеливаюсь. Пот заливает глаза, руки дрожат от нервняка и усталости. Делаю глубокий вдох и, прошептав, помоги мне бог, нажимаю на спуск.
Грохот выстрела, вонь порохового дыма и отдача, чуть не ломающая мне плечо!
Стараясь не кривиться от боли, опускаю ружье и жду, когда владелец принесет свой панцирь. По тому как медленно он идет и по его обескураженному виду, с радостью понимаю — попал!
«Слава тебе, господи!» — Выдохнув с облегчением, поднимаю взгляд на Сартака.
Тот с нескрываемым интересом долго рассматривает вмятину и пробитую пластину, а затем надменно вскидывает голову.
— Когда ты сможешь дать мне десять тысяч таких ружей⁈
«Ну что за наивность! — Мысленно не могу удержаться от иронии. — Стоял бы я здесь, если бы я мог по-быстрому сделать десять тысяч⁈»
Вместо ответа я демонстративно качаю головой.
— Дело это не быстрое, но ведь и проблема не только в ружьях, из них ведь еще стрелять надо уметь. — Сказав, вновь заряжаю ружье и протягиваю его тургауду с панцирем.
Тот инстинктивно берет оружие, а я у него броню. Накинув ее на себя, я отхожу к камню и кричу оттуда.
— Стреляй, коли попадешь, получишь от моих людей золотой динар! — Встав вместо мишени, я демонстрирую стопроцентную уверенность в своих словах.
Воин с ружьем бросает неуверенный взгляд на Сартака, и тот, зло усмехнувшись, кивает, мол давай. Порох на полку насыпан, курок взведен, монгол прицеливается, и я смотрю прямо в черную бездну ствола. Отсюда кажется, что стрелок целит прямо в упор, и несмотря на то что я насыпал пороха с таким учетом, чтобы пуля не пробила панцирь, все равно жутковато.
Выстрел! Ствол резко дернулся в сторону, и сквозь пороховой дым я вижу, как не ожидавший такой отдачи монгол с криком схватился за разбитое плечо. Ружье упало на землю, а полета пули я даже не услышал.
Неспеша иду обратно, и подняв ружье с земли, вскидываю жесткий взгляд на Сартака.
— Тебе нужны не ружья, а стрелки с ружьями!
* * *
Прикрыв глаза от солнца, смотрю вслед